развернулся к ним и ледяным голосом сказал:
— Так Все замолчали, быстро!
«Ну вот, — без энтузиазма подумал Куб, — сейчас придется драться». Однако, к его удивлению, молодые люди лишь немного побухтели и, смутившись, затихли.
— С тех пор я не хожу с Демой в клубы, — завершил эту историю Куб.
Когда я уже в Лондоне пересказал Деме этот случай, Кудрявцев сказал, что напрочь такого не помнит.
— Но, скорее всего, так и происходило, — сказал Дема, — просто была какая-нибудь деталь, которую Куб не заметил. Скажем, я знал хозяина клуба, и он стоял тут же. Или рядом была охрана, или еще что- нибудь.
Вернемся, впрочем, в 1997 год, когда после месячных переговоров появился на свет мой первый регулярный онлайн-проект «Сеновал». Так я стал первым русским профессиональным журналистом, постоянно пишущим для Сети о культуре — благодаря гостеприимству Ицковича, хвастливости Носика, напору Демы и дозированной щедрости нескучного провайдера «Ситилайн».
Первый выпуск «Сеновала» вышел в марте 1997 года, почти одновременно со смертью Кати Деткиной. Название придумал Тема Лебедев, а предложенная мной концепция заключалась в том, что два раза в неделю я писал короткий обзор новостей мировой культуры, преимущественно уделяя внимание кино и музыке. Насколько я помню, идея заключалась в том, что я пытался, с одной стороны, ориентироваться на вкус «продвинутой молодежи» — то есть на то, что по аналогии с sex-drugs-rock'n'roll я называл rave-drugs- violence: рейв-наркотики-насилие. Теперь понятно, что на самом деле это был мой личный вкус, совпавший в середине девяностых с модой на Тарантино, Кастанеду и Пелевина. С другой стороны, я пытался популяризировать разные культурологические идеи, которые мне тогда казались интересными, выискивая в мелочах окружающей жизни материал для Culture Studies и прочих забав. Так сказать, по мере сил изображал из себя Ролана Барта времен «Мифологий».
Проект оказался достаточно популярным — хотя по нынешним меркам несколько сотен человек, заходивших на «Сеновал» ежедневно, — это не аудитория. Зато я приобрел несколько новых друзей — часть из них впоследствии стала довольно известными сетевыми персонажами, — и до сих пор нет-нет да слышу «я вас читаю со времен «Сеновала». Каждый раз возникает чувство, будто встретил человека, которого знаешь много лет.
«Сеновал» просуществовал месяцев девять, а потом контентные проекты стали интересовать «Ситилайн» заметно меньше, и в результате довольно напряженной переписки с Демой я покинул «Ситилайн» и перешел в «Русский журнал», переименовав «Сеновал» в «Монокль». Это название тоже было придумано не мной, но, в отличие от «Сеновала», мне нравилось. «Монокль» предложил Макс Смолев, и оно расшифровывалось как «МОи НОвости КуЛЬтуры».
К слову сказать, последней публичной вечеринкой в ицкятнике на Калашном было отмечание годовщины «Сеновала» (март 1998 г.). Разумеется, ни «Сеновал», ни «Монокль» не имели отношения к Zhurnal.ru и другим проектам Ицковича, но, как я уже писал, если где-то собирались — то собирались в Калашном. Помимо завсегдатаев пришли несколько моих читателей, в том числе известный нынче Александр «AlexMsk» Милованов, который подарил мне кассету с собственноручно сделанным видеоклипом. Другие гости принесли мне виниловые пластинки Джона Леннона и других музыкантов с дарственными надписями от лица покойников. Я тогда уже работал в «Русском журнале».
О «Русском журнале», впрочем, речь пойдет позже, а пока у нас еще 1997 год, и я пожинаю первую интернет-славу: корреспондент питерского журнала «Мир Интернет» Михаил Эдемский приходит ко мне, чтобы взять у меня интервью.
Поскольку «Мир Интернет» сделал меня человеком номера, интервью получилось огромное — даром что самое первое. Я перечитал его с чувством глубокого (и немного неприятного) удивления, но все равно решил опубликовать таким, каким оно было, — в качестве памятника заблуждениям, уже не нуждающимся в комментариях. Я думаю, эта публикация — самое смелое, что я делаю в этой книге.
