Исидоре. Надеюсь, она справится…
Всадники спешились, но разошлись в разные стороны: Шарль уединился в тени дерева, а Сконци, подстелив походное одеяло, расположился на огромном плоском валуне.
Не желая признавать поражения, иезуит принялся успокаивать себя тем, что, по крайней мере, сможет вскоре лицезреть новорожденного воочию, а значит, постарается и внимательно осмотреть его. И если, не приведи Господь, обнаружит на теле младенца какой-нибудь знак Сатаны, например, те же три «шестерки», никто более не посмеет чинить ему препятствия! Впрочем, граф, кажется, признался, что исчадие Ада он и сам готов уничтожить…
«Но независимо от того, кто появится на свет – отродье Дьявола или Мессия, – его оскверненная мать должна умереть», – подвел иезуит итог своим размышлениям.
Приподнявшись на локте, он исподволь взглянул на спутников: Исидора была всецело занята Марией, а графа, кажется, разморило, и он задремал…
Стараясь не делать резких движений, дабы не привлекать внимания, Сконци подтянул к себе седельную сумку и извлек из нее перчатки, чистый платок и небольшой флакон темного стекла. Натянув перчатки, он откупорил флакон и пропитал платок его содержимым. Затем открыл свой напоясный кошель и аккуратно вложил смертоносный кусок ткани в свободное отделение. Сбросив пустой флакон и перчатки в густую траву, со всех сторон окружавшую его каменное ложе, иезуит облегченно вздохнул.
Мария стонала уже несколько часов. К вечеру она начала терять силы. Измученная Исидора ненадолго покинула роженицу, дабы поужинать со спутниками, но и ее хватило лишь на пару глотков вина, пресную лепешку и кусочек вяленого мяса.
– Как она? – коротко поинтересовался граф.
– Плохо… Ребенок слишком крупный, а Мария, напротив, очень худа. Долгие и бесплодные попытки разродиться вконец истерзали ее…
– Это перст Божий! – возопил Сконци. – Сам Господь против появления этого существа на свет! Я был прав!..
Благоразумно проигнорировав очередной выпад безумца, Шарль продолжил разговор с Исидорой:
– Неужели ничем нельзя помочь ей?
– Попробовать можно, – после краткого раздумья ответила Исидора. – Только для этого мне потребуется острый кинжал. Я рассеку ей промежность и помогу ребенку поскорее покинуть чрево матери. К сожалению, это единственный выход. При более благоприятных обстоятельствах я бы наверняка обошлась без столь жестокой меры, но сейчас у меня нет под рукой даже самого необходимого, а до ближайшего селения, как я полагаю, не близко… И еще. Как ни прискорбно об этом говорить, но меня не покидает чувство, что часы Марии сочтены…
– Делай все, что считаешь нужным, но ребенок должен родиться!..
Исидора молча поднялась и отправилась к повозке.
Когда начали сгущаться сумерки, граф, измученный непомерно долгим ожиданием и изматывающей душу тревогой за исход родов, незаметно для себя провалился в глубокий сон. И тотчас услышал хриплый старческий голос Итриды:
– Мальчик мой, ты проявил настойчивость, достойную похвалы! Хочу успокоить тебя: младенец родится живым и здоровым. А вот мать его умрет. Но…
Итрида неожиданно замолчала, и Шарль вынужден был обратиться к ней с нетерпеливой мольбой:
– Продолжай же, Итрида! Что ты хотела мне сказать?
– Ты столь же горяч и несдержан, как твой отец, барон де Кастельмар, – беззлобно пожурила Шарля старуха. – Я не сказать, я предупредить хотела… Знай же, мой мальчик, что младенцу, коему ты пожелал стать отцом, предопределено родиться между Светом и Тьмой. И лишь от тебя будет зависеть его жизненный выбор…
Граф очнулся, словно его кто-то потряс за плечо, и открыл глаза. Ночное небо давно усеяли подмигивающие неизвестно кому звезды, близлежащие окрестности освещал лишь скудный свет бледной луны. Из повозки не доносилось ни криков, ни стонов, безмятежную тишину нарушало лишь редкое и негромкое ржание лошадей, да где-то поблизости мирно похрапывал иезуит.
