казалась каким — то гением добра, перед которым должны отступить все злые и нечистые силы, оспаривавшие тело и душу больного.
Горячий и чистый порыв невинной души Алисы достиг до божественного Престола Искупителя, знающего все слабости человеческого сердца, которое жестоко борется с грубыми плотскими инстинктами.
И какая молитва может быть приятнее Спасителю, как не та, которая возносится к Нему чистою и лишенною всякого эгоизма? Легко умолять Господа и вымаливать у Него жизнь существа, с которым любовь связывает вас всеми фибрами вашего существа и смерть которого вырывает кусок вашего сердца и разбивает ваше счастье и будущее. Но в эту торжественную минуту Алиса не могла платить любовью за любовь, так как она не была любима и получала одни только оскорбления. Человек, жизнь которого она оспаривала и которому приносила в жертву свое будущее и свои надежды на счастье, не был для нее ни верным, ни любящим мужем. Он весь отдался другой женщине. Но именно это — то самоотречение и забвение всех обид и делало молитву Алисы высокой и приятной Иисусу Христу и привлекло на молодую женщину Его Божественную помощь и милосердие.
Вся отдавшись горячей молитве, молодая женщина забыла все окружающее и на минуту как бы освободилась от связывающих нас телесных цепей, что дало возможность проникнуть ее взгляду в невидимый мир. Вдруг Алиса увидела, как полутемная комната озарилась синеватым светом и при этом свете она заметила женщину, которую уже раз видела у изголовья Беранже. Как черная туча, испещренная кровавыми молниями, вилась она над больным. Фосфоресцирующая нить, наполовину черная, наполовину красная, связывала ее с Беранже.
На бледном лице, с красными, как кровь, губами отражались все неудовлетворенные страсти и все нечистые желания, раздиравшие эту несовершенную душу. Глаза ее, полные ярости и ужаса, переходили от больного к странному и ужасному существу, которое гордо и грозно стояло перед ней задрапированное в красный, как раскаленная лава, плащ. Беспощадная и жестокая улыбка освещала его лицо зловещей красоты. Жестокий и острый, как стальное лезвие взгляд его был устремлен на нечистого духа, который дрожит, чернеет и, затем, со свистом падает к его ногам и начинает извиваться как змея.
В эту минуту комнату пронзил яркий луч, похожий на серебряную нить, и отделил группу нечистых духов от остальной части комнаты, а в ногах кровати появилось сияющее существо, чистой и строгой красоты. На нем была надета серебристая туника; блестящая кираса закрывала его грудь. Черные, шелковистые кудри ниспадали на плечи, за которыми видны были два крыла ослепительной белизны. Из этих крыльев исходил свет, заливший всю комнату. В поднятой руке он держал меч, лезвие которого было похоже на молнию.
На минуту ясный и глубокий взгляд посланца Неба с добротой и любовью остановился на Алисе, а затем повелительно устремился на духа зла. Тот отступил, увлекая за собой чудовище, лежавшее у его ног.
Вдруг Беранже, лежавший до сих пор неподвижно, поднялся на своем ложе. Широко открытые глаза его с недоумением устремлялись то на Небесного посланца, то на зловещую группу, отделенную от него серебристой нитью. Затем, с горячей мольбой он протянул обе руки к сияющему существу. В этом омраченном сердце, в этой неизведанной бездне, которую называют душой человека, блеснул луч раскаяния, явился порыв к добру, истинная мольба к Отцу всех. Несмотря на то, что этот порыв был короче и быстрей, чем дуновение ветра, этого было достаточно, чтобы свет восторжествовал над хаосом, в который была погружена душа грешника. Этот быстрый порыв души имел страшное могущество, так как дух тьмы отступил назад, точно под давлением воздуха, и уступил место светлому духу, который, подняв руку, как будто отталкивал его. В эту минуту из огненного меча брызнула молния, и нить, связывавшая Беранже с нечистым духом, оборвалась. Ужасная группа побледнела и быстро исчезла. Второй луч упал на Беранже, который опрокинулся на подушки. Затем, свет угас и комната приняла свой обычный вид.
Придя в себя, Алиса боязливо наклонилась над мужем.
— Сестра Бригитта! Он умер! — со страхом вскричала она.
Монахиня, которая ничего не видела и молча молилась, поспешно встала со своего места.
— О, нет, сударыня! Это простой обморок, — сказала она, поднося флакон с солями к носу маркиза.
