находившийся в тяжелом состоянии генерал, скорее всего, не успел узнать об этом.
Для увековечения памяти Дроздовского его имя было присвоено 2-му Офицерскому стрелковому полку (развернутому впоследствии в трехполковую дивизию), 2-му Офицерскому конному полку, артиллерийской бригаде и бронепоезду. Деникин писал в прощальном приказе: «Высокое бескорыстие, преданность идее, полное презрение к опасности по отношению к себе соединились в нем с сердечной заботой о подчиненных, жизнь которых он всегда ставил выше своей...»
Однако не обошлось и без еще одной «злой шутки»: иначе Дроздовцы не могли квалифицировать назначение начальником 3-й дивизии того самого генерала Асташова, который участвовал в добровольческом движении на Румынском фронте, отказался от похода и распылил свою бригаду, прибыв затем в Добровольческую Армию частным порядком. «Но он прокомандовал дивизией всего три дня: вокруг него образовалась такая густая атмосфера, что ставка принуждена была срочно убрать его подальше от дивизии», -свидетельствует участник событий. Неприветливо был встречен и генерал В. 3. Май-Маевский, не являвшийся «походником». В конце концов признание получил только «свой» генерал Витковский.
Возвращаясь к роли Романовского в происходившем, заметим, что в дивизии «всегда могли быть более или менее в курсе дел и намерений ставки», поскольку в монархическую организацию покойного Дроздовского входил председатель Особого Совещания при Деникине генерал А. М. Драгомиров, а в Штабе Армии работали Дроздовцы капитаны В. С. Дрон и П. В. Колтышев. Как бы то ни было, загадочно звучат слова ближайшего помощника Дроздовского, что вражда двух генералов окончилась «и так же трагически для Романовского», совсем неожиданно освещая и гибель последнего в 1920 году...
Безграничное отчаяние Дроздовцев постепенно сменилось благоговейным отношением к памяти командира и всему, с ним связанному, что не могло обойтись без сильнейшей идеализации. Вот лишь два характерных примера. В октябре 1919 года в занятом белыми Чернигове в богадельне жила неизлечимо больная сестра Дроздовского Юлия Гордеевна; благодаря трогательной заботе Дроздовцев ее эвакуировали на юг в сопровождении полковой сестры милосердия. А когда ранней весной 1920-го Добровольческая Армия откатывалась к Новороссийску, специальный отряд офицеров-«походников» ворвался в Екатеринодар, где был похоронен Михаил Гордеевич, и отбил дорогой им прах, спасая от неизбежного большевицкого надругательства.
Вторично Дроздовский был тайно погребен в Севастополе, где некогда сражался его отец; о месте захоронения знали всего шесть человек, но их попытки найти могилу во время Второй мировой войны успехом не увенчались. На русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем установлен памятный знак на символической могиле генерала. Дроздовскому, в отличие от многих Белых военачальников, выпала судьба навсегда остаться в русской, а не в чужой земле.
Кем же был генерал Дроздовский в жизни и кем останется он в истории? Конечно, не «кровавым палачом народа», каким долго изображали его противники. Но и не «Архистратигом Михаилом», и не «идеальным рыцарем без страха и упрека», который запечатлен в летописях и легендах Белого движения. Прежде всего он был земным человеком, безусловно выдающимся, наделенным сильным цельным характером и охваченным сильными страстями.
Несомненны организаторский талант и дипломатические задатки этого человека. Мало кто мог сравниться с ним как командир и воспитатель; под неброской внешностью скрывались неординарные задатки вождя. Упорство, огромная трудоспособность и искреннее материальное бескорыстие неотъемлемы от него так же, как и жесткая требовательность, непримиримая беспощадность к врагам и резкая вспыльчивость. Завышенная самооценка и основанная на ней амбициозность не раз сталкивались с подобными качествами других генералов, не лучшим образом сказываясь в целом на судьбах Белого Дела, которому Дроздовский посвятил себя без остатка.
Талантливый офицер Генерального Штаба и хороший войсковой командир, во время Гражданской войны он нередко действовал неудачно, что, однако, было связано и с нежеланием покупать победу «большой кровью», и с планированием операций в вышестоящем штабе, - хотя и отказ от «правильного» маневрирования в угоду «добровольческой» тактике также не принес заметных результатов. Игнорирование деникинских приказов можно объяснить и творческим подходом к решению боевых задач. В общем, Дроздовский, даже не обладая гениальными военными дарованиями, ничем не уступал другим, более знаменитым Белым генералам. Личное же мужество позволяет провести параллель с его кумиром - Корниловым.
Последовательный монархизм Дроздовского, пусть и не имевший в то время реальных перспектив, показывает устойчивость убеждений, которые он просто не мог произвольно менять в зависимости от конъюнктуры. Думается, монархия виделась ему в роли средства - сильной единоличной власти - для возрождения Великой, Единой, Неделимой России, то есть для достижения национально-патриотической цели. Однако острая постановка политических вопросов в пику «непредрешенческой» позиции большинства Добровольческой Армии, привлекая единомышленников, в то же время угрожала расколом. Гораздо ценнее представляются старания Дроздовского заслужить симпатии политически пассивного большинства населения восстановлением элементарного административного порядка на подконтрольных территориях.
Путь Михаила Гордеевича Дроздовского в Белом движении - типичный пример судьбы выдающейся личности в эпоху «великих потрясений». И эпитафией ему могут служить восторженные слова соратника:
«В огне спадают все слова, мишура, декорации. В огне остается истинный человек, в мужественной силе его веры и правды. В огне остается последняя и вечная истина, какая только есть на свете, Божественная истина о человеческом духе, попирающем саму смерть.
Таким истинным человеком был Дроздовский...»
ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ А. Г. ШКУРО
В. Ж. Цветков
Если попытаться представить себе портрет типичного Белого казака, олицетворяющего казачью вольницу, не признающую никаких законов и предписаний, кроме «правды степных просторов», то, пожалуй, лучшего примера, чем генерал Шкуро, не найти. Лихой казак-партизан, бесшабашный гуляка, человек, большую часть своей жизни проведший в боях и походах, «степной волк», как называли его современники, он стал во многом таким же «образом» Гражданской войны, как и его боевые товарищи - «волки- шкуринцы».
Основным источником биографии Шкуро являются его воспоминания, опубликованные в Буэнос- Айресе в 1961 году. Их запись (со слов самого Шкуро) и литературную обработку сделал еще в 1920-1921 годах в Париже полковник В. М. Бек. Мемуары производят впечатление явно незавершенных (последний эпизод 24-й главы - награждение Шкуро английским орденом Бани в ноябре 1919 года) и, возможно, по этой причине их не стали публиковать в 1920-30-е годы. Позднее Бек переехал в Южную Америку, где скончался в 1944 году, а в 1960 году уцелевшая рукопись была передана вдовой полковника издательству «Сеятель» в Буэнос-Айресе, там и вышло единственное издание этой книги на русском языке. В России первое полное издание «Записок белого партизана» было осуществлено в 1991 году.
Но наличие авторских «Записок» не избавило историографию от множества ошибок и разночтений. Фамилия генерала вызывала у советских авторов некоторое злорадство, причем подчеркивалось, что «настоящая фамилия генерала - Шкура (с ударением на первом слоге. -
