Полигон

– Не завидую Крестовику, – сказала она и первой рванула к ДК.

Красивому, построенному в конце восьмидесятых Дому культуры в этом мире изрядно досталось. Некоторых окон на первом этаже не было вовсе; стены покорежены, опалены; ступени парадного входа разрушены. У фасада здания на асфальте – несколько убитых мужчин, один без обеих ног, в луже крови. Зрелище отвратительное... Да и как можно привыкнуть к смерти?

В этом мире я начал понимать, почему многие солдаты и офицеры, воевавшие в «горячих точках» – Афганистане, Чечне и других, – возвращаясь домой, либо сходят с ума в разных формах, либо стремятся побыстрее завербоваться снова на войну. Они привыкают к подобным картинам... Но дело даже не в этом. Внутри этих людей происходят необратимые перемены. Система ценностей, отношение к своей жизни и жизням других, отношение к вере и богу, душа – все меняется. Они другие.

Неужели меня по возвращении (если, конечно, я вернусь) ожидает нечто подобное?

– Пойдем через окно, – сказала Маша и лихо махнула в проем без рам и стекла.

Мы крадучись обходили помещения ДК, огибали горы мусора и битого стекла, поломанную мебель. «Гагарам» досталось не только снаружи, но и внутри. Автомат оттягивал руки, но я ни на секунду не опускал его, понимая, что смертельная опасность подстерегает за каждым поворотом.

Двери в малый кинозал, расположенный на втором этаже в самой глубине ДК, были заперты изнутри. Снизу пробивалась полоска света, а из зала доносилось гудение нескольких десятков голосов.

Вязальщица показала на пальцах: стреляем по замку на дверях вместе, входим вместе; важно в первый момент усилить фактор внезапности страхом, который могут вызвать двое агрессивных, выглядящих не вполне адекватными, вооруженных людей.

– Раз, два, три!

Загрохотали автоматы, выбиты плечами двери. Мы орем, как сумасшедшие, паля в потолок:

– На пол!!! Все на пол!!! Лежать, не двигаться!!!

Малый кинозал, в котором я бывал не единожды до и после ремонта, совершенно преобразился. Ряды кресел сняты и поставлены вдоль стен. По стенам, по всему периметру – горящие черные факелы в держателях; искрят и потрескивают. Сцена и экран отсутствуют. На месте экрана – огромная черная бархатная занавесь. В центре зала – круглое деревянное возвышение, выкрашенное черным. На возвышении – два обычных офисных стола, составленные вместе, накрытые пурпурным бархатом с изображением перевернутой пентаграммы, вписанной в круг (символ написан жирно и аккуратно, чем-то черным); покрывала не хватило, чтобы прикрыть ножки и ящики. Вид устрашающий, но и комичный. На столе, с опутанными толстой ржавой цепью руками, худенькое мальчишеское тельце, раздетое до пояса. На груди – также изображение перевернутой пентаграммы в кругу. Голова повернута в нашу сторону, глаза закрыты. Жив? Или нет? Митька окружен шестью внушительными подсвечниками (два слева, два справа, один в ногах и один над головой) с шестью горящими черными свечами на каждом.

В зале нечем дышать; пахнет потом, тяжелый дух от ароматических палочек. Похоже, это настоящие сатанисты, без дураков.

Люди в черных плащах и черных капюшонах, скрывающих лица – больше трех десятков, – лежали на полу вниз лицом. Двое с той стороны стола остались стоять. На обоих – темно-фиолетовые с золотистым оттенком плащи и капюшоны, также скрывающие лица. Один инстинктивно вскинул при нашем появлении руки: в правой был прямой длинный кинжал, блеснувший в свете факелов.

– Нож!!! – страшно заорала Вязальщица и направила на него автомат. – Бросай нож!!! За себя!!!

Человек выполнил команду после паузы.

Другой был абсолютно спокоен. Именно этот – главный, подумал я.

– Вы кто? – спросил он глуховатым властным голосом.

– Мы пришли за мальчиком, – сказал я. – Отдайте, и мы уйдем. В противном случае устроим бойню.

– Вы не можете его забрать. Он предназначен не вам.

