Аня впервые видела драку. Настоящую драку — не киношную, с ударами пяткой по носу, и не мальчишескую потасовку в школе или институте. Леха бил молча, без угроз, без матов — просто бил, и в глазах его читалось желание убить. Также молча, лишь негромко застонав, получив удар в бедро, Сергей принимал эти удары. Леха отошел чуть назад, не то остыв, не то просто размышляя, что делать дальше. Сергей, прижимая руку к разбитым губам, вставал на ноги, заметно припадая на левую, на которую пришелся удар.
Даша обегала машину, бежала к Лехе, и что удивительно, тоже не кричала, не просила его остановиться. Просто бежала к нему, видимо еще и сама не зная, зачем. Слева на траву выпрыгнул Женя, и тоже бросился к Лехе, с другой стороны. Одна лишь Марина сидела неподвижно, не предпринимая никаких действий.
Аня тоже выпрыгнула из машины, и побежала вслед за Дашей… Она тем временем уже повисла у Лехи на руках, бормоча что-то бессвязное. Она явно была в шоке. И непонятно было, чем он вызван в большей степени — бешеной гонкой по бездорожью, или тем, что сейчас происходило у нее на глазах. Женя остановился в паре метров от них, поняв, что его вмешательство не требуется. Казалось, что разнимать еже некого — Сергей с трудом стоял на ногах, Леха же больше не порывался набрасываться на него. Остановилась и Аня, не зная, что ей делать. Хотелось броситься к Сергею, взглянуть ему в глаза, взяв лицо в ладони — понять, что с ним произошло, и все ли с ним в порядке теперь. Но, по логике, это должна была сделать Марина, по-прежнему сидевшая в машине.
Через тонированное стекло лица Марины практически не было видно. Она по-прежнему сидела прямо, не пытаясь выйти из машины, и будто бы и не интересуясь тем, что происходило снаружи.
— Все нормально, Дашонок! — сказал Леха, и натянуто улыбнулся, отстраняя ее от себя. Эти слова словно разрядили обстановку, прорезав молчание, повисшее в воздухе. Аня не знала, почему ей так казалось, но тем не менее была уверена в том, что все убийства совершаются в молчании. Что если человек заговорил, да еще и попытался улыбнуться, то все будет в порядке. Что он выплеснул злость, и нового всплеска ярости уже не будет.
Только секунду спустя она поняла, что заговорил-то только Леха, разрушив вокруг себя ореол ярости и ненависти. Сергей все это молчал, собираясь с силами.
Забавно смотреть на рестлеров на экране телевизора. Когда один бьет другого кулаком в лицо, отправляет в нокдаун, и уже секунду спустя тот встает, чтобы нанести еще более мощный удар. В жизни все не так… В жизни уходит как минимум несколько минут, чтобы заставить руки вновь подчиняться приказам хозяина, чтобы собраться с силами и ударить. Ударить так, чтобы удар пришелся в цель.
У Сергея эти несколько минут были. Он шагнул вперед неуловимо быстро — так, что никто не успел среагировать. Даже Даша, стоявшая рядом с мужем, не успела ничего сделать. Впрочем, что она могла?
Удар Сергея пришелся точно в челюсть, и Аня показалось, что Лехины ноги на секунду оторвались от земли перед тем, как он медленно начал заваливаться назад. Второй удар догнал его еще в полете, придясь в солнечное сплетение. Даша повисла на руке у Сергея, но тот отшвырнул ее будто котенка. Аня бросилась к нему, сама не зная, зачем, а в голове пронеслась дикая мысль
о том, что он сейчас просто убьет их всех, что он
сошел с ума. Спятил! Рехнулся!
Но Женя успел раньше нее.
