смыть с себя дорожную пыль. Ну, может быть, пыли на Менигуэне и не слишком много, но я-то привез еще с Сайгуса. В общем, стоя под ласкающими тело струями, я чувствовал себя как космонавт, выбравшийся из скафандра, который носил двое суток без перерыва. Мне даже попрыгать захотелось – такая появилась легкость.
Ну и попрыгал – чего уж там, раз никого поблизости нет. Потом быстренько подсушил волосы и, несмотря на явные поползновения тела в сторону кровати, начал одеваться. Без спешки, вдумчиво и серьезно.
Минут через десять из зеркала на меня оценивающе глядел ссутулившийся старичок с глубокими морщинами на лбу и вокруг глаз, с пышной копной ниспадающих на плечи седых волос, с кустистыми, тоже седыми, бровями, выцветшими водянистыми глазами и с целым набором других ничем не выдающихся черт. По крайней мере, на Менигуэне я видел уже нескольких похожих стариков и приложил все усилия, чтобы не отличаться от привычного типажа. Не удержавшись, я подмигнул, и у старичка в глазах блеснул озорной огонек, когда он подмигнул в ответ.
– Ну что, пойдем прогуляемся, – предложил я чуть надтреснутым голосом, входя в роль.
Народу на улице, как мне показалось, стало больше. Да и понятно: дело к вечеру, самое время подышать воздухом, людей посмотреть, себя показать. Многие возвращаются с работы, тоже некоторым образом увеличивая поток пешеходов. Самое время.
Не торопясь, я прошествовал до перекрестка, где впервые встретил Анри, всю дорогу усиленно изображая рассеянного философа, поглощенного осмыслением внутренней структуры мироздания и не обращающего внимания на все окружающее. Но прохожим до меня и так не было никакого дела. Одинокий и на вид очень вредный старикашка никого не интересовал.
Когда я повернул за угол, моему взору немедленно предстало подтверждение рабочей гипотезы, заключавшейся в том, что вечернее оживление коснулось всего района, а не только улицы, на которой я нынче проживал. Навстречу мне двигались, активно обсуждая что-то, трое весьма прилично одетых джентльменов, за их спинами я видел еще нескольких человек, куда-то направляющихся; кто-то подстригал траву на газоне; с противоположной стороны улицы кто-то открывал ворота для стоящей перед ними машины, – в общем, жизнь кипела. Я рассеянно поглядел по сторонам и снова ушел в себя. То есть, конечно, для прохожих. На деле я вполне целеустремленно осматривал окрестности, пытаясь определить местоположение моих «разведчиков». Их нигде не было видно. Ну что ж, пока хорошо. Неспешно я зашагал дальше.
Седьмой дом от перекрестка не выделялся среди остальных. Да, он был построен по-своему, со своими архитектурными изысками, но то же самое можно было бы сказать обо всех остальных домах окрест. Сад вокруг него изобиловал высокими деревьями и зарослями кустарника, по которым было заметно, что порядок здесь наводят лишь иногда, и то на скорую руку. Это и понятно, если владелица в частых разъездах, а садовники с, у местных жителей вообще не в моде – просто не имеет смысла нанимать садовника, имея такой крохотный участок земли.
Я прошел во двор. Дорожка от калитки вела не прямо к дому, а причудливо извивалась среди кустов, клумб и деревьев, кое-где растущих прямо посреди нее. Со всей возможной сосредоточенностью и непринужденностью я последовал ее изгибам, время от времени взирая по сторонам и покачивая головой. Ага, вот над головой едва заметно шевельнулись листья роскошной кроны каштана. Нет, это не дуновение ветерка. Кто-то из ребят?
Не подав виду, что заметил любопытство веток в отношении моей скромной персоны, я продолжил свое настойчивое движение к дому, уже выросшему прямо передо мной. Несколько невысоких ступенек восходило от садовой дорожки к открытой веранде, расположенной уголком. Во внешнем углу стояла колонна, поддерживавшая второй этаж, недалеко от нее располагался столик с пепельницей на нем и два кресла с кожаной обивкой. На полу были расставлены горшки с самыми разнообразными растениями, создававшими на веранде почти такие же заросли, как в саду. Боковая дверь вела в дом.
Я позвонил с помощью старомодного звонка. В глубине дома раздалась мелодичная трель. И никакого ответа. Ну что ж, попробуем еще раз.
После четвертого звонка дверь распахнулась. Передо мной стояла та самая женщина. Теперь я имел возможность рассмотреть ее как следует. Она действительно была красивой, я не соврал Дири. Тонкие аристократические черты лица удачно сочетались с голубовато-серыми глазами и светло-рыжими волосами. Волосы, кстати, сейчас были мокрыми и свободно ниспадали на плечи, придавая ей какую-то особую притягательность. Сама она была закутана в домашний халатик, под которым, насколько я понял, ничего не было. Очень похоже, что я вытащил ее прямо из ванной.
– Добрый вам день! – поприветствовал я ее, имитируя старческий голос.
– И вам день добрый, – вежливо улыбнулась она. О! Выдержка у нее превосходная. Если бы ко мне так настойчиво трезвонили во время того, как я блаженствовал в ванной после утомительного путешествия, то я вышел бы только с явным намерением надрать уши надоедливому невеже, кем бы он там ни оказался.
Строго (а про себя с удовольствием) осмотрев чересчур высоко открытые ножки, я заявил:
– Бог спасет вас! Ваша душа обретет мир! Верьте же!
На ее лице отразилась смена разнообразных чувств, но улыбка не исчезла, напротив, стала более доброжелательной. И из-за этой улыбки насмешка в ее словах выглядела необидной:
– Каждый проповедует своих богов, и все говорят, что им открыта истина.
– Многие принимают за истину лишь ее крохи, – недовольно буркнул я. – Иначе они не говорили бы так наивно о своих богах. Истина в том, что Бог един. Поверьте в Него, и вам откроется небесная благодать. Поверьте! Вы еще молоды и сумеете искупить свои грехи молитвами!
– Вы что же, представляете какую-нибудь церковь?
– Я представляю Бога! – я гордо выпрямился. Она тихонько рассмеялась. Потом, все еще смеясь, проговорила:
– Простите, но это очень интересная концепция. Обычно говорят, что Бог не нуждается в презентациях. А вы приходите и так спокойно, будто какой-нибудь торговый агент, говорите: «Я представляю Бога!»
Я скромно потупился:
– Мне открылась Истина лишь после долгих лет жизни во грехе. И я хочу, чтобы другие не повторили моих ошибок. Ведь мне уже немного осталось. Надеюсь, вы понимаете меня.
