чернилами столы, счеты, телефоны, запах промокашек и ведомостей; занятые служащие уткнули носы в разграфленные книги, и длинная очередь к двери с табличкой «Домоуправ».
— Нам… фух-х!.. Нам нужен комендант.
— Ее нет, поехала получать белье. Подождите.
— Надолго?
— Нет.
После бега мы не могли отдышаться. Сели на табуретки. Ну что ж, подождем. Жарко…
— Слушайте, это безобразие! У меня семья шесть человек, а вы держите нас в общежитии.
— Подождите, сдадут восемнадцатый дом, вас переселят на первый поселок.
— Вы мне обещали в шестой дом, в двенадцатый дом, в тринадцатый дом. Я к начальнику стройки пойду! Долго будет тянуться это издевательство? Пришел с ночной. Вместо того чтобы отдохнуть, с самого утра обиваю ваши пороги.
— Я сказала: сдадут восемнадцатый дом…
— К бабушке восемнадцатый, поселяйте в тринадцатый!
— Тринадцатый заполнен.
— А почему механика поселили? Он позже меня приехал, а уже живет. У него сестра комендант, да? А у меня семья…
— Вы не один. У всех семьи.
— Где домоуправ?
— Домоуправ в ЖКО на планерке. Можете подождать и скажете ему свои претензии, а я бухгалтер. Не мешайте мне работать.
— Кто крайний к домоуправу?
— Тут одна баба, побежала в ЖКО стекла бить начальнику.
— А нас поселили на кухне, — улыбается добродушный, толстый парень. — Три семьи, все молодожены. Развесились занавесочками. Ах, чтоб вы передохли! От этого ж производительность труда падает!
Все хохочут.
— Как с холостяков налог брать, так сейчас, а как молодоженам квартиру — дудки!
— Где домоуправ?
— А я вам русским языком отвечаю: на планерке в ЖКО. Ждите.
Очередь все растет, гудит, и мы с Ленькой счастливы, что нам нужен всего лишь комендант.
Мы сидели долго, вошли в курс семейных дел половины поселка и прониклись жалостью к страдалице-бухгалтеру, которая за отсутствием домоуправа должна выслушивать все беды и нужды жилищные.
Часа через два явилась молодая симпатичная женщина, спокойная и неторопливая.
— Ох, Вера, в промтоварный привезли такое штапельное полотно!.. Вы ко мне, мальчики? Давайте бумажку. Один?
— Один. К нам его, в наш дом!
Она черкнула что-то:
— Вот и все. Теперь нужна виза: «Поселить». Идите к домоуправу, а потом я выдам белье.
— К домоуправу?! А-а… нельзя сначала белье, а потом к нему?
— Нет, нельзя, такой уж порядок. Без визы я не могу. Нет, нет, мальчики!
Ах, чтоб тебе!.. Стали мы в хвост очереди. Сидели два часа, могли ведь быть чуть не первыми. Теперь нет жалости в наших сердцах и к бухгалтеру.
— Где домоуправ? Когда он придет?
— Я вам сказала русским языком…
— Вы мне на турецком скажите!
— А вы не грубите!
— А нам нужен домоуправ!
Так мы слушаем еще час. Ленька высказал предположение, что на планерке в ЖКО решают вопрос длиной в четыре километра, и так как прошли уже второй столб, надо что-то предпринимать. Дай бог Леньке здоровья, без него бы я тут пропал.
— Товарищ бухгалтер, как фамилия домоуправа?
— Чижик.
— Пошли в ЖКО.
Мы долго плутали среди бараков. Наконец нашли. Избушка, счеты, телефоны, бухгалтер и очередь к двери с табличкой «Начальник ЖКО». Стекла целы.
— Какая такая планерка? — искренне удивился тамошний бухгалтер. — Планерки сегодня не было.
— А может, Чижик у начальника в кабинете?
— Да самого начальника нет, он на совещании в АХО. По-моему, Чижик только что тут был, но он пошел в свое домоуправление.
Вот беда же! Пока мы бегали, Чижик, оказывается, уже там. Скорее в домоуправление! Прибежали запыхавшись.
— Пришел?
— Нет.
— А знаете что: наверно, он в магазине, — сжалилась над нами бухгалтер.
Сил нет терпеть. Жара, духотища, в очереди брань… Мы побежали в магазин. Закрыто на обед. В другой — там нет ни души. Проклиная Чижика, взмыленные, мы воротились в избушку.
— А-а! Он, пожалуй, в клубе пятого поселка: там ремонт, — догадалась бухгалтер.
Ну хорошо же! Мы не сдадимся, пока не найдем Чижика. В клубе действительно все стояло вверх ногами: маляры красили стены. Чижика они не видели. Мы измучились. Пыль, жара; ленивые собаки валяются в траве; козы лежат на дороге и жуют, жуют; у козлят на шеях рогатки из прутиков, чтобы не лезли сосать молоко. Чья-то молодая жена стирает в тени барака детские распашонки и развешивает их на веревках.
Тогда Ленька плюнул, выругался и сообщил, что у него есть еще одна идея. Мы снова наведались в домоуправление и узнали у бухгалтера домашний адрес Чижика. Он жил на улице с поэтическим названием: Композиторская, 50, индивидуальный домик.
Тридцать человек в очереди остались ждать нашего возвращения. Если мы приведем Чижика живого или мертвого, нас пропустят первыми. Всего только одна виза: «Поселить» — одно слово, полторы закорюки. Места в общежитии есть, белье есть, комендант тоже есть, но, того и гляди, уйдет за штапельным полотном… Чижику глубоко безразлично, кто я такой; он не будет спрашивать мою биографию, он только обмакнет перо и выведет: «По-се-лить», как выводил сто, двести, тысячу раз. Но для этого нужна его рука. Только его августейшая рука. Такой порядок. Живого или мертвого!
И мы его нашли.
Нельзя сказать, чтобы он был совсем живой, но, во всяком случае, он двигался. Легендарный Чижик, пьяный в стельку, стоял по колена в грязи за забором своего индивидуального домика по Композиторской, 50, и поливал из шланга свой индивидуальный огород.
Ну скажите же, какой идиот в такую жару поливает огород? Ведь вся капуста сгорит!
ГДЕ ЭТА УЛИЦА, ГДЕ ЭТОТ ДОМ?
Танцы были при луне, прямо посредине улицы Мухиной, на асфальте. Все девушки казались необыкновенно красивыми. Пахло духами, сеном и парным молоком: в это время хозяйки доили коров.
Я танцевал с девушкой, по имени Тоня. Она худенькая, крепкая и стройная. Лицо у нее узкое, нос острый. Глаза большие, широко расставленные; косы венком вокруг головы и очень красивые брови — тонкие, густые, словно проведенные углем. Я про себя назвал ее «Тоня с соколиными бровями».
