— Спасибо, Александр Филиппович, за сообщение. Вот мне сразу и полегчало, что вернулся он в добром здравии. Немало переволновался, что и как, не погибли ли в безвестности наши люди.
Повеселев от принесенных Кашеваровым новостей, Врангель расспросил штурмана о других русских селениях, где он побывал. Особо поинтересовался, виделся ли он на Уналашке с отцом Иоанном и когда тот собирается перебраться, как они договорились, в Ново-Архангельск.
— Виделся с отцом Иоанном, — подтвердил Кашеваров. — Поклон вам шлет. До конца года обещает переехать сюда на постоянное жительство и службу. Пока же, сказывал, кое-какие дела на Уналашке надо завершить.
После ухода Кашеварова Врангель нетерпеливо раскрыл путевой журнал Глазунова, пробежал глазами несколько строк. Нет, торопиться ни к чему. Прочтет вечером или завтра. Он с почти отеческой теплотой подумал о тех креолах, кому без опаски можно поручить самое дерзкое, отчаянное дело, как Глазунов, Лукин... Похоже, со временем достойно проявит себя и Кашеваров. Уроженцы этой земли, они были умелы, выносливы, стойки к невзгодам. Новое, воспитанное компанией поколение стало надежной опорой во всех делах.
Отец Иоанн Вениаминов прибыл в Ново-Архангельск на исходе года. Представился, как положено, главному правителю. Встретились тепло, трижды, по русскому обычаю, расцеловались.
— Наконец-то! — не скрыл радости Врангель. — Надеюсь, и семья с вами?
— Со мной, — подтвердил священник. — Пока у знакомых остановились.
— Сегодня же и в свой дом перебраться можете. Летом его отстроили. Как и все мы, ждет не дождется своего хозяина. Присядем, отец Иоанн. Соскучился я, говоря по правде, по вашему обществу. Расскажите, что нового в вашей жизни.
Священник сел в предложенное ему вольтеровское кресло. Помолчав, сказал:
— Очень непросто было мне, Фердинанд Петрович, уезжать оттуда, от возлюбленной моей паствы. Уж так мы привязались друг к другу, что добросердечные алеуты, прослышав об моем отъезде, собрались в селении в великом множестве. Некоторые и с соседних островов специально приплыли, чтоб проститься со мной, и не могли сдержать слез. У меня и самого на душе боль была, утешал их, что забывать не буду и еще встретимся.
Если же о каких-то новостях говорить, то все последние мои заботы, весь досуг посвящались переводу на язык лисьевских алеутов краткой Священной истории, Катехизиса, Евангелия от Матвея. Для облегчения восприятия христианской веры и собственное поучение составил — «Указание пути в Царствие Небесное» — о том, в чем состоит подвиг Господа нашего Иисуса Христа и какие блага душевные дает Христос тем, кто следует за Ним. И очень рад, что скромное это поучение до глубины сердец алеутов тронуло. Букварь на их языке составляю и мечтаю издать когда-нибудь эти работы в России, чтобы с их помощью приохотить население Лисьевских островов к грамоте. Не один, впрочем, я трудился. Нашелся надежный помощник мне, в детстве крещенный алеут Иван Паньков. Зная русский язык и грамоту, он с усердием вникал в мои занятия, словом и делом способствовал и лингвистическим моим трудам, и переводу священных текстов.
И должен сказать вам, Фердинанд Петрович, что испытываю глубокое удовлетворение от тех благотворных перемен, кои оказывает проповедь христианской нравственности на жизнь и быт алеутов. Среди крещеных и воспринявших слово Божие нет теперь привычки жить как попало. Окрепли устои семьи, дети ныне рождаются в законном, освященном церковью браке, и от того алеутское население островов заметно прибавляется.
Воспользовавшись паузой, Врангель с чувством сказал:
— Спасибо вам огромное, отец Иоанн, за ваши подвижнические труды. Теперь еще лучше понимаю, как нелегко вам было принять мое предложение о переезде на Ситху. Но ничего, надеюсь, скоро освоитесь и полюбите эти места. В житейском же плане, поверьте, не будете испытывать никаких неудобств. Опять же и школа у нас неплохая. Детишки ваши младшие должны ее полюбить. Осмотритесь, а там, убежден, и колошей с успехом крестить будете и приобщать к вере Христовой. Хотя этот орешек покрепче, чем алеуты. Так уж, видно, неласково природа их наградила, что ни миролюбием, ни добросердечием народ этот не отличается.
— Для начала придется мне их язык выучить, — в раздумье сказал Вениаминов. — Хоть и слышал, что произношением он посложнее алеутского.
— У меня в библиотеке, — ту же вспомнил Врангель, — есть копии записей наших морских офицеров, пытавшихся составить краткий словарь языка колошей. Если будут вам потребны, всегда готов предоставить.
— Спасибо! Они могут мне пригодиться.
С лукавинкой взглянув на Врангеля, Вениаминов спросил:
— А банька-то есть при доме, что для семейства моего приготовлен?
— Имеется, — улыбнулся Врангель, — и, говорят, неплохая. Мастер своего дела ее соорудил.
— Вот и славно! — расцвел священник. — Сегодня же с дороги и попарюсь. И детишек не мешает помыть. Еще раз спасибо, Фердинанд Петрович, за заботы и добрые слова.
Оба поднялись.
— Если, отец Иоанн, не возражаете, я вам домик этот сейчас и покажу.
— Благодарствую.
Они вместе спустились вниз, в селение.
— Огонь и ночью поддерживайте. Ясно вам?
— Все ясно, тятя, — ломающимся баском ответил старший из сыновей, Петр.
— Я через пару дней вернусь, и чтоб все у вас было готово.
Лукин с ружьем в руке шагнул в легкую, обитую берестой лодку и, положив ружье на дно, взялся за шест. Сильно оттолкнувшись, направил лодку вверх по течению реки.
