имела протяженность около пяти километров. По пути спуска, на самом сложном и интересном участке, работал еще один подъемник, поменьше, а ниже его трасса входила в еловый лес и петляла по дорожкам, кулуарам и овражкам. Заехав в лес, я уходил с трассы, выбирал укромное местечко, раздевался и, греясь в лучах ласкового мартовского солнца, слушал птиц. Я редко попадал в горы без ружья. Приходилось утешаться тем, что нового для себя здесь не найти: птицы были те же, что и на Кавказе.
Во время одной из таких остановок, развалившись, как в шезлонге, на хитрой конструкции из собственных палок и лыж, хорошо известной любящим посибаритствовать горнолыжникам, я закрыл глаза и стал слушать лес. В ветвях заснеженной ели попискивали корольки, одни из самых маленьких птичек нашей фауны. Птичка эта серенькая с зеленоватым отливом, а на голове у нее ярко-желтая шапочка. Весит птица в живом виде всего лишь пять граммов, совсем крошка. Королек вечно снует среди ветвей ели, собирая с них мелких насекомых. Птичка выпорхнула совсем рядом, я открыл глаза и тут же с изумлением вытаращил их на сидящего у самого моего лица королька: шапочка у него была не желтой, а оранжево-красной. От клюва птички шла к глазу черная полоска, а над глазом проходила яркая белая бровь. Передо мной сидел красноголовый королек, редкая для Советского Союза птица, встречающаяся у нас только в Карпатах. Этого вида не было в моей коллекции. Королек как ни в чем не бывало обрабатывал мохнатую лапу ели, с которой, искрясь и вспыхивая на солнце, стекали серебристые струйки снега. Слева, чуть выше, трудилась вторая такая же птичка. Тонкий писк корольков слышался и справа, и впереди, и позади меня. Лес был полон красноголовых корольков! Надо было что-то предпринимать.
Выйдя на трассу, я поехал потихоньку с правой стороны, обдумывая способ, как достать ружье. Разыскать лесника и попросить у него? Неудобно. Обратиться за помощью к польским друзьям? Но где они возьмут ружье? Знакомые чехи, болгары, немцы, австрийцы и французы тем более не смогут мне помочь. Да если и достанешь ружье, то вряд ли обойдется без скандала — здесь ведь заповедник, а на выстрелы моментально съедется со всех концов народ.
— Проше, пане, до ясней холеры! — оглушил меня неожиданный крик.
Рычащее «р-р-р» прозвучало уже далеко впереди. Меня чуть не сшиб какой-то ас. Задумавшись, я выехал на левую сторону трассы, где нельзя опускаться медленно. Вот он и обругал меня. Правильно, конечно, сделал. И тут у меня мелькнула мысль — рогатка! Ну да! Только рогатка может мне помочь. Без всяких хлопот, без шума я добуду себе желанную птицу, и никто даже знать об этом не будет. Выехав на левую сторону, я начал набирать скорость.
В умелых руках рогатка — настоящее оружие. Мой большой друг, потомственный орнитолог Рюрик Бёме, рассказывал, что тринадцатилетним юношей во время войны он кормил в Казахстане семью, охотясь с рогаткой не только на воробьев, но и на уток. Причем стрелял он изготовленными из глины шариками, поскольку камней в той местности не было. Не раз применял рогатку и мой учитель, известный орнитолог Евгений Павлович Спангенберг. Лучше всего стрелять из рогатки дробью 4 — 6 номера. Но где ее найти в Закопане, городе лыжников и альпинистов?
Вырезав из орешника перочинным ножом рогатку, я отправился в отель. С резиной дело просто: для этого годился резиновый бинт, с которым я делал зарядку. Труднее было с кожицей, куда закладывался заряд. Обойдя отель кругом, я обнаружил на задворках прекрасную помойку. Здесь было чем поживиться. Уж какой-нибудь старый ботинок наверняка можно найти под кучей мусора. Долго я ходил, посвистывал, с независимым видом вокруг помойной ямы и чуть было не начал ее раскапывать, но тут из отеля вышла наша хорошенькая официантка с ведром, полным картофельных очисток, и, обворожительно улыбаясь, спросила меня на ломаном русском языке:
— Почему пан Борода не катается на лыжах? Пан заболел?
— Нет, Крыся, что вы... Все в порядке. Я отдыхаю, — ответил я как можно жизнерадостнее, стараясь не вызвать у нее подозрений, но понял, что средь бела дня мне не удастся проникнуть в помойку.
