там, и он рассказывает, что на воскресенье и на праздники мужчины-шотландцы надевают клетчатые юбки. Юбка юбкой, это их дело, нам кажется, юбка не самая лучшая одежда для мужчины, но разве черкеска не одежда для мужчины?!
Тут существует удивительный парадокс — сванской молодежи национальная одежда представляется чем-то отсталым, деревенским, некультурным, в то время как сохранение обычаев и традиций своего народа и есть как раз одно из проявлений его культуры. Нашей, советской культуры, национальной по форме и социалистической по содержанию. А речь идет об отмирании яркой и своеобразной национальной формы. Мода — вещь преходящая. Сегодня ботинки с узкими носками, завтра с широкими. Идет мода, как мы знаем, с Запада. Своего же, векового мы не ценим, перестали ценить. По всему Кавказу и даже в такой любящей и сохраняющей свои традиции стране, как Сванетия. Очень досадно! Уверен, не найдется свана, который не разделил бы со мной такого мнения. Убедил меня в этом один факт. Отправляясь в последний раз в Сванетию, я сшил себе пиджак из домотканого сванского материала — кули. Не видел я свана, которому бы это не понравилось.
Осталось рассказать о последней церкви Местии — церкви Фусд.
У некоторых читателей может возникнуть недоумение: почему в этой книге так много говорится о церквах? Не религиозная ли это пропаганда?
Но нельзя не понимать, что с церквами тесно и неразрывно связаны история сванского народа и его культура. Искусство живописи, чеканки, ваяния, архитектуры, прикладное искусство, так же как устное народное творчество — легенды, песни, танцы, хороводы, музыка, складывались в народе под влиянием религиозных верований. Определенное влияние религия оказала и на живые ныне обычаи и традиции сванов, на их праздники, образ жизни, на сам склад их характеров. Мы не можем, не имеем права выбросить все это за борт вместе с религией. Было такое время, но, как мы теперь знаем, оно не дало полезных плодов. Мы ломали и взрывали церкви, уничтожали древнерусские иконы, выкорчевывай все старое, а теперь? В Москве организован музей древней иконописи, музей Андрея Рублева. В Суздале и в других старинных городах церкви реставрируются и даже строятся заново. На это затрачиваются миллионы рублей.
Третьяков в 1928 году ратовал за снос всех старых домов, башен и замков Верхней Сванетии для создания новой жизни. Тоже дань времени.
Мы гордимся искусством и культурой своих предков, гордость эта укрепляет в нас патриотизм, любовь к Отчизне, к своему народу. Тот же Суздаль в последние годы сделался своеобразной Меккой, которую в 1966 году посетило только 4147 организованных экскурсий, 171648 советских людей. Наверное, столько же, если не больше, приезжало сюда в этом же году самостоятельно. Люди приходили поклониться великому прошлому своего великого народа.
Да что говорить, представьте себе, как бы смотрелась Красная площадь без храма Василия Блаженного. Или новая гостиница «Россия» в центре Москвы без стоящих рядом реставрированных церквушек XVI-XVII веков? Оказывается, в этом, кроме всего прочего, содержится еще и красота. А человек не может жить без красоты.
Мы должны сейчас сохранить для наших потомков приносящие людям радость обычаи, традиции, праздники. Что плохого в «Празднике льва»? Разве будет хорошо, если он исчезнет? Ведь осталась же нам елка от чисто религиозного праздника рождества Христова. Причем это вовсе и не христианский обряд: елка — языческий обычай, появившийся впервые на Западе. Московская Русь праздновала рождество Христово без елки. Украшение елки стало русским обычаем только в императорский период.
Сваны считают себя православными христианами уже полторы тысячи лет. Христианство проникло сюда, в Грузию из Византии раньше, чем в древнюю Русь, но, видимо, не ранее IX столетия, хотя в других частях Грузии оно и укоренилось уже с IV века. В сванских богослужебных обрядах и песнопениях, в иконописи, фресках и чеканных иконах, так же как в архитектурных памятниках, сильно заметно византийское влияние. Но, несмотря на такое многовековое господство христианства, сваны сумели сохранить многое от древней религии картвел. В этой религии все явления природы имели свой культ, поэтому в религии сванов до сих пор существует чисто языческое почитание Солнца, Луны и небесных светил, живут боги неба (Гербет), гор (Ал), охоты (Дали), лесов (Ансад), сладострастия (Квириа — не путать со святым Квириком), араки (Солом) и т.д. Христианские верования в Верхней Сванетии часто переплетаются с языческими. Например, культ святого Георгия сочетается с культом Луны. Сохранились до наших дней культ огня и воды, культ домашнего очага. Совсем еще недавно каждая отрасль хозяйства у сванов связывалась с определенными обрядами и верованиями. Все основные моменты жизни, такие как рождение, брак, болезнь, смерть, сопровождались обрядами.
