случаями, только вот ухватиться за нее ему никак не удавалось…
«Если допустить, что графиня была тайным агентом Фернандо де Нойя, – думал иезуит, ? тогда остается шанс напасть на ее след именно в Толедо. Хотя для этого придется, видимо, перевернуть вверх дном весь квартал Алькасар, где живет толедская знать. А сделать это, боюсь, будет непросто, ведь Алькасар вплотную прилегает к дворцу Бану Ди Лнуна,[47] резиденции короля Хуана II».
На следующий день, оставив Исидору де Монтехо на попечение дона Базилио, Сконци вместе с Шарлем, ибо только граф мог узнать коварную обманщицу, отправился в город, в квартал Алькасар. Друзья проследовали через уютное местечко Альфисен: многочисленные постройки поселившихся здесь христиан до сих пор хранили следы ушедших в прошлое мавританских времен. Шарль догадался, что храм Святого Великомученика Петра и прилегающий к нему францисканский монастырь выросли на месте разрушенной мечети: в их стиле угадывались мусульманские мотивы.
Миновав общину сестёр-кларисс,[48] всадники выехали на огромную торговую площадь Алькана, усеянную лавками торговцев рыбой и мясом, булочников, брадобреев, кузнецов, портных, скорняков, горшечников и других ремесленников. Впереди, в направлении королевской резиденции, возвышались ворота Прощения, перед которыми располагались дворец архиепископа Санчо де Ледесмы, городская ратуша и госпиталь, принадлежавший ордену госпитальеров.
Сразу за воротами Прощения простирался квартал Алькасар, и стоило всадникам достичь его, как Сконци сразу же понял, что его затея отыскать здесь графиню обречена на провал. Все дома прятались за высоченными каменными стенами, возведенными еще во времена мусульманского владычества, а лоджии скрывались за обильно увившим их виноградом и плющом.
– Простите, друг мой, но на что вы рассчитывали, пригласив меня на сию увеселительную прогулку? – не преминул уколоть иезуита граф. – Неужели надеялись, что графиня де Ампаро днями напролет прогуливается по Алькасару, терпеливо поджидая нас с вами?
Сконци вздохнул:
– Вы правы, граф. Алькасар ? не совсем подходящее место для случайной встречи.
В этот момент на улице появился молодой мужчина. Судя по наряду – слуга. Оживившись, Сконци извлек из кошеля серебряный веллон,[49] ибо всегда придерживался правила: сколько заплатишь – столько и получишь.
– Кабальеро! – окликнул он слугу, нарочно повысив его в статусе.
Мужчина замер на месте.
– Это вы мне, благородный сеньор? – удивленно спросил он.
– Разумеется, любезный!
Слуга подошел ближе, и Сконци показал ему веллон.
– Если, кабальеро, ты ответишь мне на пару вопросов, эта монетка окажется в твоем кармане.
Глаза слуги алчно загорелись:
– Я готов ответить на ваши вопросы, благородный сеньор, если только они… не нанесут вреда моему хозяину.
Сконци улыбнулся:
– Я понимаю: честь идальго – прежде всего! Но меня твой хозяин не интересует. Скажи лучше, где нам найти дом графини Консуэло де Ампаро?
Слуга почесал за ухом и разом сник, мысленно уже как бы прощаясь с вожделенным веллоном.
– Но в Алькасаре, сеньор, названная вами благородная дама не проживает…
– Ты уверен в этом? – уточнил Сконци.
– Да, сеньор. Я служу здесь, почитайте, с детства, поэтому имена всех знатных семейств знаю наперечет. А имя донны де Ампаро слышу впервые…
Сконци решил не обманывать надежд слуги и все-таки бросил ему серебряный веллон.
– Да благословит вас Господь, благородный сеньор, – поклонился слуга, ловко поймав монетку на лету.
На обратном пути из Алькасара Сконци вспоминал, кто из его людей вхож к новому архиепископу. Одного такового он знал, но тот занимал слишком низкий пост: именно от него еще при жизни де Нойя дон Базилио и получал сведения об ордене «Второе пришествие». К сожалению, в силу служебного положения этот осведомитель не имел доступа к кабинету и, следовательно, к тайнам архиепископа. К тому же де Нойя был чрезмерно осторожен и подозрителен: его круглые сутки охраняла целая гвардия телохранителей.
