Джевецкого и приказал дежурному генерал-адъютанту рассказать об этих опытах военному министру П. С. Вановскому, чтобы он озаботился возможно спешной постройкой 50 лодок, с уплатой Джевецкому 100 000 руб.[24]
Меньше чем через год лодки были построены и приняты Инженерным ведомством.
Джевецкий, получив сто тысяч, уехал в Италию, стал скупать царские двери и разные напрестолия, т. е. лицевые доски престолов в старинных церквах, разного рода старинную посуду и безделушки, которыми он с таким вкусом отделал свою квартиру, что К. Е. Маковский не раз удивлялся его искусству.
Кажется, летом 1886 г. Джевецкий поехал в Туркестан, чтобы отвезти диплом почетного члена Технического общества и приветствовать генерала Анненкова с совершенным им «техническим подвигом» — постройкой Закаспийской железной дороги от Красноводска до Самарканда с громадным мостом через Аму- Дарью в Чарджуе.
На следующее лето он поехал в Египет, поднялся по Нилу до Асуана, купил голову от мумии какой-то красавицы-египтянки, жившей 4500 лет назад, имел по этому поводу бесконечные хлопоты с одесской таможней, не знавшей, под какую статью тарифа «сию часть мертвого тела» подвести, а затем с одесской полицией, требовавшей разъяснений, откуда он «сию мертвую голову» получил и не кроется ли тут убийства.
Как-то летом 1887 г. призывает он меня к себе, показывает эскиз подводной лодки и говорит:
— Напишите к этому проекту объяснительную записку.
Затем идет к К. Е. Маковскому и просит его нарисовать развевающийся флаг, командира и матросов, что Маковский и исполнил в художественном совершенстве. Это было единственное в проекте, что соответствовало действительности.
— Теперь пишите, как вы умеете, официальным слогом заявление великому князю генерал-адмиралу Алексею Александровичу, что за вознаграждение в 4000 рублей золотом я обязуюсь разработать этот проект подводной лодки, и в случае, если после постройки испытания ее будут удачные, то Морское министерство уплачивает мне еще 50 000 рублей золотом.
Джевецкий имел обширное знакомство среди петербургской знати, получил доступ к Алексею и вернулся со следующей резолюцией на проекте: «Нахожу, что проект заслуживает особого внимания Технического комитета, рассмотреть и доложить. Алексей».
В 1888 г. я поступил в кораблестроительный отдел Морской академии, окончил ее в 1890 г., Джевецкий же уехал в Париж, изобрел минный аппарат, предложил его французскому флоту, добился испытаний и одобрения своего предложения и стал его реализовывать. Раза по три в год мы обменивались письмами, и вот в начале мая 1892 г. получаю телеграмму: «Приеду 12-го через Вержболово. Джевецкий».
Само собой разумеется, я встретил его на вокзале.
— Зачем и какими судьбами?
— Ликвидирую квартиру, переселяюсь на постоянное жительство в Париж, приходите вечером.
Прихожу.
— Знаете, просто чудеса, встречаю Дикова (главный инспектор минного дела): «Что же вы не приходите в комитет, вам приготовлен талон на 4000 рублей золотом».
— За что?
— А на разработку проекта подводной лодки; получите ваше заявление, эскиз и приступайте к работе.
Оказывается, на основании резолюции Алексея пошел «проект» по инстанциям, и чем ниже инстанция, тем хвалебнее отзыв, — кто же осмелится не соглашаться с генерал-адмиралом?
— Ведь вы летом свободны, приезжайте в Париж, будете мне помогать в разработке проекта, составите все требуемые расчеты, главным образом по корпусу и теоретическому чертежу. За 3? месяца работы я вам заплачу 4000 франков.
Я согласился, получил отпуск на вакационное время в Морской академии и примерно через неделю был уже в Париже, остановившись на квартире моей тетки Александры Викторовны, которая со своим сыном В. А. Анри уехала на лето в Бретань, на дешевые морские купанья. Моими расчетами Джевецкий остался вполне доволен, особенно расчетом прочности и конструкции корпуса, и сверх договоренной платы подарил мне великолепное ружье Пердэ.
