шеи, дотронулись до плеча. Мне казалось, что мелкие искорки вырывались из-под них, когда он прикасался ко мне. И вот вторая рука его легла под мою грудь. Чуть сжала. Сосок напрягся. Эти прикосновения… Я трепетала от них. Как раньше, как было всегда. Горячая волна окатила меня, начинаясь где-то в районе затылка, захватила плечи, обрушилась на живот и сосредоточилась внизу. Между ног. Я беззвучно застонала.
И тогда рука Люциана, словно дождавшись сигнала, втиснулась между моими сжатыми бедрами. Он прищурился. Удивился. Он не ожидал, что я буду возбуждена до предела. Но удивление мелькнуло и исчезло. Его глаза скользнули по моему лицу с пониманием. Но он ни черта не понимал! Только я знала, что произошло. А его разум не был способен посмотреть на это с другой стороны. Ведь он меня не узнал. Совсем не узнал. И от этого мне стало больно. По-настоящему больно. И обидно.
Неожиданно тонкие длинные пальцы Люциана скользнули выше, грубо нажали, раздвигая складки, и скользнули внутрь. Я беззвучно охнула и зажмурилась, прикусив до крови губу.
Люциан склонился к моему уху. Его зубы поймали мочку и сжали. Я дрожала. Пальцы его не останавливались, двигаясь все быстрее и быстрее, пока ослепительная вспышка не разорвала меня изнутри. Мелкие волны заставили меня дергаться. Я чувствовала, как моя кровь стекает по запястьям и щиколоткам вниз. Но я не чувствовала боли. Я не чувствовала ничего и не видела ничего. Мое мироощущение сжалось до единственной точки. До наслаждения. Болезненного, кровавого, но от этого еще более сильного.
Люциан вытащил руку, с удовлетворение посмотрел на нее, а затем быстро шагнул к Джеку.
— Слизывай, Джек, — рассмеялся Люциан и, схватив Джека за волосы, прижал ладонь к его рту. — Смотри, как твоя девчонка возбудилась, наблюдая за тем, как я тебя имею. Может, мне повторить? А, Джек? Мне понадобилась только пара хороших нажатий, и она кончила. Представляешь, как она теперь будет кончать?
А я стояла и слушала его голос. Мне было все равно, что он говорил. Я слушала и успокаивалась. Такой родной голос, низкий, с легкой хрипотцой. Как долго он снился мне ночами! Как часто я вскакивала с постели и выкрикивала его имя! Срывала голос и исцарапывала тело в кровь. А он не приходил. Он был мертв…
Но он не умер. Не умер! Он стоял, склонившись над Джеком, и унижал его. Ликование медленно наполняло меня, и я втягивала его в себя, словно растрескавшаяся земля долгожданный дождь. Это было жутко, подло, ужасно! Но я чувствовала, как радость охватывает меня. И даже боль уходила. И плевать на синяки и кровоподтеки. Это же такая мелочь по сравнению с тем, что Люциан жив.
Я буквально пожирала глазами его спину. Он ни капли не изменился. Его убранные в косу белые волосы все так же отливали мягким серебром. По спине клином спускалась причудливая черная вязь татуировки. Упругие мускулы тягуче перекатывались при каждом движении. Он был все так же прекрасен. И так же смертельно опасен. Грациозен, как тигр, и неумолим, как выпущенная из ствола пуля.
Мне хотелось шагнуть к нему и прижаться крепко-крепко. Спаять свое тело с его. Зацеловать каждый дюйм этого великолепия. Снова ощутить всю его смертоносную мощь. Если бы не оковы, я бы не задумалась ни на секунду. И только они напоминали мне при каждом моем неосознанном рывке, где я и что со мной.
Послышался звук расстегивающейся молнии. Это Люциан убрал, наконец, руку изо рта Джека. Было ясно как божий день, что он задумал теперь. А Джек? А Джеку выбирать не приходилось. Сопротивляться он не мог. А даже если бы и решил, он не мог не знать, что его все равно заставят. Он не знал Люциана. А я знала. Жестокий палач еще даже и не приступал к пыткам. Способности Люциана далеко выходили за грань человеческих возможностей. Впрочем, ничего человеческого в нем самом и не было. Внешность — лишь оболочка. А Люциан никогда не был человеком.
Люциан довольно заворчал, когда губы Джека сомкнулись вокруг его возбужденной плоти. Он стоял, чуть откинувшись назад, за волосы придерживая голову узника, направляя так, как ему больше нравилось.
