проклятиями, но в страшно исхудавшем призраке, извивавшемся на кровати, я с трудом узнал Беранже.
Эта нравственная нищета производила тягостное впечатление в сравнении с роскошной постелью и гордым гербом, украшавшим смертное ложе. Два воина с трудом сдерживали беспорядочные метания умирающего, который, казалось, боролся с какими — то невидимыми существами и с ужасом и яростью отталкивал их. Холодный пот выступил на лбу суровых солдат, толпившихся в ногах кровати.
Я поднял крест и подошел к Беранже.
— Умирающий! Хочешь ли ты моей молитвы? Желаешь ли ты раскаяться? — спросил я.
Барон приподнялся и устремил на меня пылающий взгляд.
— Убирайся вон, проклятый поп! Твои глупости не спасут меня! — прорычал он неожиданно. — Прощения нет, как нет самого Бога. Уходи! Твое присутствие только усиливает мои страдания. Ах! Я весь горю… ад овладевает мною…
Кропя святой водой направо и налево, я смело взошел на возвышение, на котором стояла кровать.
— Vade retro, Satanas (Vade retro, Satanas (лат.) — Отойди, Сатана.)!.. Отступи перед Св. Крестом и оставь в покое душу, которая еще не принадлежит тебе, — сказал я. — А ты — кайся и молись!
В эту минуту Беранже протянул вперед руки, а взгляд его точно прирос к распятию, которое я держал над ним. Вдруг он пробормотал дрожащим голосом:
— Анжела, ты?!.. Ты приказываешь мне молиться?.. О! не уходи; я повинуюсь… Всемогущий Господи! Сжалься надо мной и спаси мою преступную душу!..
— Сын мой! Бог простил тебя! — радостно вскричал я, подавая ему символ искупления. Беранже прижался к нему губами и почти тотчас же скончался.
После этой великой победы я вернулся в аббатство. Давно уже не был я так счастлив. Я долго молился у гроба Анжелы, невинная душа которой помогла мне победить сатану.
Снова мирно протекли года. Баронство перешло к другим владельцам, истинным и благочестивым синьорам. Как и прежде, один из братьев нашей общины занимал место капеллана в замке.
Мало — помалу время изгладило воспоминание о зловещих событиях, очевидцем которых я был, как вдруг один неожиданный случай снова раскрыл мои душевные раны.
Однажды я узнал, что какой — то неизвестный бродяга непонятным образом пробрался ночью в замок и убил одного солдата и старика — отца владетеля замка. Он чуть было не убил и последнего, крича, что он его сын и что он пришел отомстить ему. Безумца, конечно, схватили, но ему удалось каким — то образом бежать.
Никто не мог понять этой истории, но у меня, с быстротой молнии, мелькнула мысль, что этот странный бродяга мог быть Амори. Узнав каким — нибудь образом о своем происхождении и о своих правах, он пробрался в замок, чтобы отомстить убийце своей матери. Я никому ничего не сказал о своих предположениях и молча плакал. Но с этого дня я решил ежедневно утром произносить особенную молитву Пресвятой Деве Марии, чтобы она спасла и поддержала несчастного сына Анжелы.
Спустя два года после этого печального случая, к нам в аббатство приехал некий рыцарь. Он долго молился в церкви, опустив голову на руки. По окончании божественной службы, рыцарь простерся перед аббатом и, облобызав его колени, просил принять его в число братьев, так как он утомлен жизнью и желает посвятить Богу остаток своих дней.
Приор поцеловал его и позволил ему остаться в нашей общине. Но каково же было мое удивление, когда в новом брате я узнал мессира Рене де Клорифона. Прошлое сблизило нас и сделало друзьями. Во время наших долгих бесед брат Анж — такое имя принял мессир Рене при пострижении — рассказал мне всю свою жизнь и странные события, составляющие как бы заключение к моему рассказу. По моей просьбе он записал свои воспоминания, так как мои года делали для меня эту работу очень тягостной. Зрение мое сильно ослабло и перо уже начало дрожать в моих руках.
