Тэрайны наводили ужас на весь север Майяра: рабов почти не брали, зато взимали дань золотом и каждого тэрайна, будь то простой воин или вождь, хоронили с таким количеством золота, что хватило бы на год целому городу. По всему этому краю рассыпаны древние могилы тэрайнов, но никто и никогда не видел золота из этих могил, ибо тэрайны тайно хоронили своих мертвых и никаких следов этих захоронений не осталось на поверхности земли.
В правление Ле Гераро Ди Мало тэрайны взяли в плен его второго сына, Гелайо Тэори, будущего правителя Ле Гелайо Дар Мэо. Прекрасной госпоже Тоили-эри, дочери тэрайнского вождя, понравился красивый, статный Гелайо Тэори, и они стали мужем и женой. Супруги не расстались и после того, как король внес выкуп за сына, поселились они здесь, в долине Горячих ключей. На месте замка Ралло в то время стояла небольшая крепость — деревянные стены да несколько домиков. Молодой принц поселился в этой крепости и повелел строить каменный замок; при нем были построены три башни — Старая, Медвежья, которая сейчас лежит в развалинах, и древняя Привратная, на месте которой стоит теперь новая Привратная. Тоили-эри велела поставить свои шатры на террасе северного склона долины, у Холодного озера. Они жили здесь девять лет; у госпожи Тоили-эри родились два сына. Старшего — Гертави Леоро — отправили учиться в Забытую Столицу, младшего отдали на воспитание тэрайнам. Саму же госпожу Тоили- эри в Майяре называли Лавика-аорри.
С тех самых пор и появилась в жилах майярских королей тэрайнская кровь. И с тех же пор воины из клана Тоили-эри приходили на службу потомкам своей принцессы. Приходили на службу не только юноши, но и девушки, искусные в воинских науках, меткие лучницы, отважные всадницы, и очень часто эти девушки возвращались в родное племя с детьми, прижитыми от майярских властителей. С течением времени облик клана Тоили-эри изменился: к завоеванию росфэрнов люди из этого клана получили имя гэнкаров — «черноволосых».
Первое время пути тэрайнов — «диких всадников» — и росфэрнов, «морских варваров», не пересекались, но однажды судьба свела тэрайнов и росфэрнов у города Лараулэри.
Увидев друг друга, оба племени на время забыли о Ларау, завязался бой. Сначала показалось, что росфэрны дрогнули; они вернулись в свои ладьи и стали грести по течению, к морю. В боевом запале тэрайны преследовали их, но отступление росфэрнов оказалось ловушкой. Росфэрны выманили тэрайнов на длинную косу в устье Ланна и окружили их, перерезав перешеек, связывающий косу с берегом. Тэрайны были обречены — росфэрны перебили почти всех. Оставшихся в живых росфэрны отвезли на Лайгарские острова; у острова Большой Лайгар их поджидал корабль работорговцев из Иргитави. Но рабы-тэрайны, пусть даже это были раненые, женщины и дети, показались работорговцам слишком опасным грузом — они отказались платить за них. Тогда вождь росфэрнов Ольтас, отец будущего короля Ольтари Первого, распорядился высадить бесполезную добычу на бесплодный необитаемый остров. Тэрайнам пришлось привыкать к новым условиям жизни. Современные лайгарцы — их потомки.
Гэнкары, служившие майярским князьям, остались одни. Большей частью это были молодые мужчины, а также несколько девушек. Возвращаться им было некуда; они могли бы представлять собой грозную силу, но малочисленность и разобщенность не позволили им противостоять росфэрнам. Росфэрны, покоряя Майяр, убивали мужчин — потомков Тоили-эри и женились на их дочерях и сестрах. В это время погибло много гэнкаров, но кое-кто остался жив и продолжал служить потомкам Тоили-эри. Ольтари Первый, сам потомок тэрайнской красавицы, озабоченный почти полным исчезновением гэнкаров, повелел, чтобы старые гэнкары брали себе учеников из детей от связей гэнкаров с майярскими женщинами. По мнению гэнкаров, такое родство было сомнительным, они, как и современные катранцы, родство считали по женской линии, но делать было нечего, раз уж женщин-тэрайни почти не осталось.,
С течением времени, а точнее, в период между завоеванием росфэрнов и победой аоликану окончательно сформировалась система, по которой и сейчас отбирают детей в хокарэмы. Объединение по племенному признаку сменилось объединением по профессиональному; теперь эти люди стали называться «людьми из мрака» — хокарэмами. Все они в то время носили ожерелья из волчьих клыков, и именно тогда их прозвали «волками Майяра».