Он плодовит — пишет, по собственному утверждению, по одной статье в день. У него не хватает времени, он совмещает просмотр фильмов с «прыганьем» по Интернету. Он знает, что «художник Тулуз- Лотрек был карлик, Бетховен — глухой, а лорд Байрон — хромой». Он — это ведущий страницы культурных новостей «Сеновал» Сергей Кузнецов. Тот самый «Кузнец», который «нам не нужен», а на самом деле без которого Интернет был бы скучнее.
— Вас не путают с другими Кузнецовыми?
— Как ни странно, нет. Иногда спрашивают, не родственник ли я Георгия Кузнецова из «Компьютерры». Хотя Кузнецовы все время меня окружали, начиная с института. И в Сети есть еще один Сергей Кузнецов. Мы с ним договорились, что он будет выдавать мои статьи за свои, а я — его фотографии за свои, чтобы очаровывать девушек. Впрочем, я так этим и не воспользовался.
— Я прочитал много ваших рецензий на книги и фильмы и никак не уловлю: вы кончали философский или филологический?
— Я окончил химфак МГУ. Даже с красным дипломом. Но сейчас не сразу вспомню, как полностью называется ЛСД, неговоря уж о менее насущных вещах. После математической школы я не хотел идти на гуманитарные факультеты, потому что терпеть не мог учить историю партии. Математика тоже отпадала — евреев, как известно, на мехмат не брали. Химфак был естественным выходом: мой отец — довольно известный в своей области химик. Мама преподает французский язык Ну, а после химфака я поработал по специальности пару лет, и тут все это надоело окончательно, и я плавно перешел в «гуманитарное» существование.
— Каких друзей больше — компьютерных или тех, кто ни с Интернетом, ни с компьютерами не сталкивается?
— «Компьютерщиков» немного — один-два, остальные уехали в начале девяностых. Знакомые, с которыми я общаюсь последние пять лет, в основном гуманитарии. Но идиосинкразии к компьютеру у них нет, все ведь им пользуются. Гораздо хуже с Интернетом: «подключенных» всего двое или трое. Увлечение Интернетом понятно, когда тебе двадцать лет и ты примерно знаешь, что хочешь посмотреть, — ну там голых теток или любимую музыкальную группу… В 35–40 совершенно неясно, чего ждать от Интернета…
— Есть ли у русского Интернета какой-то национальный колорит?
— Русский Интернет еще очень маленький, — все со всеми знакомы, все друг за другом смотрят, и от этого возникает атмосфера междусобойчика. Неуместно писать на «Сеновале» тем стилем, каким я пишу для «Искусства кино» или другого журнала. В бумажных журналах вообще держишь большую дистанцию между собой и читателем, чем когда пишешь для Сети. Только на Западе сетевые журналы (например, Salon, Urban Desires) публикуют в Интернете профессиональные статьи. В них не чувствуется этого легкого флирта с читателями, приглашения к диалогу. Точнее, он есть, но не более чем в обычной статье.
— Значит ли это, что через два-три года эта атмосфера уйдет и мы ничем не будем отличаться от всей остальной Сети?
— Скорее всего, да. Хотя кто знает, может таинственные «особенности русской души» как-то себя проявят. Русский Интернет информационно беден, многого не хватает, и это задает особый стиль. Странички, которые делаю я и другие «активисты», — это в какой-то степени продвижение собственного имени. А серьезных баз данных (например, по истории кино) нет. Пока деньги проще инвестировать в Web- обозревателей. В тот момент, когда их будет сотня, инвесторы начнут вкладывать средства не в Web- журналистов, а в серьезные проекты.
— Когда вы впервые услышали слово «Интернет»?
— Меня подключил к Интернету Михаил Ашаров в 1995 году. Забавно, что я целый месяц не подозревал о поисковых системах и действовал простым способом: двигался по ссылкам и довольно быстро наткнулся на Internet Movie Database, где впал в совершенно экстатическое состояние. Мне тогда казалось, что я обнаружил место, где можно найти все про любое кино! (Позже выяснилось, что далеко не все и
