при какой — то новой оргии. Дрожа от страха, обливаясь холодным потом, она протянула к князю сложенные руки и, вне себя от ужаса, взмолилась:
— Нет, нет! Умоляю тебя, оставь меня! Я не хочу идти с тобой!
Хоремсеб не привык к сопротивлению: все должно было преклоняться перед его волей. Кроме того, его тщеславие доходило до мелочной глупости. Ему показалось, что этот отказ на глазах у всех был демонстративным. Подозрение, что она пренебрегает честью сидеть с ним рядом, привело князя в слепую ярость.
— А! Тебе не довольно места рядом с твоим господином! — прошипел он, окидывая Нейту угрожающим взглядом.
Наклонившись к Хамусу, он сказал ему несколько слов, и кортеж двинулся в путь.
Нейта, как пьяная, прислонилась к дереву. В ней боролись гнев, отчаяние и стыд. Она испуганно насторожилась, когда к ней подошел евнух и, скрестив руки, почтительно сказал:
— Господин приказал мне заставить тебя присутствовать на празднике. Следуй за мной без сопротивления, благородная женщина, и не вынуждай меня применять насилие к твоей высокой особе. Прости, что я, такой ничтожный служитель, осмеливаюсь дать тебе совет: никогда не противься воле князя. Месть его ужасна, а ненависть и гнев могут уничтожить тебя.
Нейта обхватила руками голову. О, зачем она последовала за этим гнусным человеком, который презирает ее и обращается с ней, как с рабыней? Этот злой насильник принуждает ее присутствовать на зрелищах, внушающих ей отвращение, а на ее просьбу отвечает тем, что отдает ее во власть слуги.
Убеждение, что Хамус действительно может употребить против нее силу, больно уязвило ее самолюбие. Вспыхнув, она отрывисто сказала:
— Показывай дорогу!
Придя в сопровождении евнуха на место праздника, она увидела Хоремсеба, сидящего на высоком жертвеннике, который мы уже описывали. У его ног толпа пила, танцевала и, из — за обилия возбуждающих напитков, находилась уже в состоянии настоящего бреда. Хамус указал Нейте на колонну, стоявшую в нескольких шагах от трона, и сказал:
— Встань здесь!
Нейте показалось, что ее ударило молнией, когда евнух вытащил веревку и, ловко обхватив за талию, привязал ее к колонне. При этом последнем оскорблении, низводившем ее в степень животного, кровь с такой силой прилила к голове, что в ее глазах все потемнело. Она не видела, что происходило перед ней. Шум и крики оргии доносились до нее, как какой — то отдаленный гул. Через минуту она зашаталась, упала на колени и закрыла лицо руками. В ней бушевала такая дикая ненависть к Хоремсебу, что при мысли о его безграничной власти над ней, она чувствовала, как волосы поднимаются у нее на голове.
Она не заметила, как чьи — то сильные руки подняли ее и посадили на удобный стул. Но хорошо знакомое прикосновение мягкой и холодной руки заставило ее открыть глаза. К ней наклонился улыбающийся Хоремсеб.
— Приди в себя, капризница, мой гнев прошел!
Удушливый аромат, который шел от него, расслабляюще подействовал на Нейту. Ее гнев, казалось, превратился в страстную любовь, толкавшую в объятия князя. Однако душа не отвечала этому подчинению чувств и продолжала страдать от унижения и гнева. Не понимая больше сама себя, разбитая внутренним терзанием, Нейта инстинктивно отбросилась назад и бессознательно прошептала:
— Пощади!
На губах князя появилась та странная улыбка, которая леденила и воспламеняла его жертв.
— Какой пощады ты просишь, Нейта? Что, кроме половины своего царства, могу я тебе дать? Полно же! Оставь свои капризы и подними свою хорошенькую головку. Взгляни, как беснуется у наших ног эта презренная толпа рабов и слуг. Проникнись убеждением, что мы, подобно богам, царим выше всех животных страстей.
Нейта ничего не ответила. Полная слабость вытеснила ее страшное возбуждение. С безжизненным взглядом она откинулась на спинку стула и скоро впала в какое — то полузабытье, перешедшее в обморок.
Когда она пришла в себя, то лежала в саду на скамейке, недалеко от наружной стены. Хоремсеб сидел в ногах и помог ей подняться.