Морской технический комитет все расчеты и чертежи по корпусу, т. е. мою часть работы, одобрил, но сделал ряд возражений по механической части и не согласился с Джевецким иметь для надводного хода лодки паровую машину, ввиду затруднений, представляемых паровым котлом предложенной Джевецким системы, да и всякой другой, при переходе лодки из надводного плавания в подводное. Эта задача оставалась неразрешенной, пока через два или три года не появились достаточно мощные двигатели внутреннего сгорания и затем дизели.
Джевецкий имел обширное знакомство среди французских корабельных инженеров и ввел меня в этот мир, познакомив с авторами тогда выходившей 4-томной «Теории корабля» Полляром и Дюдебу,[25] директором верфи в Лориане Террье и некоторыми другими. За 50 лет, протекших с тех пор, никого из них в живых не осталось.
Ликвидировав свою квартиру в Петербурге и продав с аукционного торга большую часть царских дверей, напрестолий и безделушек, за которые я не дал бы и гривенника, с которого начинался торг, он выручил порядочную сумму денег, купил в предместье Парижа отель, запущенный сад и пустопорожнее место и построил по собственному проекту отличную виллу, в которой и поселился. В этой вилле была специальная комната для меня — chambre a M-r Kriloff, на случай моих деловых приездов в Париж или просто погостить.
В 1897 г. Джевецкий придумал особый тип миноносца, названного им водобронным, предложил его Морскому министерству на тех же условиях, как и проект подводной лодки, и опять пригласил меня работать у него в Париже, так что лето 1897 г. я провел у него, поселившись в chambre a M-r Kriloff.
Проект был Техническим комитетом принят, но предстояло испытать самый принцип стрельбою из орудий. По договору и заданию, испытание должно было производиться стрельбою 75-миллиметровыми снарядами, снаряженными пироксилином. Эти снаряды почти никакого вреда не приносили. Испытания затянулись на несколько лет. За это время была японская война, после нее было выработано применение, вместо пироксилина, увеличенных зарядов более сильного взрывчатого вещества — тола. В отмену первоначального задания стали испытывать действия 120-миллиметровых снарядов, снаряженных толом; затем перешли на шестидюймовые (152-миллиметровые), также снаряженные толом. Хотя водобронный миноносец и эти снаряды выдержал, — все отменили, ибо ход был признан недостаточным, а углубление и погруженная боковая площадь судна столь большими, что по нему можно было действовать торпедами Уайтхеда, и было решено судов этого типа не строить. В общем это дело тянулось более 10 лет.
В 1892 г. был самый разгар дела Дрейфуса. Джевецкого как-то не было дома, а я работал в чертежной. Докладывают мне, что пришел русский, спрашивает хозяина. Оказалось — Маврокордато, с которым я встречался у Джевецкого в Петербурге.
— Вы читали сегодняшние газеты? Арестован полковник Henry и заключен в крепость.
— Поверьте, завтра его не будет.
— Что вы, ведь здесь не Россия.
— Вот увидите.
Не дождавшись Джевецкого, Маврокордато ушел. На следующий день опять приехал. Джевецкий был дома.
— Знаете, Крылов мне вчера сказал, что Henry не будет, вот экстренный выпуск газеты, он покончил самоубийством.
— Что же тут удивительного, — ответил я, — про него писали, что у него четыре или пять детей мал мала меньше, что он нежный отец и пр., вдова и дети получат пенсию, ибо он был подследственный, а не осужденный.
Хорошо обстояло дело с минными аппаратами. Джевецкий систематически менял первоначальный проект, значительно упростил его и усовершенствовал так, что его аппараты были приняты в нашем и во французском флоте и давали ему хороший доход.
Около 1905 г. Джевецкий разработал оригинальную теорию гребных винтов. Для обыкновенных
