сильнейшие заклинания; но искры, вылетавшие из меча, отскакивали от светящегося шара, точно он был бронзовый, и некоторые попадали обратно в Шелома, причиняя ему болезненные ожоги и раны. Такое сопротивление и вместе с тем поражение его магической силы до бешенства возбудили страсть и задели самолюбие Шелома. Рыча, как дикий зверь, с пеной у рта и весь в крови, он с отчаянием бросился на светящийся шар, ударился об эту неосязаемую, казалось, преграду и в судорогах полетел на пол. Когда он поднялся через несколько времени, смертельно бледный и дрожа всем телом, то, шатаясь, направился к выходу; в дверях он обернулся и, грозя сжатыми кулаками, хрипло прокричал:
«Тварь поганая, игрушка трижды проклятого индуса, погоди! Я отомщу тебе и придумаю такую смерть, от которой ад содрогнется!…
Исхэт заперли тоже в подземную залу, но пустую; куча сена служила постелью, а посредине подземелья стоял каменный стол с блюдами, корзинами и бутылками вина. Несмотря на голод и жажду, молодая женщина не притронулась к поданному угощению, уверенная, что во все эти кушанья были подмешаны опасные возбуждающие средства, могущие погубить ее. Страшный голод и жажда начали терзать ее видом приготовленного кушанья и ароматом вина; но Исхэт храбро боролась и с мучением, и с соблазном, ища поддержки и силы в молитве. За отсутствием часов и вследствие полумрака в подземелье Исхэт не могла дать себе отчета, сколько времени находилась в плену; но, чувствуя, что слабеет, она легла на постель и закрыла глаза, пробуя сосредоточиться, чтобы продолжать молитву, прося смерти как избавления. Вдруг она услышала легкий шум и знакомый голос, звавший ее: «Сестра Мария!» Она вскочила и, онемев от изумления, увидала Нивару, доброго, смелого ученика Супрамати, стоявшего перед нею с улыбкой и с корзиночкой в руке.
– Вот провизия, сестра Мария, подкрепись и спрячь остатки. Верь, надейся и молись: мы думаем о тебе и скоро ты будешь освобождена, – сказал он нежно, исчезая таким же непонятным образом, как и появился.
В городах и деревнях происходила теперь настоящая охота на верующих. Вооруженные шайки рыскали по улицам и дорогам, задерживая всех, кого считали «обращенными», таща их в тюрьму, а потом к жертвеннику сатаны. Всюду происходили раздирающие душу сцены; крики и вопли стояли в воздухе. В тюрьмах и перед кострами пытали и убивали, чтобы принудить несчастных принести жертву демону, и, к сожалению, случаи отступничества были многочисленны, потому что плоть немощна, и лишь очень сильные души спокойно и бесстрашно шли на смерть или переносили пытки со стойкостью первомучеников. Человечество, казалось, обезумело; улицы походили на поле битвы, время точно отодвинулось назад, и палачи Шелома Иезодота могли бы еще поучить палачей Диоклетиана и Нерона. Появились даже архаичные орудия пытки, а мужчины и женщины, обезумев от страданий, рычали под кнутами и железными клещами, проклиная демонов и в отчаянии призывали Бога и Христа. Некоторые слабели и приносили жертвы сатане, другие оставались тверды, и когда с наступлением ночи загорался гигантский костер, их тащили туда под рукоплескания и дикие крики озверелой толпы. Среди небольшого, правда, числа тех, кто спокойно и с горячей верой всходил на костер, всегда был священник, и когда осужденные с блиставшими восторгом глазами падали на колени и со всех сторон начинало трещать пламя, неведомый священник предлагал им большую чашу, заставляя выпить глоток светившейся влаги.