Маркиз скоро открыл глаза и с минуту с непередаваемым выражением смотрел на жену, но по причине ли слабости или сильного волнения не сказал ни слова. Несколько минут спустя, он заснул глубоким сном.
Успокоенная Алиса села в кресло и задумалась о том, что произошло. Минута экстаза, вознесшая ее выше всех земных несчастий и расчетов, еще звучала в ее душе, наполняя ее приятным покоем. С необыкновенной ясностью вспомнился день ее свадьбы, и казалось, что в ее ушах еще звучит торжественный голос священника: 'Ты будешь делить с ним счастье и горе, радость и печаль'. В ту торжественную минуту она ответила 'да' перед невидимыми, но страшными свидетелями, которых люди призывают при заключении союза, чтобы рано или поздно отдать им отчет, как они исполнили свой долг верности и любви в отношении друг друга. Алисе казалось, что эти божественные свидетели с нежным одобрением смотрят на нее, и она предвкушала счастье, которое испытает, когда, освободившись от тела, она вступит в невидимый мир и освобожденная душа ее устремится к своему ангелу — хранителю, чтобы сказать ему: 'Я победила материю. Я отказалась от личного желания и свое счастье принесла в жертву долгу. Я простила, вместо того, чтобы мстить. Я привожу к ногам нашего Отца Небесного две души: душу моего ребенка, в сердце которого я вложила принципы вечной истины, и душу моего мужа, так долго колебавшуюся и омраченную жаждой земных наслаждений. Добротой, терпением и любовью я очистила ее, поддержала, открыла ей истинное значение жизни и вывела на путь спасения'.
— Наш больной крепко спит. И вам бы следовало, сударыня, отдохнуть немного, — сказала монахиня, оторвав Алису от ее дум.
Молодая женщина, действительно, чувствовала себя совершенно разбитой от усталости. Так как Беранже крепко спал и лицо его выражало полный покой, маркиза ушла в свою комнату, легла в постель и почти тотчас же заснула.
Алиса проснулась уже поздно утром и побранила горничную за то, что та не разбудила ее.
— Господин барон запретил вас беспокоить, сударыня, так как доктора объявили, что этой ночью произошел благоприятный кризис и что жизни маркиза не грозит больше опасность.
Завтракая перед тем, как отправиться к мужу, Алиса глубоко задумалась. Она отдохнула и чувствовала себя свежей. Но энтузиазм ее упал, а вместе с ним и все иллюзии, благодаря которым ей казалась легкой и приятной попытка, которую она взяла на себя. Не то, чтобы она сожалела о своем решении, нет, теперь, как и в ту минуту, когда она клялась посвятить свою жизнь Беранже, она смотрела на такую попытку, как на свой долг. Только глаза ее открылись, и она уже не обманывала себя относительно трудности пути, который ожидал ее.
Чтобы достойно выполнить обещание, данное Богу и, притом, выполнить его с истинным терпением и любовью, надо было окончательно забыть прошлое и снова проникнуться любовью и уважением к мужу, который растоптал ее самые лучшие чувства. Наконец, надо было отогнать образ Гюнтера, который никогда еще не казался ей таким дорогим и достойным любви, как в эту минуту. Острое чувство пустоты и горечи наполнило сердце молодой женщины. Ей казалось, что она вдруг очутилась на каменистом поле, потрясенном ураганом и заваленном обломками. Молодая женщина поняла, что, как и в их старом замке, прежде, чем возводить новое здание, необходимо энергично уничтожить развалины прошлого.
Алиса прошла в свою молельную и погрузилась в горячую молитву. Она умоляла Отца Небесного дать ей силы донести до конца свою попытку и помочь ей найти душевный покой и счастье, какие дает сознание честно исполненного долга.
И ее воззвание не осталось тщетным. По мере того, как чистая и горячая молитва Алисы возносилась к Источнику бесконечного милосердия, душа ее наполнялась глубоким покоем и радостной верой в будущее. Когда она поднялась, к ней вернулись спокойствие и сила воли. С чувством снисходительности и истинной любви направилась она в комнату Беранже.
Больной проснулся в полном сознании. Он был так слаб и истощен, что едва был в силах пробормотать, что чувствует себя хорошо, когда Алиса наклонилась к нему и с нежностью и добротой спросила, как его здоровье; зато взгляд, который он устремил на нее, был полон любви и
