мужчину, который испытывает при этом похоть.
– Вы замужем? – спрашивает Ривера после короткой паузы и украдкой брошенного взгляда на мой бюст, к его разочарованию, сокрытый под шелком (спереди платье закрыто наглухо). – У вас есть дети?
– Ни мужа, ни детей. Или лучше: пока нет.
– Конечно, – соглашается он, – вы еще очень молоды. У вас все впереди. Можно задать вам другой нескромный вопрос? Сколько вам лет?
– А сколько бы вы мне дали?
Могу поспорить, что он даст мне меньше тридцати. Он выпаливает:
– Двадцать шесть. Нет? Двадцать семь? Тоже нет? Во всяком случае тридцати вам еще нет. Я прав?
Я не успеваю ответить. Официант сервирует, и Ривера забывает свой вопрос. Он, похоже, довольно голоден, потому что сразу приступает к еде. Приятного аппетита он мне не желает, это не принято в высшем свете.
А я обнаруживаю, что не могу есть и рыбу. Правда, автоматически беру вилку, но вижу на тарелке не кусок розовой семги, а всю большую, красивую рыбу. И аппетита как не бывало!
Ну ладно! Ограничусь горячими хрустящими тостами, свежим маслом и великолепным сухим шампанским. В конце концов я пришла сюда не для того, чтобы набивать живот. Одной обстановки уже достаточно. Все дорогое, элегантное, изысканное. Цены астрономические. Бутылка вина стоит до трех тысяч долларов (за две бутылки можно купить машину!). Но бар полон, все столики заняты, и царит веселье, непринужденная атмосфера.
Ривера пьет чересчур много. Сначала виски, потом четыре большие рюмки водки. Держится, впрочем, хорошо. Очевидно, к алкоголю привычен, и только слегка затуманившийся взор выдает, что он не совсем трезв.
Его взгляд падает на мою полную тарелку.
– Вам не нравится семга? – удивленно спрашивает он.
– Нравится, нравится. Но вдруг пропал аппетит.
– У вас аппетит, как у маленькой птички, – констатирует он. – Я закажу вам десерт. Здесь есть свежая лесная земляника. Не возражаете?
– С удовольствием. – Я благодарно улыбаюсь и складываю руки на коленях.
– Вы всегда такая молчаливая? – спрашивает он, позванивая кусочками льда в своем бокале.
– Только если нужно. Я с удовольствием слушаю вас. Ваш английский превосходен. Вы долго жили в Америке?
Ривера польщенно улыбается.
– Моя жена – американка. – Он не говорит «бывшая жена». Значит, не признает развода.
– Послушайте, – он словно прочитал мои мысли, – если вы где-нибудь читали, что моя жена бросила меня, то это ложь. Лиза – верная душа. Это я в вечном поиске. Мне нужны новые и сильные эмоции. Без любви я не могу работать. Понимаете? Художнику нужна свобода. – Он берет мою руку, целует и задерживает в своей. – Если я вам сейчас скажу, что нахожу неотразимой такую красивую женщину, как вы, вы на меня не обидитесь?
– Нет. Разумеется, нет! – Я забираю руку. – Но нельзя мучить человека, с которым скреплен узами брака. Это нехорошо!
– А что хорошо в жизни? – удивленно спрашивает он. – Вы можете раскрыть секрет?
Многое, думаю я, многое хорошо. Но я не для того сюда пришла, чтобы спорить с ним, и ограничиваюсь таинственной улыбкой, чем окончательно располагаю к себе.
– Моя прекрасная канадка! О чем вы думаете? Он-то явно думает о постели.
– О вашей жене.
– О моей жене? – Он не может в это поверить. – Почему вы, дражайшая, думаете о моей жене, когда я сижу перед вами во плоти?
– Меня интересует, где она?
– За городом, – недовольно бурчит он, – в нашем имении в Южной Франции.
– И чем она там занимается? Он измученно вздыхает.
– Работает над новой коллекцией.
– Красивые вещи?
– Понятия не имею. Я в моде ничего не смыслю. А теперь мы поменяем тему. Мне кажется, есть более увлекательные вещи, чем говорить о моей жене.
– О чем же хотели бы поговорить вы? – спрашиваю я подчеркнуто наивно. – О вчерашней даме? Предыдущая подруга?
Реджинальдо громко хохочет.
– Вы забавляете меня, Офелия. Такая молодая и уже столько сарказма. Но я тактичен, любовь моя. От меня вы ничего не узнаете. Моя частная жизнь для меня – святое, женщина может доверять мне. Она может устраивать со мной самые разнузданные оргии, никто об этом даже не догадается. Я нем, как могила. Вы можете чувствовать себя в безопасности.
– Я ненавижу оргии.
