Обрадованный стражник кричал ему вслед:
– Если нужен принц, то он…
– Сам найду: ума не лишен, – оборвал его Урдаган, и, миновав ворота, оказался в городе.
Топая по трескавшемуся под ногами льду, он шел по просторным улицам Морфина, подставляя ветру изъеденную огнем грудь. Встречные указывали на него пальцами, кто знал сторонился или учтиво здоровался:
– Здравствуй, батюшка Урдаган.
– Я тебе не батюшка: в прадедушки гожусь, – бессмертный отмахивался, следовал дальше.
У дворца принца несколько воинов соревновались, кто глубже вгонит в землю отточенный деревянный кол. Пыхтя, налегали на него всем телом. Урдаган остановился, наблюдая за одним паскаяком, покачал головой:
– Не так ты делаешь.
– А как же?
– Силенок маловато, – бессмертный подошел, легко выдернул кол, посмотрел на черный, измазанный в земле конец. – Слабо. – Покачав головой, Урдаган вдруг быстро вонзил кол в снег, вогнал почти до половины. – Слабо?
– Никак Урдаган! – узнал его один из воинов. – Какими судьбами?
– Неисповедимыми.
– Э, так мы, глядишь, скоро на столицу двинемся! Людишек погоним.
Удгерф принимал посетителей, когда дверь распахнулась и в комнату ввалился раздетый паскаяк. Принц удивился, хотел было прикрикнуть, но вдруг просветлел:
– Урдаган? Как я рад!
Бессмертный шагнул навстречу, быстро сграбастав принца, выхватил его из-за стола и крепко прижал к своей обугленной груди. Удгерф, поморщившись, вскрикнул.
– С каких пор наследник Вахспандии стал таким нежным? – нахмурился Урдаган, отстраняясь.
– С тех самых, как люди дважды продырявили меня.
– Рот – дырка, нос – две. Одной больше, одной меньше – не все ли равно? Главное, ходишь.
– Слава могущественному Ортакогу, – усмехнулся Удгерф.
– Смеешься, значит, в порядке, – бессмертный покосился на посетителя, обычного паскаяка из городских жителей, расположившегося на скамье против стола наследника. – Подвинься.
Горожанин поспешно потеснился, не желая испачкать свои чисто выстиранные перед приходом к принцу одежды. Урдаган опустился на лавку, вытеснив посетителя на самый край. Удгерф так же сел, стряхивая с кафтана черную сажу и ещё больше втирая её.
– Ты, как вижу, тоже повоевал.
– Верно видишь.
– Как король?
– Ноль.
– То есть? – Удивленно переспросил принц.
– Что есть, то есть.
– В плену?
– Угу.
Робко жавшийся от провонявшего в боях бессмертного, горожанин пошевелился. Удгерф вспомнил о нем:
– Сейчас, одну минуту, – потом устремил взгляд на Урдагана. – Будешь с людьми воевать?
– С людьми – нет, а против – хоть сейчас!
– Пойди вниз в кладовую, возьми новую одежду. Будут спрашивать, скажи, что Удгерф разрешил. Да впрочем, тебя узнают. Ну, будь здоров.
– Здоровья не занимать, – бессмертный поднялся и, радостно улыбаясь, протопал к выходу.
Урдаган протиснулся внутрь тесного помещения кладовой. Внутри сидел паскаяк и коротким, тупым кинжалом делал зарубки на деревянной доске. Он на секунду оторвался от своего занятия и лениво спросил:
– Кто такой?
– Разумный.
– Много вас тут разумных развелось, и каждый поучать норовит. Говори, зачем пришел?
– Одежду надобно.
– У, дармоед. Коли разумный, так сам бы и справил, а то все за чужой счет. Ты ж на себя посмотри, – кивнул кладовщик.
– А что мне на себя смотреть? – Удивился бессмертный, – за тысячу лет нагляделся.
– Грязный весь, как пятка Крейтера Великого после похода. Поди вымойся, потом и одежду дам.
– Я тебе сейчас дам!
– Ты тут не выступай, лучше проваливай по добру по здорову.
– По добру, говоришь, а добро не даешь.
– Да ты что, не понимаешь что ли? Вымойся сначала. Стой! – Кладовщик вскочил, схватил просителя за руку, но тот, не обращая никакого внимания, стал напяливать на себя чистую рубаху. – Стой! Не положено! Куда?!
– Куда, куда? Глупые ты вопросы задаешь, – Урдаган стряхнул с себя паскаяка. – Куда же рубаху надевать, как не на себя?
Несмотря на крики кладовщика, бессмертный стал натягивать поверх своих старых, прожженных штанов новые. Они затрещали и стали разлезаться по швам, но Урдаган все-таки надел их полностью. Толстоногий, он прошелся по кладовой:
– Хорошо, тепло. Да ты не убивайся так.
В комнату заглянул обеспокоенный причитаниями кладовщика воин. Заметив бессмертного, он решил не связываться и исчез. Урдаган нацепил плащ, вышел во двор. Было прохладно. По голубоватому небу трещинами рассыпались кроны голых деревьев. Паскаяк вспомнил просьбу кладовщика, наклонившись, взял пригоршню снега, вывалил себе за шиворот, растер по спине. Помывшись, бессмертный двинулся из дворца в город. Весь остаток дня он бродил по улицам, а на ночь забрался в оставленную кем-то телегу с рыбой. Она была несвежей, и от неё исходил неприятный запах тухлятины, но зато спать, зарывшись в нее, было тепло, и, проснувшись утром, бессмертный, не поднимаясь, сразу удовлетворил свой голод.
28-го весмеса центральные улицы Хафродуга были украшены лентами, наспех протянутыми по крышам домов и голым ветвям низкорослых деревьев. Было холодно, снег лежал густо, но в воздухе парил аромат весны, и, радостный в предчувствии перемен, ветер трепал ленты.