А я ловила себя на мысли, что хочу это видеть. Хочу стоять сбоку и видеть все. Видеть, как член Люциана исчезает во рту Джека. Я хотела быть на месте Джека. И чувствовать, как этот стальной поршень входит в мой рот. Хотела лизать и обсасывать его, как самую сладкую карамель.
«Люциан! Люциан! Люциан…» — билось в моей голове. И вот это было самой настоящей пыткой. Я увидела, как палач замер, кончая. Потом руки его отпустили голову Джека, застегнули кожаные штаны. Люциан обернулся ко мне. На лице было написано самодовольство. Мне показалось странным, что он не скрывал эмоций. Когда-то очень давно, бесконечно далеко от моей нынешней жизни, на лице Люциана невозможно было поймать даже тень его истинной мысли. Жесткое и суровое лицо всегда было каменно- равнодушным. Но были мгновения, когда оно смягчалось. На секунды жестокий взгляд теплел. И он смеялся. О Боже, как он умел смеяться! Это было, как во сне. Нереально. Сказочно неправдоподобно. Сейчас же на лице его отражались неприкрытые чувства. Он наслаждался происходящим. Впрочем, возможно, так было всегда. Я не видела. Хотя когда-то испытала на себе и его гнев, и его способности. Правда, подозреваю, не в полной мере. Но я знала не понаслышке, как он умел делать больно, как он мог заставить человека страдать — телесно и духовно. Как он умел наказывать.
Люциан снова стоял передо мной. Его рука сжала мой подбородок. Крепко, причиняя боль. Его глаза уставились в мои.
— Тебе понравилось, милая? — спросил он ласково.
Эта ласковость могла напугать кого угодно. Это было предупреждение. Но я не боялась. Я никогда не боялась Люциана. Я не могла ответить. Я могла лишь попытаться кивнуть, потому что его рука не давала мне даже слегка пошевелиться. Кивок он почувствовал.
— Значит, понравилось? Удивительное дело, твоего бойфренда пытают, а тебе нравится? Тебе нравятся пытки, девочка?
Я попыталась мотнуть головой. Пытки мне не нравились. Но мне нравился палач. Наверное, я улыбнулась. И улыбнулась совсем не так, как он ожидал. Потому что в глазах промелькнула тень недоумения. Я его изумляю? Отлично.
— Джек, — Люциан не отрывал от меня глаз, но обращался к растерзанному человеку, грудой грязного окровавленного тряпья висевшего на пыточном снаряде. — Джек, твоей малышке нравится оральный секс? А анальный? Можешь не отвечать. Ее это завело. Ты недавно сам мог в этом убедиться. Готов поспорить, что она снова течет.
Рука Люциана нежно погладила мой подбородок. И тут он резко прижался ко мне всем телом. Горло мое от удара вжалось в стальной обруч. Я захрипела. И тогда Люциан быстро склонился и поцеловал меня. Поцелуй нежным не был. Это был грубый поцелуй насильника. Он укусил меня, и я почувствовала во рту свою кровь. Люциан обвел языком мои губы и сладострастно причмокнул.
— Ну? — вопросил он, глядя мне в глаза.
Какой реакции он ожидал? Пресловутой лютой ненависти? Мечты о мести? Немого обещания когда- нибудь потом его убить, расчленить? Он ошибался. В моих глазах ненависти не было. Я никогда не ненавидела его. Я его любила! Я его обожала, я им восхищалась. Я относилась к нему как к сошедшему на грешную землю Божеству. Да, я его опасалась. Опасалась лишний раз вызвать его гнев и не желала становиться объектом его гнева. Хотя, видит Бог, такое случалось. И неоднократно. А боялась я лишь одного — его ненависти, его равнодушия.
И именно это он читал сейчас в моем взгляде. Любовь. Я его опять изумила. В который раз. И опять он не так все понял. Глупый! Однако я не могла говорить. Что-то со мной такое сделали, что я потеряла голос. Может, он сам и сделал. Не знаю. Я тогда была без сознания.
Люциан меня отпустил. Шагнул назад. Оглядел меня всю с головы до ног, о чем-то размышляя. Потом сделал знак рукой.
Когда меня отстегнули от шеста, я не смогла стоять. Я свалилась на пол. Прямо к ногам Люциана. Я бы хотела обнять его ноги, прижаться лбом к его коленям. Но я не могла пошевелиться. Все тело затекло. Пока я ничего не чувствовала. Но уже очень скоро кровь снова свободно потечет по венам и тогда придет адская боль.