Я, Рене де Клорифон, в пострижении брат Анж ордена св. Бенедикта, написал эти воспоминания по просьбе отца Амбруаза, который говорит, что рука его дрожит и отказывается держать перо. Моя же рука не искусна в писании, так как всю жизнь имела дело только со шпагой и копьем, а не с мирным орудием писца. Но что за беда. По всей вероятности, никто никогда не прочтет этих страниц. Описываемые здесь события имеют интерес только для нас — двух стариков. Длинные зимние вечера я хочу посвятить воспоминаниям о единственной женщине, которую я любил и у гроба которой хочу жить и молиться до конца моих дней. Печальный рассказ свой я начну с той минуты, когда я, вернувшись в свою палатку, нашел ее пустой и прочел прощальные слова Анжелы. Погоня за беглецами не привела ни к чему. В страшном отчаянии я похоронил барона Жильберта в капелле, уцелевшей от грабежа, и затем присоединился к армии. Я бросался во все самые опасные места, но смерть, видимо, щадила меня и я был только ранен.
В награду за мои подвиги король пожаловал мне замок Вотур с баронским титулом. После нескольких новых и тщетных поисков Анжелы я окончательно поселился в замке Вотур, этой могиле моих надежд на счастье, хотя и владел землями в Аквитании. Я поместился в той же комнате, где жил в качестве пленника и куда Анжела приходила советоваться со мной относительно защиты замка.
Несколько лет спустя семейные дела вынудили меня ехать в Оверн. Однажды, чувствуя себя очень утомленным, я попросил гостеприимства в одном богатом замке. На мой вопрос, чей это замок, мне сказали, что он принадлежит барону де Верделе. Это имя пробудило во мне тяжелые воспоминания, но тем не менее я ничего не подозревал. Когда же меня ввели в почетную залу, я с удивлением узнал в принимавшей меня владелице замка свою потерянную невесту. Мой вид тоже сильно взволновал Анжелу, но она скоро овладела собой. В ответ на мои упреки, она с достоинством попросила меня не забывать, что она замужем.
Пока мы разговаривали, около нас играли двое маленьких детей, прелестных, как херувимы. Но что — то скорбное в выражении глаз Анжелы и в складке ее губ дало мне убеждение, что она несчастлива и что душа ее полна горечи.
За обедом я увидел барона. Бледное лицо и холодное высокомерие произвели на меня отталкивающее впечатление. Но что особенно удивило и возмутило меня, это появление в столовой грязной и растрепанной женщины. Грубость этой женщины с Анжелой и ее отвратительная фамильярность с бароном были для меня совершенно непонятны. Она без всякого стеснения ударила по плечу барона и сказала, что ему нечего терять здесь время, когда в башне работа стоит без него. Верделе тотчас же встал, извинился, что оставляет меня, и ушел вместе со своей грязной подругой.
Когда мы остались одни, я стал расспрашивать Анжелу. Под влиянием гнева и оскорбленной гордости она сделалась откровеннее обыкновенного, и я понял роль, какую играла цыганка в замке.
Любовь, жалость и негодование наполняли мое сердце. Быстро решившись, я предложил молодой женщине бежать со мной в Вотур, где я сумею защитить ее или умереть вместе с нею.
— Вы не подумали о том, что говорите, — недовольным тоном ответила она. — Неужели вы считаете меня способной бросить детей и вступить в качестве вашей любовницы в замок моих предков?
Я пробормотал что — то о разводе, о правах всякого человека защищаться, но Анжела нетерпеливо покачала головой.
— Бросьте эти глупости, мессир Рене! Я не покину своего поста, как прежде не сдала Вотура. Пусть исполняется моя мрачная судьба! Если же вы услышите о моей внезапной смерти, то знайте, что я пала жертвой этой отвратительной женщины, которая жаждет моей смерти. Но я хочу обратиться к вам с одной просьбой. Вы сейчас предлагали мне убежище. Умоляю вас, не откажите в нем моим детям, так как цыганка уничтожит их, как только меня не станет на свете. Посмотрите! Я до такой степени боюсь, что их у меня похитят, что наложила им на руки метки.
Подозвав мальчика, она откинула ему рукав и показала мне вытатуированный герб у него на руке.
— Итак, Рене, если вы по — прежнему любите меня, постарайтесь быть покровителем этих детей. Я завещаю их вам. Капеллан поможет вам похитить их из замка, когда цыганка займет мое место. Эта женщина сумеет утешить отца в исчезновении детей. Когда же Амори вырастет или когда умрет Беранже, вы предъявите права сирот.
Со слезами на глазах я поклялся заботиться о завещанных мне детях, как о своих собственных, но выразил при этом надежду, что она еще долго проживет. Анжела ничего мне не ответила и только печально покачала головой. Затем я простился с ней, так как не хотел ночевать в замке. Перед отъездом я зашел к
