лететь с норвежцем на самолете «Латам», гораздо менее приспособленном для полярных перелетов, чем «Дорнье-Валь».
18 июня 1928 года «Латам» стартовал из норвежского города Тромсё.
…Памятник великому норвежцу — на зеленой лужайке. Меня привели сюда члены Арктического общества Тромсё, объединившего путешественников, старых полярных капитанов и пилотов, людей молчаливых и неторопливых.
Руал Амундсен смотрит на крутые зеленые склоны за синью пролива. Он видит их последний раз. Он не знает, что прощается с ними, с родной Норвегией, флаг которой подарил обоим полюсам Земли.
В левой руке у него небольшой свиток. Может, карта, может, сводка погоды. Погода в тот день была так себе, но он решил лететь.
Голова его не покрыта, капюшон полярного костюма откинут назад. Сейчас он шагнет к берегу, где его ждут…
Те, кто ждал его на «Латаме», поименованы на плите, вделанной в розовый гранит рядом с памятником. Французы Гильбо, Дитрихсен, Валенте, де Курвиль, Брази…
Обнажив головы, молча стоим у памятника.
Вчера в Арктическом обществе мне показывали снимки «Латама». Это хрупкий биплан, летающая лодка с поплавками на концах крыльев. Там же хранится сделанный уже на борту самолета последний снимок Амундсена. Поразительно: он в легкой кепке и в плаще. Будто собрался на короткую прогулку по фиорду.
Спрашиваю члена правления общества Коре Педерсена: верно ли, что на «Латаме» не было достаточного запаса продовольствия, что сам Амундсен взял с собой пакет с бутербродами? Ведь это так не похоже на него, умевшего рассчитывать все при снаряжении экспедиций.
Вместо ответа Коре Педерсен пожимает плечами. Потом говорит:
— Этот полет — последняя загадка Амундсена.
Да, этот полет — загадка. Вылетели не утром, а четыре часа спустя после полудня. Запас горючего был ограничен. В случае вынужденных посадок и неблагоприятной погоды его могло хватить лишь на часть обратного пути.
А ведь не кто иной, как Амундсен, настойчиво повторял, что при полете в неизведанные области Арктики воздушные экспедиции должны отправляться не только с достаточным запасом горючего, но и непременно на двух самолетах, чтобы уменьшить риск.
«Он победил меня», — говорят, эти слова произнес потрясенный Нобиле, узнав из сообщений радио, что на помощь вылетает Амундсен.
Никто не знает, как и где погиб великий норвежец. Думают, что «Латам» был в воздухе часа два, может быть, — четыре, когда произошло нечто. Вероятно, над Баренцевым морем.
Под осень рыбаки нашли пробитый поплавок «Латама». Потом бак из-под бензина. На нем была пластинка с названием самолета, оплавленная огнем…
Рассказывают, что от имени норвежского народа Фритьоф Нансен опустил в море венок. В нем не было цветов. Его выковали из железа.
Конец двадцатых годов.
Исковерканные обломки гондол «Италии» носятся где-то на льдинах, гонимых ветрами в океане. Или, быть может, покоятся на его дне. Катастрофа и поиски уцелевших обошлись человечеству в семнадцать жизней, считая экипаж «Латама» и погибших при возвращении па родину трех итальянских летчиков.
Так нужно ли было строить дирижабли и дальше?
Все-таки нужно! У самолетов еще слишком слабы крылья, и никто не скажет достоверно, как скоро они окрепнут. Дирижабли еще не отжили свой век.
Строит их и Советский Союз. У нас огромные пространства и плохие дороги. В тридцатых годах появляется лозунг: «Даешь советский дирижабль!»
Создан Дирижаблестрой. Там крупные специалисты. Во главе технического отдела — человек, которого сослуживцы называют Умберто Викентьевич.
Это Умберто ди Винченцо Нобиле. Товарищ Нобиле. Во всяком случае, он не удивляется, когда слышит непривычное для себя обращение.