— Тебе уже лучше? — спросил он. — Да? В таком случае, пойдем. Тебе надо подышать свежим воздухом, это подкрепит тебя.
Он подвел ее к стене, открыл дверь и они очутились на лестнице, спускавшейся к Нилу. Лучи восходящего солнца золотом и рубинами сверкали на поверхности священной реки. Вершины гор, обрамлявших пустыни, окрасились в солнечные оттенки. Наконец, на горизонте появилось блестящее светило дня, заливая ослепительным светом весь пейзаж, храмы и дворцы Мемфиса, массивные силуэты которых резко вырисовывались в ясном небе.
Трепеща, и полными легкими вдыхая живительный воздух пустыни, смотрела Нейта на этот волшебный вид, от которого отвыкла в своем плену. С необыкновенной силой в ней пробудилось воспоминание о дворце Саргона, где она так часто, сидя на террасе, любовалась восходами и закатами, дышала свежим речным воздухом. Тогда она считала себя несчастной, а между тем она была свободна и на ее сердце не давила, как теперь, страшная тяжесть. Никогда она не испытывала этой ужасной борьбы между рассудком и роковой силой, ломавшей ее волю, гордость и бросавшей ее к ногам человека, которого она ненавидела, презирала и в то же время боготворила.
Вдруг в памяти воскресло унижение, испытанное этой нечью. Краска стыда залила ее лицо. Она почувствовала себя растоптанной, несчастной, и ею овладело страшное желание свободы. Невольно она взглянула на того, кто имел на нее такое роковое влияние и в чьей власти она находилась. У нее мелькнула мысль, что и он сейчас наслаждается, как освобождением, чудным видом природы, дневным светом и чистым воздухом, свободным от отравленных ароматов, что, может быть, как и она, жаждет свободы вдали от этого дворца, под мрачной кровлей которого он становился рабом своих страстей или погрязал в преступлениях, заглушая в себе всякое человеческое чувство.
Прислонившись к косяку двери, скрестив руки на груди, Хоремсеб, казалось, погрузился весь в созерцание очаровательного пейзажа. Его лицо совершенно изменилось. Гордость, жестокость, угрозы куда — то исчезли, уступив место созерцательному покою. Большие темные глаза горели чистым, полным радости восхищением, а нежная, мечтательная улыбка полуоткрыла пурпурные губы.
Взгляд Нейты с восторгом скользил по высокой и стройной фигуре красивого молодого человека, покрытого драгоценностями. На его кудрявой голове еще красовалась тиара, а плечи покрывал пурпурный плащ, в который он нарядился председательствовать на отвратительной оргии.
— Так прекрасен телом и так отвратителен душой, — прошептала она, прижимая руки к груди. Снова смешанное чувство ненависти и любви наполнило ее сердце. Все слилось в единственное желание покинуть эти места страданий, где она теряла рассудок, перестав себя понимать. Быстро решившись, она схватила его за руку:
— Хоремсеб!
— Что тебе надо? — спросил он, вздрогнув и с удивлением глядя в ее взволнованное лицо.
— Верни свободу моей душе, чародей Мемфиса! Ты ее связал, я чувствую это. Все мое существо восстает против власти, которую ты имеешь над моими чувствами. Мой рассудок осуждает эту власть. Никогда до тех пор, пока я тебя не увидела, я не знала этого пожирающего огня, который пылает в моей крови, влечет меня в твои объятия, отнимает у меня уважение к самой себе и заставляет меня краснеть перед собой. Но если ты сумел связать, то ты должен знать и как освободить! Верни же мой покой и уважение к самой себе! Освободи мое сердце от роковой страсти, которая причиняет мне столько страданий. Тебе же это ничего не стоит, Хоремсеб, так как ты не любишь меня и держишь как рабыню. Для тебя я не больше чем игрушка.
Нейта заметно воодушевилась. Ее черные глаза гордо пылали, и нежное тело трепетало от беззащитности.
Вдруг это возбуждение разразилось потоками слез. Сложив руки, она подошла к нему и продолжала умоляющим голосом:
— Сжалься надо мной, Хоремсеб, позволь мне уехать! Ни одним словом я не выдам того, что здесь
