Для многих людей, оказавшихся оторванными от Родины, весьма важную роль играл главный священник Черноморского флота — протоиерей отец Георгий Спасский, ушедший в изгнание вместе со своей паствой. Отец Георгий родился в 1877 г. в семье священника. В 1898 г. он окончил Литовскую духовную семинарию в Гродно; продолжал образование за казенный счет в Московской Духовной академии. В 1903 г. он был рукоположен в священнический сан. Служение Богу отца Георгия заключалось в законоучительской деятельности (говоря современным языком, в преподавательской работе). В начале 1914 г. отец Георгий начинает читать лекции в Виленском военном училище, и в дальнейшем он свяжет с миром военных почти всю свою жизнь. В 1915 г. отец Георгий становится законоучителем во вновь открывшемся севастопольском Морском корпусе, а через два года — главным священником Черноморского флота. Во время Гражданской войны, в 1920 г., он был назначен помощником военного епископа, ответственного за флотское религиозное попечение. В Бизерте отец Георгий составил акафист «Светлой Обители Странников Бездомных», утвержденный митрополитом Евлогием (Георгиевским) для общецерковного употребления. Помимо этого он читал лекции на нравственно-религиозные темы, а также основал на эскадре в августе 1922 г. «братство Божьей Матери». О том, как пастырь вел службы, вспоминал преподаватель Морского корпуса Н. Кнорринг: «
С 1923 г. отец Георгий жил во Франции. Он неоднократно публиковал тексты проповедей в различных газетах. С 1925 г. и до самой кончины, последовавшей в 1934 г., служил в соборе Святого Александра Невского, расположенном в Париже на улице Дарю и ставшем одним из символов русской эмиграции. В этом же соборе отец Георгий Спасский и был первоначально похоронен (в помещении, примыкающем к нижнему храму), затем его прах перенесли на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа.
Помимо отца Георгия в списке чинов эскадры, составленном в конце марта 1921 г., также числятся протоиерей отец Василий Торский, священники отец Николай Богомолов, отец Николай Венецкий, отец Константин Гладкий, отец Константин Михайловский, отец Иоаникий Полетаев, дьякон Иван Байздренко.
Церковь играла важную роль в жизни чинов эскадры и лагерей, помогала им держаться сплоченно, легче переносить тяготы эмигрантской жизни. Священники всегда находились рядом со своей паствой — ив радостные (например, проводя молебны при праздновании дня Морского корпуса или дня георгиевских кавалеров) и в тяжелые (при отпевании усопших) моменты.
Для богослужений в одном из помещений форта Джебель-Кебир была создана церковь Морского корпуса. Настоятелем этого храма и стал протоиерей Георгий Спасский. Несмотря на небогатую обстановку в храме, там было весьма уютно. Храм получил иконы и утварь, взятые с одного из кораблей. По описаниям очевидцев, гирлянды из туи и цветов украшали белый иконостас с Царскими вратами. Справа и слева стояли две белых хоругви и Андреевский флаг. Белые покрывала на аналоях были изготовлены из бязи и золотых позументов, паникадило — из жести. Плащаница, венцы, хоругви, иконы делались местными художниками. Ризы и церковные облачения шили дамы. У правого клироса в особом киоте располагалась местная икона Богородицы «Светлая обитель странников бездомных». Написанная в лагере Сфаят, она являлась религиозным символом утешения русских изгнанников. Мысль о написании иконы возникла на эскадре после вещего сна, в котором одному из соотечественников Божья Матерь предстала как покровительница странников-беженцев. Русская женщина-художница увидела Богородицу в лучах среди русских кораблей и беженских лагерей. В облаках, плывущих над морем с белыми кораблями, над зеленым полем с белыми лагерями Царица Небесная растянула Свой святой покров. При храме сложился хороший хор, сложилась традиция петь акафист, который составил отец Георгий Спасский в честь иконы «Странников бездомных».
