9
Когда Нике было восемь лет, родители поехали с ней в зимний дом отдыха. Целую неделю они прожили втроем, в маленьком домике, затерянном среди огромного снежного парка. Нике запомнился дом с колоннами — старый, построенный еще до Проведения Границ, со множеством коридоров и комнат. В большом зале была столовая, четыре раза в день сюда приходили отдыхающие — завтрак, обед, полдник, ужин. Утром на каждом столе лежало меню — и можно было выбрать себе еду на завтра. Еще в доме с колоннами была игровая комната, куда родители несколько раз отдавали Нику на пару часов. Какие там были игрушки, Ника сейчас не может вспомнить — но тогда они ей очень нравились, она даже сама просилась. Ну и дура была! Лучше бы лишних пару часов провела с мамой и папой!
Больше всего Нике запомнились покрытые снегом деревья, мелькающие с обеих сторон дорожки. Она сидит на санках, папа тянет их за собой, словно лошадь на картинке, бежит все быстрее, быстрее, Ника смеется, снег летит в лицо, деревья мелькают, санки едут так быстро, папина спина так близко, что кажется — Ника вот-вот и догонит папу, но нет — папа все время на шаг впереди, недосягаемый, быстрый, живой. Санки летят, папа бежит все быстрее, и кажется — это будет длиться вечно.
Поэтому теперь Ника не любит зиму. Скрип снега каждый раз напоминает ей о старом доме отдыха. Сколько лет назад это было? Четыре? Пять?
Ника крепче сжимает ручку портфеля и входит на школьный двор — и в тот же момент пущенный кем-то снежок попадает ей прямо в лицо. Не обращай внимания, говорит она себе и продолжает идти. Еще два снежка попадают в нее, прежде чем она скрывается за школьной дверью.
В раздевалке ее поджидает Оля.
— Я правильно помню, — медовым голосом начинает она, — ты говорила, что твои родители вовсе не перебежчики?
— Да, — отвечает Ника. Она всегда отвечает на вопросы правду, без разницы — для чего ее спрашивают. Наверное, ответив «да», Ника подставилась — и теперь она ждет следующего хода.
Оля никогда не разыгрывает слишком длинных комбинаций. Все ее оскорбления примитивны и просты — но почти каждый раз слезы закипают у Ники в глазах, закипают, но не проливаются.
— Если не перебежчики, то, значит, невозвращенцы, — гордо заявляет Оля, и свита хихикает за ее спиной.
«Ну, это просто глупость, — с неожиданным облегчением думает Ника. — Невозвращенцы — это живые, которые посещают Заграничье по делам, а потом остаются там, не возвращаются назад. Ее родители никогда в Заграничье не были — до тех пор, пока не погибли».
— Ты бы, Оля, не говорила слов, значение которых не понимаешь, — вдруг слышит Ника голос Марины, — и вообще, что пристала к Нике? Шла бы ты… своими делами заниматься!
Ника оборачивается: Марина, улыбаясь, стоит рядом с ней. Высокая, стройная, каштановые волосы сбегают на плечи, на плече — красивая мертвая сумка. Всем своим видом Марина показывает: это моя подруга, не трогайте ее! Оля, пожав плечами, удаляется.
— Надоела она тебе? — спрашивает Марина.
— Ну, в прошлой школе были и похуже, — отвечает Ника.
Сегодня было пять уроков. Рыба бубнила что-то про щелочные металлы, то и дело сбиваясь на стратегические свойства серебра и обличение девушек, которые носят сережки и прочие украшения. На литературе Павел Владимирович, задумчиво глядя в окно, рассказывал, как по-разному можно описать зиму, и какой бывает зима у разных писателей. На уроке мертвого языка проходили времена глаголов. На географии Марину опять вызвали к доске и опять влепили тройку.
— Он же тебя каждый урок спрашивает, — сказала Ника, — почему ты не подготовишься?
