Персивейла. Ему удалось уломать регентшу Каахуману и совет вождей рассчитаться с долгами. И кто же, вы думаете, помешал, поставил нам палку в колеса? Эти проклятые миссионеры! Они сумели внушить Каахумане, что требования купцов чрезмерны и несправедливы. Так все было испорчено, и после ссоры с регентшей лейтенант Персивейл вынужден был покинуть остров, так и не добившись выполнения наших требований. Но я не намерен уходить отсюда, пока сандвичане не поставят на корабли то, что они нам задолжали: пятнадцать тысяч пикулей сандала. Впрочем, — вновь наполняя рюмки, продолжил капитан Джонс, — сандала здесь остается все меньше, и скоро он потеряет для нас торговый интерес. Уже сейчас эти острова приобретают первостепенное значение не с точки зрения торговли сандалом, а как постоянная база для отдыха китобойцев. Нам бы только сломить сопротивление безмозглых проповедников, которые, кажется, возомнили о себе слишком много...
— Мне упоминали, что недавно тут едва не разгорелась война, — небрежно вставил Врангель. — Неужели ваши моряки действительно что-то не поделили с миссионерами?
— То-то и оно! — подтвердил Джонс. — Вообразите себе моряка-китобойца, который после нескольких месяцев морских скитаний в погоне за кашалотами вновь приходит к этим берегам. Он сыт по горло борьбой со штормами, его уже воротит от запаха китового жира. О чем он мечтает? Он мечтает об обвитых гирляндами душистых цветов сандвичанках, чьи тела он когда-то сжимал в своих объятиях. Он вспоминает эти острова как земной рай, где можно отвлечься от суровой прозы жизни. Самая крупная китобойная база здесь — на соседнем острове Мауи, в порту Лахаина. Но миссионерам показалось мало учить островитян грамоте. Они добрались и туда и стали проповедовать новую мораль. Некто Ричардс, возглавлявший тамошнюю миссию, осмелился провозгласить табу на любовные связи островитянок с китобоями. Первой жертвой его стали моряки с английского китобойца «Даниэл». Столкнувшись с запретом, разъяренные моряки с криками «Женщины или жизнь!» едва не прирезали отца Ричардса. Тогда на его защиту встали вооруженные пиками сторонники миссионера — сандвичане. И моряки «Даниэла» предпочли не проливать кровь, чтобы еще более не озлоблять островитян, — так ушли из Лахаины несолоно хлебавши. Моряки же другого китобойца оказались решительнее. Они заманили на борт группу девиц, и капитан наотрез отказался выполнить требование губернатора вернуть их обратно. Когда же островитяне вновь начали вооружаться, капитан — кажется, фамилия его была Клерк — приказал для острастки обстрелять берег из корабельных орудий и ушел в плавание с прекрасными пленницами на борту.
— Так вы полагаете, — не проявляя открыто своей реакции, спросил Врангель, — правота и в этом инциденте была на стороне матросов, а не миссионеров?
— Сразу видно, мистер Врангель, — усмехнулся Джонс, — что вам не приходилось бывать в шкуре китобоя и даже трудно представить себя на их месте. Этим парням можно посочувствовать, и не стоит лишать их маленький толики мимолетного счастья.
Отвлекаясь от положения на Сандвичевых островах, Джонс упомянул, что и на острове Таити, куда ему довелось заходить, конвоируя торговые суда, не все просто: две враждебные партии островитян без конца выясняют отношения между собой, а оставшиеся без твердой власти туземцы бессовестно грабят приходящие на остров корабли.
Тут и Врангелю пришлось вспомнить о нападении на его корабль во время стоянки на острове Нукагива.
Желая по традиции всех русских мореплавателей сохранить по себе добрую память у королевской семьи, Врангель поручил на следующий день Федору Матюшкину отвезти подарки королю и губернатору острова: серебряные часы, граненый графин с рюмками, кожаные изделия и большое зеркало в резной раме.
Несмотря на неприятный осадок, оставшийся от беседы со словоохотливым Джонсом (как пылко защищал он права приходящих на острова моряков!), Врангель не мог проигнорировать сложившийся морской обычай и устроил обед на борту корабля для наиболее важных иностранцев, с кем познакомился в Гонолулу. Кроме капитана Джонса, были приглашены английский и американский консулы, купец Томас Мик и еще несколько американских купцов и капитанов. Что бы он ни думал о проводимой американцами политике постепенного подчинения островов своим торговым интересам, о коей так откровенно распространялся Джонс, приходилось таить эти мысли при себе и изображать на лице дружелюбную мину.
Через шесть дней наступило время прощания. От Сандвичевых островов предстоял путь к Маниле и далее, через остров Св. Елены и Портсмут, в Кронштадт.
Глава четвертая
Врангель уже не застал в Петербурге Федора Литке: его лучший друг, командуя шлюпом «Сенявин», находился в научной гидрографической экспедиции, которой предстояло продолжить опись берегов Русской Америки, Чукотки и Камчатки.
Через знакомых Врангель узнал, что Корнилович и братья Бестужевы за участие в заговоре против императора сосланы в Сибирь. Осужден и Батеньков, однако расспросы о том, где находится Гавриил Степанович, ни к чему не привели. Среди сосланных в Сибирь имя Батенькова будто бы не фигурировало, стало быть, томится в какой-нибудь крепости, но где именно, никто не знал.
Лишь младший брат Федора Литке, Александр, счастливым жребием судьбы избежал возмездия за участие в восстании и по-прежнему служил во флоте.
Суровое наказание, определенное бунтовщикам, охладило многие горячие головы, посеяло в обществе скрытность и осторожность, замкнуло прежде словоохотливые уста.
С новым государем Врангель имел возможность познакомиться еще на борту «Кроткого». Николай I соизволил в сопровождении морского министра адмирала Моллера лично прибыть на бриг, вернувшийся из кругосветного плавания, остался доволен внешним видом и корабля, и матросов, выстроенных на палубе и дружно грянувших положенное приветствие, и выразил капитану «Кроткого» благодарность за ревностную службу на благо отечества. Врангель же в эту ответственную минуту мысленно хвалил себя за то, что, заботясь о сохранности судна и его надлежащем виде к прибытию на родину, не зря простоял и в порту Манилы, где был заново построен ялик, взамен захваченного туземцами на Нукагиве, и на острове Св. Елены, где восстановил поврежденную после жестокой бури медную обшивку корабля.
Покидая вслед за императором борт «Кроткого», адмирал Моллер также выразил свою благодарность и вполголоса сообщил Врангелю, что, по высочайшему распоряжению его величества, Врангель назначается командиром экипажа строящегося линейного корабля. Уйти в гарнизонную службу? Нет, эта перспектива отнюдь не радовала. Уж лучше командовать фрегатом, о чем Врангель не замедлил смиренно просить в письме на имя морского министра. При других обстоятельствах подобный жест мог выглядеть как неуместная строптивость, но очевидно, государь, которому было доложено о просьбе капитан-лейтенанта Врангеля, после разбирательства по всей строгости закона с возмутителями общественного спокойствия, был все же заинтересован сохранять хорошие отношения с верными престолу морскими офицерами. Просьба Врангеля была удовлетворена, и его назначили командовать строящимся фрегатом «Елизавета».