Насколько Аня знала, Женя никогда особо не увлекался спортом. Бывало, когда нападал очередной заскок, и позволяло свободное время — начинал бегать по вечерам, и время от времени заглядывал в тренажерный зал. Но чтобы он когда-то ходил в какую-нибудь секцию бокса, или каратэ — такого за ним не замечалось. И тем удивительнее было видеть его сейчас…
Он шагнул вперед — как будто перетек с места на место, и одной рукой отстранил Дашу, пытавшуюся встать у Сергея на пути, а другой — уперся ему в грудь, вставая между ним и Лехой. Сергей отреагировал мгновенно — двинулся он умом, или нет, но действовал он быстро и решительно. Его правая рука легла на Женино запястье, а левая понеслась к подбородку.
Женя ушел… Едва заметно сместившись, ушел от удара, и каким-то образом перехватив руку Сергея, вывернул ее ему за спину, разворачивая его к себе спиной.
— Уймись, — отчетливо произнес он. — Всякое бывает. Почудили и хватит. А сейчас — уймись!
Сергей попытался что-то сказать, но вместо этого лишь зарычал, крутанувшись вокруг своей оси, освобождая руку. Насколько Аня могла судить, при всех ее более чем ограниченных познаниях в борьбе, этим движением он мог легко вывернуть руку из сустава, если бы Женя продолжал ее держать, но он отпустил ее, позволяя Сергею вновь повернуться к нему лицом.
— Уймись, — повторил Женя. — Как человека прошу, уймись.
Нога Сергея взметнулась к его паху. Настолько быстро, что Аня с трудом успела уследить за этим движением. Жене же не составило труда вновь уклониться в сторону, и ударить в ответ.
Это был даже не удар — толчок ладонью в грудь. Сергея не опрокинуло, а просто отшвырнуло назад. На этот раз ей не показалось, что его ноги оторвались от земли — на этот раз так и было, и пролетев добрых полтора метра, Сергей врезался спиной в капот автомобиля.
— Уймись! — словно заклинание, повторил Женя, делая шаг к нему, но на этот раз сползший на землю Сергей не делал попыток подняться.
Марина по-прежнему сидела в машине. Аня не понимала этого, не могла понять. Рядом ее муж устроил драку со своими лучшими друзьями, при чем драку жестокую, буквально не на жизнь, а на смерть. Она же лишь отстраненно взирала на происходящее из окна машины.
А потом холодок пробежал у нее по спине… Сергей, вдруг, погнал машину по бездорожью, а затем, словно обезумев, полез драться. Он ведет себя не логично, будто бы сошел с ума. А не вздумает ли он через несколько секунд сорваться себя одежду? И не сделает ли то же Марина, тоже делающая странные вещи. Вернее, не делающая вообще ничего, что было еще более странно, если не сказать страшно!
Кто сказал, что вирус «голого безумия» покинул Медянск, унесенный ветром на восток? Ученые, словам которых иногда действительно стоит верить? Нет, ученые или не обнаружили никакого вируса, или отказывались признавать его наличие. Скрывали… И не было никаких доказательств тому, что сейчас они могли чувствовать себя в безопасности.
В этот момент Аня показалась себе невероятно глупой. Какой глупостью было не принимать всерьез всего того, что происходило в городе! Какой глупостью было не обращать внимания на то, чем были обеспокоены все ее друзья. Что-то похожее она почувствовала в детстве, лет в 10–11, когда умер ее сосед по лестничной клетке. Его звали Вениамин Васильевич, и он был дедушкой, но не был стариком. Ему было от силы шестьдесят, но выглядел он как минимум на сорок. Впрочем, тогда Аня не задумывалась о том, на сколько лет он выглядит, и сколько лет ему на самом деле. Как и всякий ребенок ее возраста, она не задумывалась вообще ни о чем! И впервые услышав в разговоре родителей странное слово «саркома», которое со временем стало вся чаще упоминаться рядом с именем добродушного и всеми любимого соседа, она не уделила этому ни малейшего внимания.
Она уже знала, что это смешно звучащее слово «саркома» обозначает какую-то болезнь. Болезнь, от которой умирают. Это слово было страшным, пусть и не таким как слово «смерть». Смерть была понятной и знакомой — ее обильно демонстрировали по телевизору, и от этого смерть становилась какой-то далекой, не реальной. Ведь все, что показывают по телевизору — это обман, сказки, фантазии.