– Открываем дискуссию, – сказал я и выстрелил одиночным в его правую руку.

Тело главного дернулось назад, из предплечья взметнулись капли крови. Рука повисла плетью. Но уже через пару секунд человек вернулся в прежнее положение и заговорил как ни в чем не бывало:

– Вы не можете его забрать. Он не ваш. Он нужен для ритуала.

– Тебя не спрашивают, говноед, для чего он нужен!!! – заорала Вязальщица. От ярости она была не в себе. – Отвязывайте!!!

Время безнадежно уходило; фактор внезапности растворялся. Главный мастерски тянул время. Кое-кто из лежащих зашевелился, начал приподниматься.

– Никому не двигаться, рукоблуды уродливые!!! – закричала байкерша и дала очередь над головами (шевеление плащей прекратилось), а потом сбила выстрелами несколько факелов. Два погасли, но два продолжали гореть на полу. – Будет пожар, – негромко сказала она мне. – У нас минута, от силы две.

Даже отсюда я видел, как кровь из раны главного течет по плащу снаружи.

– Забираю Митьку, и уходим, – сказал я и двинулся к возвышению.

Вязальщица кивнула и зашарила под курткой в поисках новой обоймы.

Я шел между телами лежащих. Дуло АКМ было направлено на главного. Его помощника я считал совершенно не опасным.

Лицо Митьки было мертвенно-бледным. Грудь еле заметно вздымалась: жив. Ну конечно – сатанистам для их ритуала он был нужен именно живым...

Взойдя на возвышение, я откинул автомат за спину и попытался поднять мальчика на руки, но цепь, сковавшая его руки, другим концом крепилась где-то внизу – то ли к полу, то ли к столам. Попробовал распутать – ничего не вышло.

– Развязывай! – заорал я на главного. – Жить надоело?!

– Краткий миг жизни – лишь служение Ему в телесной оболочке, – хрипло и не вполне членораздельно сказал он. Потеря крови давала себя знать.

– Часть твоей телесной оболочки уже повреждена. Хочешь лишиться второй конечности?! Развязывай быстро!!!

Что-то забеспокоило меня на периферии зрения. Я кинул взгляд вправо. Деревянная обшивка стен лениво занималась огнем.

– Артем! – заорала Маша, возясь с автоматом. – Быстрее!

Главный внезапно подался вперед, перегнулся через лежащего Митьку, опершись на здоровую руку. Он был близко, и я мог поклясться, что у него нет лица.

– А ведь я знаю тебя, – прошипел он. – Ты убил Вельзевула, одного из лучших слуг Его! Тебя не будет!

Главный отшатнулся назад, а его помощник молнией перемахнул стол и теперь стоял рядом со мной. Стремительный взмах руки с кинжалом (то ли не бросил тот, то ли имел еще один?..) – я зажмурился... Вязальщица успела первой. Автоматная очередь, нож отлетел в сторону, тело помощника заплясало и рухнуло, обливаясь кровью, с возвышения на пол, на лежащих сатанистов. Капюшон откинулся. Под ним была голова мужского манекена.

Я схватил стоящий справа тяжеленный канделябр и, разбрасывая свечи, что было сил ударил главного в голову. Он без звука завалился на спину. Не глядя, я откинул свое орудие. Оно упало на спину одного из лежащих, и плащ тут же вспыхнул, словно был пропитан чем-то горючим. Человек заорал, вскочил. Вязальщица тут же разорвала его очередью, заорала страшно:

– Всем лежать, твари!!!

АКМ был у меня в руках. Два одиночных – и цепь лопнула. Снова откинув автомат за спину, я подхватил Митьку, оказавшегося легким, почти невесомым, и понесся к выходу. Маша, матерясь и постреливая, прикрывала отход.

– Сколько зла в городе, – сказал я, укутывая мальчика в свою футболку и куртку. – Я и предположить не мог...

– Уходишь? – спросила Маша. В ее голосе звучала скрытая надежда.

– Не знаю. Нужно как-то передать Митьку моей маме...

– Я отнесу его, – сказала она безнадежно. – Дай адрес...

– Ты уверена, что хочешь это сделать?

Отвернувшись, она помотала головой.