Однако к началу аоликанской войны хокарэмы еще мало чем походили на сегодняшних обитателей замка Ралло. Они почти не отличались от обыкновенных воинов. Воцарение Нуверре было еще одной ступенькой к формированию хокарэмского сословия — он подарил им замок Ралло и окружающие его земли.
История Ралло была славной. С тех пор как Гелайо Тэори стал королем, о замке не забывали: он превратился в охотничье поместье майярских королей. Там было построено еще несколько башен, а король Геори Тави Сонхо вообще решил было перевести туда свою резиденцию из шумной, перенаселенной столицы. Павильон с фонтаном был построен по его приказу, но король умер, так и не успев насладиться изысканными сочетаниями горячих и холодный струй. Преемники короля продолжали наведываться на охоту в Ралло до самого завоевания росфэрнов.
Росфэрнам долина Горячих ключей не понравилась: не иначе как по наущению демонов вода изливается из земли почти кипящей, считали они. Охотничий замок был заброшен и начал понемногу разрушаться. Аоликану тоже считали это место обиталищем бесов, но хокарэмы не видели в этом ничего страшного, и король Нуверре сделал им подарок, который ему ничего не стоил.
Так началась новая жизнь долины Горячих ключей. В то время хокарэмы еще сохраняли остатки прежних верований, и они построили этот храм, посвятив его Матери тэрайнов…
…Карми с новым интересом вгляделась в надменный лик древней богини и сравнила с лицом Смирола — он ведь наполовину лайгарец, а значит, наполовину тэрайн. Нет, ничего родственного не было в облике богини ни с внешностью Смирола, ни с внешностью Антуно. Да и понятно: статую отливал из бронзы майярский мастер, уже когда все почти забыли о тэрайнах, наводивших ужас на север страны; богиня была по облику скорее аоликану.
— Значит, во мне тоже есть кровь тэрайнов, — задумчиво произнесла Карми.
— Во всяком, кто живет на севере, есть кровь тэрайнов, — немедленно откликнулся Смирол. — Да мало ли какая кровь течет в жилах майярцев! А если покопаться в древней истории…
— О нет! — воскликнула Карми. — Эдак окажется, что весь мир мне родня!
— Больше! — засмеялся Смирол. — У тебя родня в двух мирах. — И осекся, поняв, что сболтнул лишнее: Карми вспомнила о Руттуле и решительно объявила, что спать будет по другую сторону бассейна. Для Смирола бассейн преграды не представлял — что там, перейти вброд лужу с теплой водой, — но он, усмехнувшись, завернулся в одеяло и быстро заснул. А Карми, поворочавшись на своем сенном ложе, подождала, пока его дыхание станет ровным, и, тихонько раздевшись, забралась погреться в бассейн.
Утром Смирол пробудился первым и с любопытством посмотрел в сторону Карми. Она спала, укутавшись почти с головой. Надо бы ее разбудить — ведь потом каяться будет, что проспала рассвет, и, глядишь, продлит срок траура еще на один год. Однако не подходить же к ней, еще спросонья превратно поймет его кристально чистые намерения.
Смирол подобрал камешек и запустил его в спину Карми.
— А-а?.. — вскинулась она спросонья и села. — Это ты, Рыжий?
— Вставай, золотце мое, — пропел Смирол. — Светает.
— Ох, чуть не проспала! — вскочила Карми. Она выскочила в сумеречный предрассветный двор, зачерпнула ладонями снег и приложила к лицу.
Смирол одевался, не оглядываясь на нее. Карми вернулась и надела юбку.
— Тэрайни ходили в штанах, — заметил Смирол.
— Руттул запрещал мне носить штаны без крайней необходимости, — ответила она.
В этот день даже присутствие Смирола не могло отвлечь ее от выполнения поминальных обрядов. Смирол не вмешивался, сидел смирно, неподвижный, как каменное изваяние.
Когда Карми, разбросав семечки на пять сторон света, положила на снег лепешку для птиц, он уже ждал ее на пороге с другой лепешкой в руках.
— Жертва принята, — улыбнулся он.
Карми оглянулась. Маленькая серая пичуга уже клевала лепешку — да, жертва действительно была принята.
Карми потянула руку к той лепешке, что держал Смирол; он позволил ей взяться за край, но лепешку не отпустил.
— Может быть, геррэ? — предложил он.