— Ну, если я подготовлюсь, — ответила Марина, — он же будет считать, что победил. Я лучше во второй четверти тройку получу.
Последний урок — математика. Зиночка задала самостоятельную работу — Лева, как всегда, сдает свой листок первым, следом за ним — Ника, потом — Марина.
— Ты знаешь, — шепчет она соседке, — у Зиночки — роман с географом.
— Не может быть, — ужасается Ника, — он же мерзкий.
— Я тоже так считаю, — кивает Марина, — но я точно знаю. Настоящий роман.
Весь день Ника недоумевает: что случилось? Почему Марина, еще вчера смотревшая мимо, разговаривает, шутит, защищает от Оли и ее прихвостней? Может, раньше Марина к Нике присматривалась, а теперь разобралась, решила дружить? Неужели и у Ники впервые за полтора года будет настоящая подруга?
Было бы здорово, конечно.
После уроков девочки вместе выходят во двор. До начала декабря еще несколько дней, а весь двор уже засыпан снегом, только узкая тропка вьется между сугробами. Ника опять невольно вспоминает дом отдыха, мамино раскрасневшееся лицо, дом с колоннами, заснеженные деревья.
— Ты была когда-нибудь в гаражах? — спрашивает Марина.
— Нет, — отвечает Ника, — а что это?
— Клевое место. Пойдем, покажу. Подожди только минутку, я должна маме позвонить.
«Минутка» превращается в четверть часа — сначала не могут найти монетку, потом у Марининой мамы занято, потом автомат обрывает соединение на полуслове. Когда Марина заканчивает разговор, в раздевалке уже никого нет, кроме Ники.
Вместо того чтобы тропинкой идти к воротам, девочки обходят школу, и Марина показывает Нике лаз в бетонном заборчике, где прошлой весной обвалилась одна секция. По колено увязая в снегу, Ника идет за ней следом.
Снег набивается в ботинки, мокро, но еще не холодно. Маринина спина впереди то удаляется, то снова приближается. Нике интересно, она не знает, куда они идут, но ей кажется — вот оно, нормальное приключение, как и должно быть в школе у любой нормальной девочки. Две подруги после уроков идут куда-то через сугробы.
Хорошо.
Наконец они выходят на ровную дорожку. Марина, притоптывая, стряхивает снег с сапожек. Ника пробует сделать так же — нет, снег плотно облепил ботинки, не стряхнешь.
— Гаражи, — говорит Марина, — это что-то вроде лабиринта. Там можно даже заблудиться с непривычки — так что держись за мной и не теряйся.
Ника кивает. Надо же — лабиринт. Как интересно!
Они подходят к гаражам — скопищу низкорослых железных домиков, кое-как построенных за последние десять лет на пустыре местными автовладельцами. Это было дикое, стихийное строительство — и потому, в отличие от нормальных гаражей, здесь не было ни порядка, ни структуры. Занесенная снегом дорожка петляет между покосившихся ржавых стен. Марина идет быстро, то и дело сворачивая то налево, то направо, и Ника думает, что в самом деле вряд ли сможет одна найти дорогу назад.
Наконец, протиснувшись в узкий лаз, девочки оказываются на небольшой утоптанной площадке, с четырех сторон окруженной довольно высокими гаражами.
— Мы называем это «внутренний дворик», — говорит Марина, — как в замке.
— Клево, — соглашается Ника и, запрокинув голову, смотрит вверх. Небо сегодня голубое-голубое, без единого облачка. Только белая мушка самолета медленно ползет в синеве, оставляя за собой расходящийся реактивный след.
Пока Ника стоит задрав голову, Марина быстро отступает куда-то вбок, бесшумно открывает низенькую дверь и скрывается за ней. Мгновение — и Ника одна во внутреннем дворике.
— Марина? — говорит она. — Ты где?
Голос звучит неуверенно: Ника догадывается, что ответа не будет.