Особенно живучим оказался культ умерших. Он соблюдается до сих пор. На похороны сходятся не только все родственники, но и сваны из других селений. Виссариону Хергиани, как знающему все обряды и похоронные песни, приходится посещать похороны и поминки, в каком бы селении Верхней Сванетии они ни случались. Виссарион большой труженик, он минуты не может просидеть без дела, а похороны отвлекают его на многие недели в году от хозяйства, от работы в колхозе. Поминки справляются на седьмой, сороковой и 360-й день после смерти. Так как в представлении верующих людей покойники и после смерти сохраняют образ жизни живых, у постели умершего, где теперь лежит его костюм и личные вещи, оставляют столик с едой. Обычай обязательного погребения в родной земле, на фамильном кладбище, тоже ведет свое начало из тех же представлений. Сохранились и элементы жертвоприношения.
Праздник Фусд как раз и является одним из таких полухристианских, полуязыческих отправлений. Церковь Фусд стоит над Местией. 12 мая и я отправился туда, чтоб увидеть все своими глазами. Мне хотелось пойти вместе с Виссарионом, мы слишком мало с ним виделись. Просыпаясь, не заставали его дома, он пахал на своих быках или работал на коше, а когда мы возвращались поздно вечером, отец уже спал. Но Виссарион не мог пойти со мной на праздник Фусд, в этом году он находился у постели умирающего и не имел права поэтому присутствовать на празднике, посвященном благополучию семьи и счастью в доме.
Церковь-защитник Фусд — самая древняя в Местии. Рассказывают, очень-очень давно эту богатую церковь обокрали Жители Местии пришли сюда проклинать воров. При этом в жертву был принесен теленок. Проклятие подействовало таким образом, что воры навсегда исчезли из Сванетии. С тех пор 12 мая все приводят сюда телят или баранов (козы не допускаются), освящают их и уводят домой. Там режут и возвращаются в Фусд с сердцем, легкими и печенью, насажанными на палку. Самый что ни на есть языческий обычай жертвоприношения.
Я немного опоздал, «освященных» баранов вели домой. Вокруг Фусда толпилось много народу с бутылками и стаканами в руках. В самой церкви священнодействовал тот же Мобиль Маргиани. Внутри церковь пуста. Стоит лишь большой деревянный крест перед алтарем.
В тот день была прекрасная погода, в небе гудели самолеты. Ни один из летчиков-сванов не мог отказать себе в удовольствии пройти над Фусдом на бреющем полете. Маленькие самолеты, чуть не задевая наши головы, взмывали в небо. Люди поднимали вверх стаканы и пили за счастье и благополучие в доме летчиков.
ВОЗМУЖАНИЕ
— Альпинистом я решил стать, когда мне было лет одиннадцать,— рассказывает Миша.— С детства я слышал разговоры о восхождениях, об Ушбе. Отец и дядя Максим часто вспоминали о своем первом восхождении на Ушбу, и я знал о нем все до мельчайших подробностей. У нас считается так: если человек побывал на Ушбе, он альпинист. Даже если он сделал много хороших восхождений, но не был на Ушбе, его не считали еще альпинистом. И я решил подняться на Ушбу во что бы то ни стало.
Помню, как-то раз стал я доставать консервной банкой нарзан из колодца и упал туда вниз головой. А колодец был сделан из долбленого ствола дерева — узкий и длинный, никак мне в нем не вывернуться. Был я один, помощи ждать неоткуда, это там, возле нашего коша. Стоял я вверх ногами на вытянутых руках в этой деревянной трубе и понимал, что долго так не продержусь, устанут руки. Да и нарзан к вечеру прибывает в этом колодце. А стенки гладкие, скользкие, зацепиться не за что. Понял я, не выбраться мне,