рассказал что-нибудь смешное про киносъемки, показал бы класс.
Гоша так не умеет.
Лева спрашивает шепотом:
— Как ты думаешь, куда она нас ведет?
Гоша пожимает плечами: он и сам не знает. Аннабель обещала отвести их туда, где два года назад вместе с девочками видела привидение. Именно там, сказала она, и надо ломать Границу.
— А я знаю куда, — говорит Ника.
— Да ну? — спрашивает Лева. — И куда же?
— Прямо в пасть мальтийской птицы, вот куда! — отвечает Ника и на всякий случай показывает язык.
Обиженный Лева замолкает: Ника сегодня какая-то злая, будто не она предложила идти к Аннабель.
Уже четверть часа они петляют по дворам и пустынным переулкам, словно их проводница пытается запутать следы — или, наоборот, сделать так, чтобы ребята не смогли второй раз найти дорогу. Наконец они выходят из арки и видят знакомый дощатый забор.
— Здесь, — шепотом говорит Аннабель.
Гоша замирает в растерянности. «Это же наше секретное место, — думает он, — сюда нельзя никому, кроме нас».
И тут же другая мысль догоняет его: «Как все-таки здорово, что Аннабель сама нашла этот дом! Значит, она будет здесь вместе с нами! Мы будем вместе! Как здорово!»
— Здесь, — повторяет Аннабель.
— Здесь мы уже были, — отвечает Марина, — и не раз. И как раз сюда мы совершенно не собираемся идти. Я имею в виду — вместе с тобой.
Аннабель смотрит на нее с презрением:
— Что, струсила? Я так и знала: у вас кишка тонка.
— Вовсе и не струсила, — пожимает плечами Марина, — просто мы с тобой в этот дом не пойдем!
— Конечно, не пойдете, — говорит Аннабель, — потому что боитесь, да?
— Ничего мы не боимся, — отвечает Марина, — мы там сто раз были, а с тобой — не пойдем.
— И почему это?
— А почему это я тебе должна отчитываться?
Теперь они стоят друг напротив друга: Аннабель немного выше, и Марине приходится тянутся вверх, чтобы стать с ней вровень. Девочки стоят к Гоше в профиль, он видит, как у обеих раздуваются крылья носа.
— Да вы все трусы, — говорит Аннабель, — только и умеете, что вдесятером на одного!
Тут Гоша не выдерживает:
— Вовсе мы не трусы, — кричит он, — мы в этом доме уже были и даже вызвали… не то что привидение — настоящего мертвого!
— Ты что, мы же слово дали? — шепчет Лева, а Аннабель поворачивается к Гоше и, кажется впервые, смотрит на него с интересом:
— Это как — настоящего мертвого?
— Да врет он все, — быстро говорит Марина, — никакого мертвого мы не вызывали, с чего бы это?
Но Гоша видит: Аннабель сразу поверила ему.
— Да ладно, ребята, — говорит он, — раз уж мы к ней пришли — чего в молчанку играть? Давайте все расскажем, а?
— Трепло, — говорит сквозь зубы Марина.
Даже Лева смотрит исподлобья, но тут Ника неожиданно говорит:
— В самом деле, ребята. Мы же собрались Гошину маму спасать — чего секреты разводить? Давайте расскажем, чего уж там.
— Я видела привидение здесь, — говорит Аннабель, останавливаясь посреди третьей комнаты, той самой, где когда-то их напугала крыса. — Давайте здесь и начнем.
Она снимает с плеча разрисованную молниями и сердцами сумку, кладет на пол и, порывшись в учебниках, вынимает два свертка: один, небольшой, из черного бархата, другой — из обычной газеты. Гоша заглядывает через плечо и, когда девушка разворачивает ткань, видит маленький серебряный ножик. Не боевой кинжал, знакомый Гоше по военным фильмам, — обычный столовый нож, только остро заточенный с двух сторон.
— Вампиров убивать? — ехидно говорит Марина.
— Нет, — отвечает Аннабель, — вены резать.
Марина фыркает. Гоша смотрит на нее с упреком и быстро спрашивает Аннабель:
— А зачем резать вены?
Девушка убирает бархотку в сумку, застегивает молнию.
— Когда-то это был такой способ самоубийства, — говорит она. — Способ сделать себя мертвым. Разрезать себе вены. Самоубийство — главное, что может сделать человек. И когда любой из нас режет себе вены, он говорит мертвым и всему Заграничью — смотрите, я ваш! Я хочу быть с вами! Мы, смертники, часто режем себе вены. Это как клятва верности смерти! Да вообще, перерезать вену — это как будто немного прорезать брешь в Границе.
Аннабель закатывает рукава, и Гоша видит худые руки, покрытые небольшими шрамами.
— Ух ты! — говорит он.
— А это больно? — спрашивает Лева.
— Конечно, это больно, — отвечает Аннабель, — но мы не боимся боли. Мы считаем себя мертвыми и поэтому ничего не боимся.
— И часто вы это делаете? — спрашивает Марина.
— Когда надо — тогда и делаем, — отвечает Аннабель.
— Что-то ты слишком живая для мертвой. И одежда у тебя как у живых, и даже ножичек — самодельный.
— Мертвая одежда — для мажоров, — говорит Аннабель, — смертники сами делают себе одежду. Мы сами делаем и свою одежду, и свою судьбу!
Девочки опять стоят друг напротив друга, и Гоша думает: что они, как с цепи сорвались? Неужели нельзя по-нормальному? Ему неудобно перед Аннабель, он хочет ей объяснить: Марина на самом деле вовсе не такая вздорная, она — клевая девчонка, с ней хорошо дружить. Но Гоша помнит: Аннабель не забыла драки у гаражей, — и молчит.
Лева смотрит на друга, потом вздыхает и говорит, почти как взрослый:
— Девочки, может, хватит? Что вы, в самом деле, как маленькие, ей-богу.
Марина пожимает плечами и отворачивается. Аннабель берет в правую руку нож и рассекает вену на левой.
Ника вскрикивает.
— Теперь вы, — говорит Аннабель, — потом мы смешаем кровь, нарисуем звезду и попробуем пробить дыру. Ну, кто первый?
Она смотрит на четырех друзей.
— Чего, опять боитесь? — говорит она, и тогда Гоша протягивает руку.
Пальцы у Аннабель совсем холодные.
Гоша сжимает нож покрепче — короткая вспышка боли, вовсе не так страшно, как он думал. Он растерянно смотрит, как порез набухает кровью. Густые капли падает на пол.
— Дай мне, — слышит он голос Ники.
Девочка берет нож, Гоша встречает ее взгляд. Не отводя глаз, Ника делает почти незаметное движение — и тут же вскрикивает, выронив нож.
Гоша думает: надо сказать Нике что-нибудь, но не может придумать — что.
