быстро поздравив и попрощавшись, ушли.
Но вот однажды позвонила Инна и сказала:
– Саша, они умерли.
Я сразу понял, о ком идет речь. Нужно было что-то делать, организовывать похороны. Мы решили их кремировать. На церемонии было немного людей.
Помню, как стоял перед гробами и смотрел на родителей и не верил своим глазам. В памяти остались молодые мужчина и женщина, которые с улыбками на лицах забирали меня из школы с первого по третий класс, а на похоронах в деревянных коробках лежали незнакомые мне старики с осунувшимися лицами, которые изъели морщины. Как так могло получиться? Как я упустил тот миг, когда все изменилось?
Пепел был упакован в две урны и опущен глубоко в сырую землю. Инна заказала простую квадратную плиту с именами и датами рождения-смерти. Поминки длились недолго: мы поели супа, тушеного мяса и запили компотом из сухофруктов. Все прошло спокойно.
И только спустя несколько дней Инна снова позвонила мне. Спросила:
– Тебе их не хватает?
Я не знал, что ответить. Честно. Поэтому молчал. Инна тоже молчала. Так мы и сидели много минут с трубками у уха, не открывая рта.
– Что-то ведь должно было измениться? – говорила моя сестра. – Ну, после их смерти. Что ты почувствовал, когда закапывали урны?
Удивление. Я стоял и удивлялся тому, как изменились мои мертвые родители, во что превратились их лица. Как поседели волосы. Как гладко прошла их смерть.
– Тоже самое, – говорила Инна и добавляла: на кладбище я почувствовала себя полной дурой. Стояла там и не понимала, что происходит. Кто те двое, когда-то бывшие моими папой и мамой? Мне показалось, что это были совсем не они.
Я отвечал:
– Не знаю.
Инна рассказывала мне о том, как она тайком отсыпала немного пепла в собственную урну, которую специально купила в магазине, торгующем восточными побрякушками.
– Для памяти, – объясняла моя сестра.
– Говорят, мертвые приходят к нам во снах, – говорил я и спрашивал: они навещали тебя?
Нет. Инне вообще ничего не снилось. Мне тоже.
– Что будем делать дальше? – спрашивала Инна. – Как нам теперь быть?
Я вздыхал и говорил:
– Нужно решить все вопросы с бумагами. Определиться с продажей их квартиры и дачи. А там – посмотрим.
С тех пор мы часто возвращались к теме родителей и их смерти. Постоянно обсуждали это, но никогда не получали ответов. Возможно, оттого, что не могли определиться с вопросами.
7
В последнее время мне постоянно снится один и тот же сон.
Апрель. Утром, когда улицы еще пустынны и в воздухе приятно пахнет грозой, двое мужчин сидят на ступеньках продуктового магазина, ожидая его открытия. Они задумчиво смотрят на бледное небо и вдыхают пары проезжающего мимо Икаруса. Где-то во дворах лают собаки.
Один из мужчин с грубыми чертами лица, одетый в рваный пуховик ядовито-зеленого цвета и в поседевшие от старости валенки, чем-то смахивает на Жана-Поля Бельмондо. Второй, закутавшийся в телогрейку и имеющий под носом значительного вида бородавку, похож на Роберта Де Ниро. Их лица жизнь окрасила в характерный сиреневый цвет. Он похож на фиолетовый, но чуть мягче.
– Как думаешь, Бог нас потом простит? – говорит Бельмондо.
У его ног клубком свернулся целлофановый пакет. В нем лежат несколько пустых банок, красивая металлическая коробка из-под охотничьих галет и треть черствого батона.
– Если мы будем молиться, Бог нас простит? – говорит Бельмондо.
Де Ниро достает из внутреннего кармана своей телогрейки сигаретную пачку. В ней мирно покоится кучка изогнутых окурков. Они похожи на стаю дождевых червей, только толще и короче. Де Ниро закуривает и выпускает из ноздрей струйки белого, почти прозрачного, дыма.
– Я молюсь каждый день, чтобы Бог нас простил, – говорит Бельмондо.
– Это вряд ли, – говорит Де Ниро и вздыхает.
Он смотрит по сторонам и вздыхает еще раз. Когда же откроется этот чертов магазин? Мимо проносится подгоняемое ветром перекати-поле из газетных страниц. Во дворе продолжают лаять собаки. Они идут по следу прокисшего супа.
– Почему? – спрашивает Бельмондо и удивляется: неужели мы не заслуживаем того, чтобы быть прощенными?
– Вопрос не в этом, – усмехается Де Ниро, срываясь затем на кашель. – Просто, так ли мы грешны, чтобы просить о прощении. Я вот, например, не считаю себя великим грешником. Да, по утрам я сижу на ступеньках магазинов, а по ночам скрываюсь от холода за канализационным люком, но разве это грех?
Бельмондо разворачивает пакет и достает оттуда батон. Он отламывает небольшой кусок, крошит его в ладонь и бросает на асфальт. К хлебу тут же слетаются воробьи.
