удовольствием повторял ту фразу, которая, наверно, понравилась бы и Басову. – Правильно я говорю, браток?
Шлюпка взлетела на большую волну, ярко осветившись на гребне, и навстречу ей ветер донес первые струи дыма.
Фомушкин кашлянул и судорожно скривил рот, пытаясь улыбнуться..
– На огонь держи! – крикнул Гусейн, оборачиваясь. – Куда ты правишь?
– Там никого нет, – промолвил матрос, показывая на горящее судно, – там вода горит, посмотри!
Вокруг них колыхались широкие полосы света, и вода, стекавшая с весел, ярко блестела. Гусейн все оглядывался через плечо, стараясь разглядеть, что происходит на «Узбекистане». Он увидел острые языки огня, взвивавшиеся над переходным мостиком, и пустые окна верхних кают, извергавшие тучи искр. По борту судна, как из кипящего котла, текли пылающие струи нефти, растекаясь по воде красными ручьями, тускло светящимися сквозь завесу дыма.
– Там никого нет, – повторил Фомушкин упрямо, – пойдем назад, Мустафа.
– Но-но! – грозно окрикнул Гусейн. – Поговори у меня.
Навстречу шлюпке неслись розовые кусты дыма, и сквозь них виднелось что-то похожее на буй.
Буй приближался, покачиваясь на волнах, и как-то странно шевелился, словно живое существо, обросшее щупальцами. Гусейн бросил весла и перешел на нос. Двое людей держались за спасательный круг, повернув головы навстречу подплывающей лодке.
– Давай руку! – крикнул Гусейн человеку, смотревшему на него из воды. – Скорее, товарищ!
Рука была скользкая и холодная. Гусейн осторожно подхватил под мышки обвисающее тело и перетащил через борт.
– Ложись, браток, отдыхай, – сказал Гусейн, подтягивая спасателькый круг. – Ну-ка, давай, следующий!
Второй был почти голый, и скользкое тело все вырывалось из рук Гусейна. Один глаз его был плотно прикрыт, другой – то открывался широко и бессмысленно, то снова прикрывался дрожащим веком. Он свалился на дно лодки и подобрал колени, сжимаясь в комок.
– Ми-и-лые, – сказал он, раздувая грудную клетку, – уж мы думали – амба нам.
– После расскажешь, – перебил Гусейн, садясь за весла. – Где же ваши шлюпки?
– Одну-то я видел… спустили, – простучал зубами спасенный, – да одна без весел… кажется, опрокинулась, когда я нырнул… Холодно!
Сзади набежала вторая шлюпка с «Дербента», гремя уключинами и качаясь на волнах.
– Ветер переменился! – крикнул Басов, сидевший у руля. – Не задерживайся, Мустафа.
– Двое есть, – отозвался Гусейн, работая веслами и оглядывая первых спасенных им людей с видом рыбака, вытянувшего хороший улов.
Фомушкин, сидевший все время неподвижно, вдруг вскочил и принялся стаскивать с себя пиджак, морщась от нетерпения. Он перешагнул через банку и приподнял за плечи голого человека.
– Надевай, надевай, пожалуйста, – говорил он настойчиво, – мне не надо…
– Ишь ты! – сказал Гусейн. – А у меня ничего нету… – Он взглянул на свою открытую грудь и засученные рукава рубашки, словно сожалея, что ему нечего отдать.
Навстречу двигалась густая пелена дыма. Она свивалась вокруг бортов шлюпки и клубилась под ударами весел, как вода. Где-то совсем близко вспыхнул тусклый язык пламени, и струя воздуха коснулась лица Гусейна. Он закашлялся и смахнул ресницами, навернувшиеся слезы.
– Нефть горит, – проговорил Фомушкин; с тоской оглядываясь назад, – она разливается… Мы не выйдем отсюда, Мустафа.
– Помолчи, – приказал Гусейн, – никак зовет кто-то! – Он прыгнул на банку и прислушался.
Откуда-то сквозь ровный гул пожара донесся протяжный, ленивый крик; казалось, кричал насмерть усталый человек, потерявший надежду быть услышанным.
– Ид-ду-у! – заорал Гусейн. – Эй, подавай голос!
В ответ закричало уже несколько голосов, но крики доносились глухо, как сквозь стену. Из-за дыма выдвинулся острый нос шлюпки и медленно проплыл мимо. Матрос, сидевший на веслах, пригнул голову, сотрясаясь от кашля. Басов оставил руль и бросился к нему. По лицу его текли обильные слезы, он облизывал сухие губы, вдыхая едкий дым.
– Греби, – сказал он странным, глухим голосом, – греби, душа из тебя вон!
Матрос поднял кверху красное лицо с выпученными глазами загнанной лошади и замахал веслами. Ветер разметал дым и помчал над морем черные хлопья копоти, и на очистившемся клочке воды все увидели опрокинутую шлюпку. Она качалась, и поперек нее лежали человеческие тела. Другие, извиваясь, вползали по ее гладким бокам, и подошедшая волна сбрасывала их обратно в воду. Вокруг дымились и тлели пятна нефти, а с противоположной стороны медленно растекалась сплошная лава огня.
Фомушкин положил руль на борт и завертелся на сиденье, поводя вокруг полоумными глазами.
Шлюпка круто свернула влево.
– Посмотри, Мустафа, – лепетал матрос невнятно, – назад посмотри… горит…
Вдалеке маячил неподвижный силуэт «Дербента», и по его спардеку, как вспышки молний, пробегали красные искры.
– «Дербент» горит, – заплакал навзрыд Фомушкин, корчась, как эпилептик, грозя кулаком Гусейну. –
