сам Акакий не мог плыть: его мучила цынга. Он понимал, что на шлюпке будет лишним, бесполезным. Лучше уж помереть на берегу. А может, прилетят сюда птицы, придут олени, будет охота — тогда, накопив силушку, можно по суше пойти назад, к пясинским казацким зимовьям. Летом тундра прокормит — живности в ней хватает.
Порешили, что каждому — своя дорога. Собрали имущество, сосчитали деньги и разделили всё поровну, по-братски. Долго смотрели оставшиеся в избушке, как ныряла в волнах шлюпка, направляемая слабыми руками.
Потом нахмурился океан, разгулялся. Еле дотянули мореходы до небольшого островка, едва успели вытащить на берег свой подмокший скарб, как волны бросили на камни их шлюпку.
И не увидели больше родных мест ни те, кто остался в избушке, ни те, что нашли ненадежный приют на острове. Может, доканал их голод, может погубила цынга…
19 августа 1878 года против мыса Челюскин появились два корабля знаменитого путешественника Норденшельда. Праздничные флаги развевались на мачтах, корабельная пушка дала салют, обративший в бегство белого медведя.
«Мы достигли великой цели, к которой люди стремились в течение столетий. Впервые судно стояло на якоре у самой северной оконечности Старого Света», — записал в этот день Норденшельд.
Путешественник зачеркнул бы в дневнике эти строки, позже обошедшие весь мир, если бы во время дальнейшего плавания его корабли спустили шлюпки у островов Фаддея. Он, возможно, узнал бы, что неведомая русская экспедиция достигла морем самой северной оконечности Азии за два с половиной века до него.
Но корабли Норденшельда прошли мимо островов Фаддея. За путешественником незаслуженно укрепилась слава первого человека, обошедшего морем мыс Челюскин.
Только теперь мы знаем истину, и свет этой истины наполняет нас гордостью за наших славных предков.
На долгие века затерялся след людей, совершивших одно из самых выдающихся плаваний первой половины XVII века. Ничего не знали мы об их подвигах до тех пор, пока моряки с «Норда» не увидели старинные медные котлы среди камней островов Фаддея. Вполне возможно, однако, что экспедиция Акакия Мурманца была не единственной русской экспедицией, которой удалось еще в начале XVII века обогнуть морем мыс Челюскин. Поиски следов древних мореходов в Арктике продолжаются, и сделано уже немало новых находок.
Но вы спросите: где же доказательства, что плавание Мурманца происходило хотя бы приблизительно так, как об этом только что рассказано? Разве удалось найти в архивах летописи, в которых сообщается об экспедиции?
Нет, таких летописей пока не найдено.
Единственные доказательства — это находки команды «Норда» и плававшего позднее к месту раскопок знатока истории Сибири, крупного советского археолога Алексея Павловича Окладникова, с которым мы еще встретимся на страницах этой книги.
Каждый предмет сказал свое слово тому, кто умеет понимать язык древностей.
О том, когда была снаряжена экспедиция, рассказали монеты. Их удалось собрать очень много — более трех тысяч. Такие большие деньги могли понадобиться только для торговли. Треть монет относилась ко временам Ивана Грозного. Многие монеты были отчеканены в царствование Федора Иоанновича и Бориса Годунова. Попадались также монеты Лжедмитрия, Василия Шуйского и Михаила Романова. Последних было совсем мало. Значит, экспедиция отправилась вскоре после 1613 года, когда Михаил только что вступил на царство и не успел еще выпустить много денег.
Досказали повесть о мореплавателях другие находки: обломки лодки, раздробленные кости и черепа песцов, разная утварь, прядь черных женских волос, вышитая женская сумочка, разбросанные шахматные фигуры. Мореходы, несомненно, разделились — иначе предметы на островах и на берегу залива вряд ли могли бы быть так поразительно схожими, как бывают схожими только вещи, сделанные одним мастером и взятые из одного места.