Но саркома фантазией не была.
И когда однажды, вернувшись домой. Аня увидела грусть в глазах родителей, и услышала от них «Вениамин Васильевич умер», то еще несколько минут думала, что это какая-то шутка. Нет, не шутка, недоразумение… Смерть — это когда Чак Норрис стреляет в преступника. Смерть — это то, что показывают в новостях, говоря о Чечне. Но смерть не могла случиться с добродушным дедушкой, частенько захаживавшим к ним на чашку чая, угощавших ее конфетками, и тайком от ее мамы носил к отцу в гараж самогон, чтобы как он, подмигивая, объяснял Ане, веселее было под машиной загорать.
Вениамин Васильевич умер… И то, что раньше было далеким и нереальным, вдруг оказалось близким и очень страшным. Несколько ночей подряд Аня просыпалась от одного и того же кошмара. Она видела во сне Смерть, представлявшуюся ей в виде сгорбленной старухи с длинным носом, напоминающим клюв, и пронзительным злобным взглядом. В этом сне Смерть поднималась к ней на этаж на лифте, пряча правую руку за спиной, и останавливалась, озираясь. Аня чувствовала взгляд старухи, проходящий сквозь стены, и ощупывавший ее. Смерть выбирала, кого бы забрать. Добродушного дедушку, больного саркомой, или маленькую Аню, свернувшуюся в клубок под одеялом, надеясь скрыться от ее всевидящего ока. Или, быть может, Аниных родителей?
Смерть некоторое время стояла в коридоре, переводя взгляд с одной двери на другую, а затем, приняв решение, делала шаг в сторону квартиры Вениамина Васильевича, одновременно вытаскивая руку из-за спины. На кончиках пальцев Смерти блестел металл — длинные когти, которыми она вырывала душу того, за кем явилась.
Ане казалось, что этот страх забылся, что ночной кошмар канул в небытие, но оказалось, что он лишь спрятался поглубже в ее сознание, выжидая, таясь до поры до времени. И сейчас это время настало!
Как тогда в детстве, Аня ощутила холодный липкий страх. Как будто Смерть прошла мимо ее двери. Как раньше она не принимала всерьез и ее, и саркому, до тех пор, пока они не разминулись с ней всего парой метров, так и сейчас она не придала значения «голому безумию», не смотря на то, что один из заразившихся этой болезнью напал на ее подругу.
Чей-то голос нашептывал в голове, что в прошлый раз Смерть просто ошиблась дверью. Что старуха с длинными когтями шла за ней, но просто пришла не по тому адресу, и потому забрала душу Вениамина Васильевича. А сейчас, приняв форму «голого безумия», пришла именно за ней… И сейчас уж точно не промахнется!
Неожиданно Аня почувствовала, как вокруг жарко. Странно, ведь на дворе сентябрь, да и солнце светит не слишком ярко… Ветровка, кажется, сама соскользнула с плеч, падая на пожелтевшую траву. Как же жарко! Все происходящее неожиданно отошло на второй план. Женя, что-то втолковывающий Сергею и Лехе, Марина, так и сидевшая в джипе, Даша, удивленно и испуганно глядящая на нее. Почему она так на нее смотрит? Почему удивление в ее взгляде постепенно сменяется страхом? Какого черта она показывает на не пальцем, теребя Женю за рукав? Что, она вообще себе позволяет?
Злость вскипела в груди, и от этого стало еще жарче. Кто, вообще придумал, что в Сибири холодно? Здесь же ужасная жара! Ноги, кажется, готовы вспыхнуть огнем. Надо снять джинсы… Действительно, все просто, надо снять джинсы, и сразу станет прохладнее. А потом отхлестать ими Дашку, чтоб не смела больше показывать на нее пальцем, как на какую-то вокзальную девку!
Где-то в подсознании всплыла мысль, в первое мгновение показавшаяся логичной, а во второе — уже глупой. На миг она подумала, что вокруг не
