– Опозорена? Ничего не понимаю, объясни толком.
Герцог одарил ее уничижающим взглядом и отчетливо произнес:
– В Портмуте я получил записку от Уильяма Гладстона. Он сообщил мне, что моя дочь в страшной опасности, и я примчался в Лондон, загнав по пути три пары лошадей. Дома я застал сэра Гамильтона, который просил меня, не медля, ехать в «Монмартр.». Там-то я и застал свою дочь в объятиях этого развратника графа Сэндборна. Моя малютка стала жертвой самого из отъявленных негодяев! И знаешь, что он имел наглость заявить? Что делает это с твоего полного одобрения. Каков прохвост! Ну я до него доберусь!
Розалинда облегченно вздохнула. Зная шальной характер Габриэллы, она опасалась, что та выкинула что-нибудь похлеще.
– Август, дорогой, ну какая жертва? Габби не может быть жертвой Сэндборна: они ведь любовники… По крайней мере, собирались ими стать в самое ближайшее время.
Ноздри Карлайлза угрожающе раздулись, и Розалинда поняла, что объяснения не избежать.
– Видишь ли, Габриэлла без ума от графа, и он, я уверена, искренне любит ее. Бог мой, да ты бы видел, как он за ней ухаживал! Его репутация, конечно, оставляет желать лучшего, но я устроила ему форменную проверку, и он ее блестяще выдержал. Тогда я дала детям свое благословение. Это случилось всего три дня назад.
– Ты позволила дочери завести любовника и теперь так спокойно в этом признаешься?
– А почему я должна волноваться? – встревоженно спросила Розалинда. За все время их совместной жизни она ни разу не видела Августа в таком состоянии. – Когда Габриэлла окончила школу, я отправила ее в путешествие, а потом привезла домой, девочка немного отдохнула, и я решила, что пришла пора устроить ее будущее. Сначала я познакомила ее с одним французским графом. Тут как раз подвернулся этот Сэндборн, и я подумала: а чем плохо? Он богат, знатен и любит ее, а значит, будет заботиться и уж во всяком случае, не даст умереть с голоду. Не понимаю, почему ты сердишься. Я всего лишь хотела обеспечить дочери прочное положение.
– И не сказала мне ни слова! Даже не посоветовалась, – обвинил он. – Ты должна была спросить у меня разрешения или хотя бы узнать, какие у меня на нее планы.
– Планы! У тебя? – Розалинда прижала руки к пылающим щекам. – Да у тебя никогда не было на нее планов, ты даже ни разу не назвал Габриэллу своей дочерью! – выкрикнула она, перевела дух и продолжала: – Ты всегда вел себя так, будто ее не существует, а в школе навестил девочку только один раз, хотя в Париже бывал по три-четыре раза в году. Когда я заикалась о Габриэлле, ты грубо обрывал меня, и вот теперь, оказывается, у тебя есть на нее какие-то виды.
– Но я же знал, что она учится в престижной Академии, и просто не хотел лишний раз травмировать ребенка, – начал оправдываться герцог, покраснев, как рак. – Я… я никогда не отвергал ее. Если ты хорошенько покопаешься в памяти, то вспомнишь, что именно я платил за эту дорогую школу, будь она проклята.
– Нет, дорогой, – с усмешкой заметила Розалинда. – Ты платил мне, а я уже платила за школу. Габриэлла носит фамилию Леко, и она только моя дочь. А с памятью у меня все в порядке, и я прекрасно помню, что когда Габби родилась, ты потребовал, чтобы я убрала ее с твоих высокочтимых глаз. И я уступила, но не забыла про обязанности матери. Теперь я хочу, чтобы у Габриэллы был богатый, щедрый покровитель, и, клянусь Богом, он у нее будет!
– Покровитель? – прошипел он. – Значит, ты намерена превратить мою дочь, мое бесценное семя в обыкновенную шлюху? Больше того, ты подобрала ей мужчину, единственное достоинство которого глубокие карманы, Карлайлз двинулся на нее, угрожающе сверкая глазами. – В «Монмартр» меня вытащил не кто иной, как Уильям Гладстон, премьер-министр Британии. И знаешь, кого он привел с собой? Епископа Лондонской церкви! И в присутствии этих достойнейших джентльменов я был вынужден лицезреть собственную дочь в объятиях великосветской свиньи. Никогда в жизни я не был так унижен!
Он, видите ли, унижен! А как же Габриэлла? Со слов герцога Розалинда поняла, что вся компания ворвалась в номер, когда Габриэлла и граф занимались любовью. Может быть, даже в первый раз…
– Моя бедная дочурка, как она сейчас оскорблена и подавлена! – Розалинда схватила герцога за руку. – Где она? Я хочу пойти к ней.
– Она в моем доме, – с ледяным спокойствием произнес Карлайлз. – И она останется там, – пока не будут произнесены законные клятвы.
– Клятвы? Какие клятвы?
– Супружеские, разумеется. Сэндборн – распутник и будет относиться к Габриэлле, как к уличной девке, поэтому она выйдет за него замуж. Они поженятся сразу же после получения лицензии, а это будет дня через два – максимум три. Сюда я приехал, чтобы забрать ее вещи и служанку.
Розалинда смотрела на него и чувствовала, как холод сковывает ее сердце. Никогда еще герцог, ее Август не был таким праведным и таким непреклонным. Она не отрывала от него глаз, а в голове вертелись его слова:
«Без клятв она не больше, чем шлюха», Розалинда беззвучно открывала рот, словно рыба, вытащенная из воды, но, наконец, собралась с силами и робко заметила:
– Но, Август, ты сам себе противоречишь. Ведь мы с тобой не произносили супружеских клятв.
– Ох, Розалинда, ну что ты сравниваешь, – он нахмурился. – Ты моя любовница, а Габриэлла дочь.
– Понятно, – Розалинда едва могла дышать. Герцог расправил плечи и направился к выходу. У самых дверей он остановился и обронил:
– Церемонию, я думаю, лучше провести в какой-нибудь маленькой церкви подальше от центра. Я сообщу тебе, когда все закончится.
– Когда закончится? – переспросила она. – Ты хочешь сказать… – он отвел глаза, Розалинда все поняла. – Ты хочешь сказать, что я не смогу присутствовать на свадьбе дочери? – у нее подкосились ноги, и она ухватилась за спинку стула. Комната поплыла перед глазами, весь ее мир пошатнулся. – Но я же мать, Август, ты не можешь лишить меня этой возможности.
– Ради Бога, Розалинда, призови на помощь свое здравомыслие, – высокомерно бросил Карлайлз. – Ведь
