она не только не была замужем, но даже редко встречала женатых мужчин?
А в это время Мэри- Клематис встала, чтобы проверить сушившуюся одежду, и вернулась, держа в руках верхнее платье.
— Мне очень жаль твои вещи, — сокрушенно произнесла Элоиза.
Может, предложить ей свою запасную одежду? Только вряд ли она ее примет — ведь даже старые вещи Клемми всегда выглядели как новые. Потом Элоиза учуяла весьма неприятный запах и сердито огляделась, чтобы узнать, откуда исходит эта вонь.
— Если бы у меня сейчас была моя одежда послушницы, — ответила Мэри-Клематис, поднося к огню промокшее платье, отчего вонь только усилилась, — я бы носила ее до тех пор, пока совсем не отчистила ее от конского навоза.
Перил ушел из лагеря с Майклом Даннолтом, чтобы привести в порядок мысли и успокоиться. Но вскоре обнаружил, что, как и капитан, он собирает дрова и постепенно обретает утраченное хладнокровие. На обратном пути они увидели с невысокого утеса костер монахинь, и Перил вдруг ощутил, что его спокойствие опять ускользает, будто песок из-под ног.
Одна из сестер внизу стояла в нимбе рыже-золотых волос, который поразительно гармонировал с отсветом пламени, горевшего за ее спиной. Казалось, монахиня стоит в круге живого огня. Перил никогда не видел таких волос. А увидеть такое чудо у монахини, да еще у одной из тех, от чьего настроения зависит его судьба, — разве такое можно оставить без внимания. Понимая, что и без того находится в сложном положении, что с трудом взял себя в руки, он все-таки решительно зашагал к костру. Он должен посмотреть вблизи, удостовериться, что это всего лишь обман зрения, и рассеять колдовские чары, помутившие его рассудок.
Но даже когда он встал рядом с ней, удивительный световой эффект остался прежним. И что еще хуже, это была сама «Знаток мужчин», и она, казалось, стояла в центре огня, который бушевал вокруг нее. Он потерял дар речи и, чтобы скрыть непонятную растерянность, начал подкладывать в костер принесенные им дрова.
Не помня как, он в том же смятении вернулся в свой лагерь, к своим людям и солдатскому тюфяку, а вдобавок принес с собой ее образ, лишивший его покоя.
— Господи, чем я заслужил такое наказание? — раздраженно пробормотал он, не сознавая, что говорит вслух.
— Что случилось, сын мой? — Рядом с его тюфяком стоял на коленях отец Бассет. — Вам нужно исповедаться?
— Я не могу! — в отчаянии шепнула на следующее утро Мэри-Клематис подруге.
Они стояли, зажатые между их ослом и устрашающим боевым конем графа. Лицо Клемми побелело, глаза расширились от ужаса, тело сотрясала дрожь, и Элоиза по опыту знала, что уговаривать ее бесполезно.
— Очень хорошо. — Она протянула вожжи Майклу Даннолту, который ждал рядом, чтобы помочь им. — Сестра Мэри-Клематис поедет на осле, а я пойду пешком,
— Черта с два, — пророкотал над ней голос графа, — Посади ее к себе, Даннолт.
— В этом нет необходимости, — ответила Элоиза и зашагала прочь от берега.
Если она идет не в ту сторону, кто-нибудь обязательно ее поправит.
— Милорд, пожалуйста! — услышала она сквозь рев прибоя жалобный голос отца Бассета. — Ей не пристало ходить пешком.
— Отлично. Тогда посади ее к себе,
— О нет, милорд. Для мужчины духовного сана ездить на одной лошади с женщиной…
Элоиза направлялась к невысокому утесу и вскоре обнаружила тропинку. Если она поторопится и успеет подняться на утес, возможно…
— Черт побери, Бассет! — рявкнул граф.
Он употребляет неприличные слова! Да еще в адрес священника! Она скорее почувствовала, чем услышала позади какое-то движение, и в следующий миг дорогу ей преградил огромный, фыркающий боевой конь.
— Право же, ваше сиятельство! — Элоиза подняла голову и обомлела,
Шлем с изображением ястреба, кираса, латные рукавицы, глаза, как пылающие угли, — самый грозный из рыцарей, когда-либо виденных ею. Таким, он впервые и предстал перед аббатисой. Но они были достойными противниками, а она пока лишь учится и, может, когда-нибудь станет аббатисой.
— Если вы полагаете, что всю дорогу до Уитмора будете идти пешком, сестра, то вы сильно заблуждаетесь. Даннолт, подсади ее сюда!
К его чести, Майкл заколебался, прежде чем обхватить руками то, что он, наверное, принимал за ее талию. Элоиза яростно сопротивлялась, но ее быстро подтолкнули под зад и одновременно втащили за руку на круп ужасного графского жеребца. Потом она с чьей-то помощью сумела перекинуть ногу через круп чудовища и оказалась сидящей позади богато украшенного седла. До нее донесся приглушенный смех кого-то из всадников и тяжелый вздох отца Бассета: «Милорд, пожалуйста!» Но дело было сделано, она уже сидела за спиной высокомерного графа, и ей оставалось лишь терпеть. Хотя Элоиза держалась за край седла, ее чуть не отбросило назад, когда он пришпорил жеребца, но сильная рука не дала ей упасть.