Фашистский генерал — и «товарищ»? Как можно?
Жизненный путь Умберто Нобиле вовсе не прост.
Когда «Италия» поднялась в воздух, ему было сорок лет. Как талантливый инженер он был известен еще задолго до прихода фашистов к власти.
Его короткий стремительный взлет начался после рейса «Норвегии». Муссолини было выгодно сделать Нобиле национальным героем: пусть мир видит, на что способна Италия, когда фашизм возрождает славу Древнего Рима! Вчерашний инженер-полковник становится генералом, его награждают орденами, осыпают почестями.
Наверное, у Нобиле закружилась голова. Какое-то время его имя вовсю использовалось фашистской пропагандой. Но фашисты не считали его своим до конца. Нобиле отказался вступить в фашистскую партию. Особенно настороженно и даже враждебно относится к нему маршал авиации Бальбо. Злая воля этого любимца Муссолини чувствуется все заметнее. Подготовка к полету «Италии» идет не так, как задумал Нобиле. Препятствия здесь, отказ там…
А когда связь с дирижаблем прекратилась, Бальбо не удержался от злорадного возгласа:
— Так ему и надо!
Это слышали офицеры, окружавшие маршала. Приговор Нобиле, в сущности, был уже вынесен. Холодная ненависть фашистских главарей к неудачнику особенно усилилась с той минуты, когда итальянцев спасли большевики.
Муссолини послал телеграмму Самойловичу:
«Вы совершили дело, которое останется в истории… От имени всех итальянцев благодарю вас…»
И одновременно — секретную инструкцию командиру «Читта ди Милано», предписывающую взять Нобиле под наблюдение, отстранить его от дальнейших спасательных операций, если нужно — поставить у каюты караул. Всем спасенным запретить при проезде через Европу общаться с кем-либо из внешнего мира. Поиски группы Алессандрини прекратить, никакого содействия «Красину» не оказывать.
Достаточно того, что большевики спасли людей «красной палатки». Если они найдут Алессандрини, их триумф будет полным. Допустить этого нельзя!
Затем был суд чести, объявивший Цаппи и Мариано истинными патриотами, а Нобиле — виновным в упущениях и проступках, несовместимых со званием генерала вооруженных сил фашистской Италии…
Небольшой круг советских людей знал Умберто Нобиле до полетов «Норвегии» и «Италии». В начале 1926 года он выступал с докладами в Москве. Первую его книгу на русском языке издали тогда же. Она называлась «Полет через полярные области» и была написана до того, как стартовала «Норвегия».
Нобиле был в нашей стране и во время полета «Норвегии»: по пути в Арктику дирижабль и его экипаж останавливались в Гатчине под Ленинградом. Академия наук устроила в честь гостей торжественное заседание.
После того как фашистские власти развенчали недавнего национального героя, он снова побывал в Советском Союзе. Профессор Самойлович в 1931 году пригласил его на ледокол «Малыгин», идущий к Земле Франца-Иосифа. Нобиле с радостью согласился. Быть может, в этих водах удастся обнаружить какой-либо след унесенных вместе с оболочкой дирижабля.
Вскоре у него созрело решение покинуть Италию и на некоторое время поселиться в Советском Союзе.
Признанный конструктор легко мог найти пристанище и дело во многих странах. Он выбрал страну, люди которой проявили высокий гуманизм во всей истории с «Италией» и по-человечески отнеслись к нему. Кроме того, он убедился, что большевики — люди с размахом, способные сделать очень многое в Арктике,
В 1933 году Нобиле на несколько лет связывает свою судьбу с Дирижаблестроем. Позднее он вспоминал: «Все было создано на том месте, где прежде поднимался лес и тянулись болота. На построенном нами дирижабле «СССР В-6» — гордости советского воздухоплавания — молодой пилот Паньков установил