Крыся вывалила очистки в специальный бак для пищевых отбросов, поправила свой накрахмаленный передник, еще раз улыбнулась и ушла, играя бедрами. Я решил, что вернусь сюда рано утром, когда все еще спят, и отправился вслед за ней. Конечно, можно было попытаться объяснить Крысе, что мне нужно, но она ни за что бы не поняла меня, и моментально весь наш маленький отель знал бы, что бородатый русский мастерит себе рогатку, чтобы стрелять птичек. А мне этого не хотелось. Не только из-за того, что я боялся улыбок и смешков у себя за спиной, но и из чисто дипломатических соображений: я все-таки как-никак представляю в своем лице великую страну. А что бы сказали мне мои товарищи? Или руководитель нашей делегации? Нет, тут надо держать ухо востро!
Ночь я проворочался, боясь проспать, и, только забрезжил рассвет, быстро оделся и прокрался к помойке. Заранее приготовленным проволочным крючком, судорожно разбрасывая мусор, минут пять я копался в помойной яме, пока (о радость!) не нашел старую женскую туфлю. Воровато оглядываясь по сторонам, отрезал я кусок кожи, сунул его в карман и со вздохом облегчения выпрямился. Не успел я сделать несколько шагов, как навстречу мне из дверей отеля вышла Крыся.
— О пан! День добрый, почему пан не спит?
Я покраснел и, сделав неопределенный жест рукой, сказал:
— Люблю утро. Понимаете, когда начинает светать...
Ничего умнее я не придумал. Крыся лукаво погрозила мне пальчиком:
— Ой, пан Борода, смотрите не попадитесь...
Мысли у Крыси работали только в одном направлении. Я подмигнул ей многозначительно и пошел досыпать.
Во время утренней тренировки в лесу была изготовлена отличная рогатка. И опять я видел красноголовых корольков. Но стрелять их было нечем — лес был завален таким глубоким снегом, что до земли не доберешься.
Прекрасные маленькие камешки я обнаружил совсем неожиданно на улицах Закопане. Тротуары города посыпались речным песком, в котором попадались крупные зерна кварца. Это было как раз то, что нужно. Горсткой этих зерен можно с успехом стрелять по мелким птицам.
Мы возвращались домой с тренировки и шли по улице с лыжами на плечах. Я был впереди. Случайно посмотрев под ноги и увидев эти камешки, я внезапно остановился и наклонился над тротуаром. Мои товарищи, не ожидая этого, налетели на меня сзади. Раздался перестук дорогих лыж, который отдавался в наших сердцах нестерпимой болью: лыжи были хорошие. Пара новеньких красных «кнеслей» с грохотом упала на землю, стукнув меня по голове. И конечно, веселые голоса:
— Саня, на двоих!
— Что, злотый нашел?
— Одень пенсню, интеллигент!
— Что это с ним?
Я только глупо улыбался.
Следующим утром, проползав по тротуару с полчаса на четвереньках, я набрал килограмма два камней. Никто этого не видел. Только один гуцул-извозчик, в ярко расшитом национальном костюме из светлого войлока, остановил около меня лошадь и минут пять с интересом наблюдал за мной.
«Заряды» оттягивали карманы узких слаломных брюк, болтались при ходьбе, а при резких движениях тихонько гремели. Я боялся, что это заметят мои товарищи, и старался с полными карманами держаться в стороне. Очевидно, мое поведение все-таки было странным, потому что ребята стали посматривать на меня как-то подозрительно. Но никто ничего не знал, я был в этом уверен, а охота моя шла успешно. За оставшиеся до отъезда восемь дней мне удалось добыть трех корольков, и я был очень доволен.
На прощальный вечер к нам пришли все наши друзья, альпинисты нескольких стран, с которыми мы были знакомы по совместным восхождениям на Кавказе и в Альпах. Вечер не был официальным приемом, спортсмены пришли в свитерах и куртках, вели оживленные беседы на нескольких языках, показывали друг другу фотографии, обменивались сувенирами, строили совместные планы на будущее. Столы были сдвинуты в один общий, все без церемоний уселись за него, появилось несколько бутылок «Столичной», которые мы приберегли специально для этого случая. Были произнесены приятные тосты, сказаны теплые слова. Наши хозяева — польские альпинисты — приготовили нам подарки. Все мы получили книги с дарственной надписью и значки действительных членов польского высокогорного клуба. После этого каждому стали дарить какой-нибудь предмет из спортивного снаряжения — кому лыжные палки, кому веревку, кому ледоруб или кошки. Когда очередь дошла до меня, воцарилась подозрительная тишина. За столом начали