Нам неизвестны имена этих отважных мореходов. Единственное имя, которое может помочь тем, кто ищет теперь следы экспедиции в старинных документах, затейливо вырезано на украшенной оловянным орнаментом ручке ножа, найденного среди развалин избушки: «Акакий Мурманец». На другом ноже чуть видно слово «Иван». К несчастью, засунутый в ножны обрывок бумаги, на котором едва можно разобрать надпись «жалованная грамота», очень плохо сохранился.
А как бы помогла эта грамота археологам!
Возможно, отдельные подробности путешествия были не такими, как описаны в нашем рассказе: пока они неизвестны никому. Но Алексей Павлович Окладников, прочтя этот рассказ, сказал: «Да, так вполне могло быть». А ведь профессор Окладников сам побывал на островах Фаддея и в заливе Симса; он же руководил работой многих ученых, которые исследовали все найденные там предметы, до обрывков шерстяной нитки и ворсинок меха включительно.
КОНЕЦ КАПИТАНА КУКА
Когда английские корабли «Резолюшн» и «Дисковери» пришли на острова вечной весны и бросили якоря в этой бухте, все обещало спокойную и веселую стоянку.
Толпа полуголых гавайцев приветствовала капитана Джемса Кука радостными криками. Сам верховный жрец, худой, костлявый старик, приехал на корабль. Он накинул на плечи Кука что-то вроде красной мантии и подал ему поросенка. При этом жрец бормотал заклинания, какие обычно произносятся только перед деревянными идолами или другими божествами островитян.
Капитан Джемс Кук был принят жителями Гавайских островов за божественного О-Роно! По преданию, этот О-Роно в давние годы покинул гавайцев, пообещав вернуться на пловучем острове, чтобы принести народу довольство и счастье. Когда же не один, а сразу два пловучих острова с белыми полотняными крыльями появились в бухте, жрецы не сомневались, что это пожаловал О-Роно со своей свитой.
Кук вскоре убедился, что быть божеством не так уж заманчиво. Когда за тобой целый день ходит орава жрецов и вопит: «О-Роно! О-Роно! О-Роно!», то это может довести до неистовства. Если бы не свиньи и плоды, обильно приносимые при этом в жертву, то Кук разогнал бы крикунов. А эти жертвоприношения были так кстати: запасы продовольствия на кораблях совсем истощились.
Однако, как ни простодушны были гавайцы, но и они поняли, что с богом О-Роно вышла какая-то ошибка. Вместо того чтобы принести довольство и изобилие бедным туземцам, О-Роно усердно собирал на свои пловучие острова все съедобное. Наиболее смышленые смекнули, что пришельцы, как видно, простые смертные, только с другим цветом кожи и с аппетитом акулы.
Местный царек Тараи-Опу побывал на корабле у Кука и деликатно осведомился: как скоро божественный О-Роно думает покинуть гавайцев? Кук сказал, что очень скоро. Обрадованный Тараи-Опу поторопился прислать ему на дорогу фруктов, съедобных кореньев и других припасов.
Перед отплытием Куку понадобились дрова. Матросы могли бы нарубить их сколько угодно. Но Кук позвал верховного жреца и потребовал, чтобы в обмен на два железных топора ему отдали деревянную ограду вокруг священного храма гавайцев. Жрец с негодованием отверг сделку. Тогда разгневанный О-Роно приказал матросам сломать ограду, а строптивому жрецу насильно заткнуть за пояс топоры. Туземцы безропотно снесли такое неслыханное надругательство над своими святынями, рассчитывая, что это последняя жертва, которую они приносят божеству.
Но каково же было разочарование гавайцев, когда через несколько дней пловучие острова О-Роно снова появились в бухте. Кук вернулся для того, чтобы исправить поврежденную бурей фок-мачту «Резолюшн».
Если бы англичане мирно и дружески обошлись с гавайцами, то, конечно, получили бы и дерево для мачты и продукты. Однако чуть не с первого часа новой стоянки кораблей начались ссоры и стычки.
Один из гавайцев, прельстившись клещами и долотом, не удержался от искушения и, схватив эти