— Держитесь, черт побери, — сердито буркнул граф.
— Я пытаюсь, — ответила Элоиза, но ее влажные пальцы соскальзывали с кованых металлических украшений.
— Я имею в виду за меня! — Он схватил ее руки и положил себе на талию, заставив прижаться к его спине.
Едва она вцепилась мертвой хваткой в его пояс, граф снова пришпорил коня, и они галопом помчались вперед.
Это было невыносимо… Ее руки обнимали знатного дворянина, ее тело прижималось к его широкой спине, какие-то насечки и заклепки его брони впивались ей в щеку. Но больше всего она страдала от верховой езды. Мышцы у нее вопили от напряжения, а ягодицы болели так, словно их отбивали, как жесткий кусок говядины. Наконец Элоиза не выдержала и ударила кулаком по его наплечнику.
— Помедленнее!
К ее удивлению, граф послушался. Когда жеребец замедлил ход, а затем и вовсе пошел шагом, Элоиза сумела выпрямиться и даже нашла в себе силы спросить:
— Что за срочные дела ждут вас дома, если вы рискуете жизнью, чтобы поскорее вернуться туда?
Плечи у него поднялись и опустились, но он промолчал.
— Мне известны лишь две вещи, которые могут толкнуть мужчину на столь безрассудный поступок, — продолжала она, чувствуя, что граф ее слушает. — Любовь или страх.
Молчание.
— Какая из них, милорд?
После долгой паузы он наконец ответил:
— Ни то, ни другое.
— О! Тогда я вынуждена сделать вывод, что эта убийственная скачка просто ваша обычная манера. Следовательно, я могу сэкономить время и прийти к другим заключениям по поводу вашего характера: невнимательный… безответственный… неучтивый… несдержанный… невоспитанный… неразумный…
Увидев, как он напрягся, Элоиза подумала, не слишком ли она увлеклась перечислением его недостатков.
— Я должен надзирать за своими землями, — неохотно ответил он.
— Так делают все землевладельцы. И что еще?
— Я должен провести весенний сев.
— Разве у вас нет управляющего и главного пахаря? Что еще?
— Это очень важный сев.
— Для тех, кто хочет есть, каждый сев важен. Что еще?
— У меня… плохие… соседи.
Элоиза отметила его подбор слов. Она слышала, как аббатиса неоднократно рассказывала, что английская знать сделала главным своим занятием кражу земель у соседей.
— Алчные соседи, — уточнила она. — А какой аристократ не алчен? Что еще?
— Неужели этого мало?
— Чтобы рисковать жизнью или возможной потерей отличной невесты, этого и правда маловато. — Элоиза слегка наклонилась вбок и заглянула ему в лицо, готовя свой последний удар. — Если вы, конечно, в самом деле хотите невесту.
Она едва не слетела на землю, ибо граф послал коня в галоп.
К тому времени, когда они увидели наконец первую деревню, Элоиза уже была согласна ехать на лошади, муле, осле, даже на большой собаке, только бы не страдать от раздражительности графа и их недопустимой близости. Пока он выяснял, не могут ли крестьяне выделить им пару лошадей, Элоиза и Мэри-Клематис обошли на дрожащих от скачки ногах каменные постройки, здороваясь с сельскими жителями и выдерживая бурный восторг их детей, которые никогда прежде не видели настоящих монахинь. Один малыш теребил их за рукава, заглядывал под их покрывала, а самые маленькие даже сунули головы Элоизе под юбку, чтобы посмотреть, действительно ли у нее есть ноги. Будь они в состоянии нормально передвигаться, их отступление походило бы на бегство. Они еле-еле доковыляли до харчевни, перед дверью которой стояли столы, где кормили усталых путников.
Элоиза села рядом с людьми графа и, слушая их добродушные подшучивания, вдруг осознала, что есть другой способ узнать о характере человека. Для начала она поинтересовалась именами воинов, спросила, давно ли они служат у графа.
Сэр Саймон, сэр Итан, Ричард, Паско, Уильям, Теренс — каждый учтиво кивнул ей, потом с мягким юмором поведал о своем воинском искусстве, силе и некоторых деталях своей биографии. Трое были рыцарями, никто из них не женат… Несколько человек, в основном юноши, были конными оруженосцами, ждущими шанса доказать свою отвагу и заслужить рыцарское звание… несколько человек назвались сыновьями йоменов, которых отобрали для военной службы, где они сумели преуспеть. Все принимали участие в разговоре и шутках, но когда речь заходила о битвах, главными, конечно, становились рыцари.
— А граф… когда он заслужил свое рыцарское звание? — спросила Элоиза. — И что означают цвета на его гербе?
После недолгого молчания рыцари взглянули на высокого, красивого Саймона Лэнгдока, предоставляя слово ему.
— Лорд Перил стал рыцарем очень рано, сестра. Он воспитывался на