Клубы дыма скрывали от зрителей дальнейшее, и одно странное обстоятельство, повторявшееся, однако, ежедневно и везде, начинало возбуждать тревогу и любопытство. Каждый раз, когда горел костер, разражалась буря, гремел гром, а ветер разгонял пламя и к небу поднимались столбы такого черного и густого дыма, что он представлял собою как бы стену. Огонь пожирал все, и никогда не находили ни одной кости мучеников…
Несколько дней уже температура становилась все более неприятной; воздух был тяжел, густ и насыщен едким ароматом, который давил дыхание; сквозь стального цвета серое небо не проникал ни один луч солнца, и было что-то зловещее в этом бледном сумраке. Но каков же был ужас людей, когда раз поутру вовсе не наступило рассвета; часы показывали уже полдень, а мрак не только не рассеивался, а становился все темнее, точно черный свод опустился над землей. Не видно было ни одной звезды на небе, а электрические огни, освещавшие этот сумрак, странно мерцали, давая то зеленые, то красные, то желтые или фиолетовые отблески. Какое перо в состоянии описать безумный страх населения? Люди бросали работу и покидали жилища; оцепеневшая толпа собиралась на улицах, с дрожью смотря на чернильного цвета небо и с трудом дыша в густом, тяжелом воздухе. Люди не помнили такого явления; оно не предвещало ничего хорошего. Уж не предсказанная ли пророками и верующими катастрофа зловеще предупреждает о себе? Убеждение в неизбежной предстоящей опасности появилось у всех и заставляло с отчаянной болью биться сердце. Тысячи голосов гудели, как волны разъяренного моря, и инстинкт самосохранения внушал людям искать убежище там, где казалось возможнее всего найти его. Одни бежали в астрономические обсерватории, другие бросались ко дворцу Шелома Иезодота. Он, сын сатаны, должен суметь устранить опасность. Часть людей шла в сатанинские капища, казавшиеся еще страшнее своей черной массой в этом бледном сумраке; значительная же часть мужчин и женщин кинулась ко дворцу индусского принца, и растерянная толпа остановилась в замешательстве перед жилищем Супрамати: все двери были настежь открыты. Когда самые отважные решились войти внутрь дворца, то увидали, что великолепное жилище было пусто, и все было открыто. В большой, освещенной удивительным голубоватым светом зале виднелся огромный черный крест и на нем распятый Христос с терновым венцом на голове; в чертах Божественного лица Его запечатлелось выражение грусти и истинного милосердия; снопы лучей окружали голову Спасителя. Онемев от горести и страха, смотрела толпа на Того, от Кого отрекалась, Кого поносила, Чье имя было поругано, а священные заветы отвержены. Так вот что оставил им великий индус – образ Искупителя, Сына Божьего, Который на кресте молился за палачей Своих! А принц и все обитатели дворца исчезли так же, как исчезли везде проповедники, престолы, на которых блистал крест, и где клубами возносился ладан. С криками, стонами и рыданиями наполнявшая залу толпа пала на колени; растерянные взоры искали помощи у Божественного Существа; на бледных искаженных лицах виднелся безумный страх перед ужасным приближавшимся часом.
В это время в природе произошло новое явление. Глубокая тьма сменилась фиолетовым светом, который точно траурным покрывалом одел осужденную землю, ее роскошную растительность, грандиозные постройки и шумную метавшуюся во все стороны толпу.
Во дворце Шелома тоже теснились сатанисты, пришедшие просить помощи и совета у своего страшного владыки. А на площади рычала обезумевшая толпа, требуя, чтобы сын сатаны дал отчет и очистил атмосферу. Бледный и хмурый, стоял Шелом Иезодот у открытого окна, мрачным взором глядя на фиолетовое небо и тяжело вдыхая густой воздух, насыщенный едким,
незнакомым ароматом, от которого кружилась голова. Быстро что-то решив, он обернулся к стоявшему позади бледному и дрожащему Мадиму.
– Прикажи немедленно отвести на костер всех остальных пленников, в том числе Исхэт с Таисой, и объяви народу, чтобы шли на место казни. Я же иду в главный храм принести жертву отцу и просить его помощи и совета.
Мадим бросился исполнять полученное приказание и сказал народу речь. Часть собравшихся разошлась: одни к месту, где стоял большой костер, а другие к главному храму, куда должен был прибыть Шелом; большинство же не сдвинулось с места, продолжая кричать и грозить.
Известие о том, что индусский принц исчез и дворец его опустел, разнеслось всюду и довершило всенародный ужас. Если великий маг удалился, значит, опасность неминуема и ужасна, – говорили люди. Тысячи вариантов и предположений высказывались относительно места, куда индус мог скрыться.
Спустя час по улицам города проследовало печальное шествие. Во главе осужденных шли Исхэт и Таиса с крестами на груди. Ввиду того, что местами освещение погасло, а зажечь его не удавалось, то сопровождавшие шествие люди несли факелы, и свет их также принял странный фиолетовый оттенок, придавая всем предметам мрачный вид. Осужденные шли на казнь мужественно и спокойно и хором пели священный гимн. А на площади толпилась взволнованная, беспорядочная масса народа. Дойдя до громадного костра, осужденные обняли друг друга и потом стали один за другим всходить на помост; в ту минуту, когда очередь подходила к Таисе с Исхэт, Мадим в сопровождении нескольких мужчин проложил себе путь и объявил, что владыка приказал отвести Таису в храм. Не протестуя, обе они горячо обнялись, и Исхэт взошла на костер; Мадим же тем временем связал и увел Таису. Когда пламя с треском взвилось в воздухе и облака дыма скрыли от толпы осужденных, стоявших на коленях и продолжавших петь молитвы,