«Служитель Господа оставил вверенный ему пост», – мысленно ухмыльнулся Шарль, но тотчас, озаботившись царящей вокруг тишиной, нахмурился, вскочил и поспешил к повозке.
Исидора встретила его взволнованным шепотом:
– Мне страшно, Шарль! Я все еще не прибегла к помощи вашего кинжала, ибо до сей минуты лелеяла надежду, что произойдет чудо, и Мария разродится сама. Но, кажется, медлить более нельзя – младенец может погибнуть! Прошу вас, не уходите, мне нужна ваша поддержка…
Граф взглянул на Марию. Молодая женщина лежала молча, но дыхание было тяжелым, прерывистым. Выглянувший из-за облака диск луны выхватил из темноты мертвенную бледность ее лица, скорбные складки в уголках рта, рельефно заострившийся нос… Шарль понял, что Мария умирает.
– Что от меня требуется? – глухо спросил он.
– Просто побудьте рядом…
Сконци проснулся от огласившего окрестности пронзительного детского крика. Он истово перекрестился.
– Господи! Помоги, направь на путь истинный! Все, что делаю, – во имя Бога и во славу ордена! – закончив молитву, он решительно направился к повозке. – Кто? – сухо спросил он у Исидоры.
– Мальчик. Крупный, здоровый малыш, – устало ответила та.
– Я должен осмотреть его!
– Не время, он еще весь в крови… Дождитесь рассвета, когда я смогу нагреть воды и искупать его… Займитесь лучше поисками молока и подготовкой к погребению… Мария умерла.
Сконци возвел глаза к небесам, дабы возблагодарить Всевышнего, что не пришлось прибегать к отравленному платку, и вдруг его внимание привлекла движущаяся среди звезд и стремительно увеличивающаяся яркая точка. Не в силах оторвать от нее взгляда, иезуит, не оборачиваясь, крикнул:
– Граф! Смотрите! Скорее!
Шарль вышел из-за повозки:
– Что у вас на сей раз случилось?
– Смотрите, граф, – ткнул иезуит перстом в небо. – Как думаете, что это?
Граф вскинул глаза и на мгновение замер. Но уже в следующую секунду потрясенно воскликнул:
– Бог мой! Да это же комета! Видите, какой яркий и длинный хвост за ней тянется?!
– Что это комета, я уже догадался… Меня волнует другое: что она предвещает?! Предзнаменованием каких событий является?..
Шарль не ответил. Он пока и сам не знал, чье рождение ознаменовала комета, – нового Мессии или нового… Зла.
Едва забрезжил рассвет, Шарль развел костер, и Исидора нагрела в дорожном котелке воды. Бережно обмыв младенца, она запеленала его в одну из своих нижних сорочек, ибо ничего другого под рукой не оказалось. Заслышав за спиной вкрадчивую поступь иезуита, она, повинуясь материнскому инстинкту, крепко прижала ребенка к груди и оглянулась.
– Что вам угодно? – холодно осведомилась Исидора.
– Я должен немедленно осмотреть мальчика, – непререкаемым тоном заявил Сконци. – Надеюсь, вы не станете возражать? – добавил он чуть мягче.
– Жаждете обнаружить на младенце тайные знаки? Вынуждена разочаровать вас, господин Сконци! Я только что купала малыша и, поверьте, не заметила ни одного подозрительного пятнышка. Его кожа девственно чиста.
– Я должен убедиться сам, – в голосе иезуита прозвучали не предвещающие ничего хорошего нотки.
– Друзья, – примирительно обратился к спутникам подошедший Шарль, – давайте покончим с этим вопросом раз и навсегда. Исидора, будь добра, разверни младенца! Мы оба осмотрим его. Поверь, я склонен верить тебе, и все-таки тоже хочу убедиться лично.
Женщина нехотя распеленала мальчика:
– Как вам будет угодно. Только, прошу, осматривайте не слишком долго: утро прохладное, он может