После кончины отца Георгия его заменил протоирей отец Константин Михайловский, который окормлял русских людей в Бизерте достаточно долгое время, именно при нем началось строительство храма — памятника кораблям Русской эскадры. Но в силу того, что с ликвидацией эскадры стремительно уменьшалась и численность русской колонии в Бизерте, впоследствии отец Константин переехал в Тунис, где, по словам А.А. Манштейн-Ширинской, «
15 ноября 1921 г. приказом главнокомандующего Русской армией для всех лиц, находившихся на кораблях Русской эскадры и в лагерях, был учрежден памятный знак — черный с белой эмалью по краям крест с надписью «Бизерта» посередине и датами «1920–1921».
Подводя итоги первому году жизни моряков Русской эскадры на чужбине, можно сказать, что эскадра, несмотря на многочисленные трудности, постепенно смогла завоевать право на существование.
1921 год, особенно его первая половина, стал для эскадры довольно тяжелым. С одной стороны, полная неопределенность ее положения и дальнейшего существования в начале, а также большой процент чуждых флоту людей, нервность и шаткость их настроения. С другой — стремление французских властей сократить штаты и распылить как можно больше русских по частным работам, ограничить передвижение русских даже в пределах Тунисского протектората.
Во второй год пребывания в Бизерте эскадра вступала в иных условиях. Судьба ее выяснилась, положение окрепло. Корабли приводились в состояние безусловно лучшее, чем в прошлом году. Личный состав, хоть и очень уменьшенный в числе, окреп нравственно, сплотился и сжился со своими кораблями. Настроение выровнялось, дисциплина улучшилась. Люди, ушедшие на частные работы, в основном зарекомендовали себя с лучшей стороны. Созданный орган для заведывания делами ушедших с эскадры русских — Комиссия по делам русских граждан в Северной Африке — организовал по указанию командующего эскадрой школы для детей на «Георгие Победоносце», в Надоре и Тунисе, русский кооператив в Тунисе и бюро труда при нем, больничную кассу с амбулаторией; ряд церквей (помимо судовых) — в Морском корпусе, в лагере Надор и Тунисе; в лагерях появились небольшие кустарные мастерские. Несмотря на скудные средства, получаемые из Парижа для организации этих учреждений, они несколько облегчили жизнь русских эмигрантов.
За 1921 г. эскадра уменьшилась на один корабль («Кронштадт»). Из 5849 человек на эскадре осталось около 1200, остальные 4649 человек занимались частной наемной работой — в Тунисском протекторате, Марокко, Балканских странах. К 1 января 1922 г. собственно на эскадре оставалось (без учета Морского корпуса и лиц, находившихся в лагерях на берегу) 825 человек (170 офицеров, 550 членов команд кораблей и судов, 71 женщина и 34 ребенка).
С самого начала 1922 г. в распоряжениях французского командования появилась тенденция к дальнейшему сокращению личного состава эскадры и Морского корпуса. К 1 апреля 1922 г., согласно новому указанию морского префекта, численность экипажей кораблей сократилась до 311 человек. В их число не входили лица, находившиеся на учебном судне «Моряк» и экс-линкоре «Георгий Победоносец» (на котором жили семьи чинов эскадры). Французские власти также не разрешили провести новый прием кадет в Морской корпус.
14 марта 1922 г. 80 офицеров флота и около 450 человек бывших студентов (офицеров и матросов) изъявили желание продолжать прерванное образование в иностранных вузах. В частности, через Францию в Прагу отправились 84 человека для поступления в высшие учебные заведения, в том числе 25 гардемарин 1 -й роты, только что окончивших Морской корпус и произведенных в корабельные гардемарины, 34 офицера флота и армии и 25 матросов — бывших студентов. Один из отъезжавших в Европу, мичман П. Репин, очень хорошо выразил мысли, с которыми русские моряки покидали эскадру. В некоторой мере его слова являются своеобразным «духовным завещанием» всей морской эмиграции: «