Как сообщал в свое время все тот же осведомитель, в особой чести у архиепископа был некий Алехандро де Антекера, выходец из города Талавера. Де Нойя безгранично доверял этому идальго, а тот, в свою очередь, платил хозяину искренней преданностью и абсолютной неподкупностью.
Судя по последним сведениям дона Базилио, Алехандро де Антекера некоторое время назад бесследно исчез из Толедо. У Сконци неожиданно зародилось подозрение: «А не имеет ли отношения сей доблестный телохранитель покойного архиепископа к замку Форментера? Что, если он и есть тот самый таинственный альгвазил? Не потому ли и исчез сразу после смерти де Нойя, дабы начать заметать следы присутствия на острове алхимической лаборатории? Ведь рассчитывать на милость нового архиепископа ему, безусловно, не приходилось…»
От не подкрепленных пока ничем подозрений Сконци вновь вернулся к насущному: сколько времени уйдет у него на поиски в ближайшем окружении Ледесмы человека, готового польститься на деньги? Скажем, на сумму в пятьсот золотых дублонов… Или предложить сразу тысячу?.. Несмотря на то, что понтифик всячески благоволил новому архиепископу, в том числе в финансовом отношении, Сконци предпочитал знать о всех тайнах дворца Прощения лично: уж слишком удручала его сложившаяся там сейчас ситуация. В последнее время Ватикан перестал отличаться щедростью, ибо внутри постоянно происходили интриги и распри. Папе и самому теперь часто приходилось прибегать к подкупу и дорогим подаркам с целью приобретения сторонников среди кардиналов.
На обратном пути всадники вновь проследовали через ворота Прощения и миновали дворец архиепископа.
– Дорогой друг, а не посетить ли нам мансебию?[50] – шутливо предложил Шарль.
Сконци, погруженный в серьезные размышления, шутки графа, однако, не оценил, в связи с чем не замедлил вспылить:
– Как можно думать о плотских наслаждениях в такой ответственный момент?!
Шарль пожал плечами:
– А что в нем такого необычного? Вся наша жизнь состоит из подобных моментов: вечно приходится принимать решения, избегать щекотливых ситуаций, преодолевать трудности… Что ж, становиться из-за этого затворником? Я, между прочим, хоть и вдовец, но целибата[51] пока не принимал. Да и орден иезуитов, насколько мне известно, плотских удовольствий не отрицает…
– И что с того? – не успокаивался Сконци. – Вспомнили бы тогда о моем почтенном возрасте! Или вы думаете, что мне по-прежнему сорок? К тому же я, да будет вам известно, никогда не любил продажных женщин! По мне, так лучше уж провести время с крестьянкой, чем с красоткой из мансебии!
– А зачем их любить, продажных красоток? – продолжал подтрунивать Шарль. – Их предназначение ? дарить наслаждение! – И тотчас, притворно вздохнув, добавил: – Нет, а я бы не отказался провести сейчас время с одной из них. Ведь на Ангелику, то бишь, простите, на Исидору, рассчитывать, увы, не приходится – ведьма, как ни крути!
При упоминании об Ангелике иезуит нахмурился, и его реакция не ускользнула от внимания графа.
– Не переживайте, друг мой, из-за той давней истории, ? миролюбиво заметил он. ? Кто ж знал, что все так обернется? Может, это и впрямь промысел Божий…
Сконци сделал еще одну попытку осадить дерзкого графа:
– Побойтесь Бога, д’Аржиньи! Ведьма и Божий промысел ? понятия несовместимые!
Однако сам тут же невольно задумался: «А кому ведомы помыслы Всевышнего?! Может, он и впрямь предоставил Ангелике возможность искупить ее тяжкий грех?»
Погрузившись каждый в свои мысли, Сконци и д’Аржиньи выехали на уже знакомую площадь Алькана. Иезуит огляделся:
– Где-то поблизости должен быть банк лангобардов…[52]
