замедляются, а до кульминации еще далеко. Никита закрывает глаза, кладет руки Маше на затылок, помогает найти верный ритм, сам двигает бедрами, но все равно ничего не выходит.
Вспомни, как вы трахались в Крыму, уговаривает он себя, должны же за восемь лет сохраниться хоть какие-нибудь воспоминания, от которых ты можешь кончить? Ведь когда мы познакомились, Машка была совсем другой! Красивая, молодая, энергичная, готовая на все – плавать так плавать, на гору так на гору, трахаться так трахаться! Какая у меня была чудесная женщина – и куда она делась? А я ведь хороший муж! Даже трахался на стороне всего ничего, несколько раз. Вот две недели назад Дашу отшил. Как тогда меня в магазине над этими йогуртами торкнуло – так все, как отрезало. Позвонил ей сам, сказал:
А все-таки – как с ней было хорошо трахаться! Он вспоминает, как влага стекала ручейками по коже, как собиралась лужицей на животе, каплями росы сверкала в коротко подстриженных волосах… а потом приходил звук, глубокий, глухой, утробный, вот так, да, вот так! – и тут Никита кончает, резко и неожиданно, вцепившись Маше в волосы. Во рту его – полузабытый серебряный вкус Дашиных поцелуев.
– Спасибо, – говорит он, и Маша вскакивает, бежит к ванной, но начинает блевать уже на пороге. – Слушай, извини, – говорит Никита, а Маша стоит, согнувшись, выпирает позвоночник, струйка течет изо рта. – Мне в самом деле
– Что значит – неудобно?
Он ведь прекрасно знает, как она ненавидит совать в рот всякую мерзость, но специально заставил, потому что, конечно, да, разумеется, он не хочет трахать ее как нормальную женщину, куда положено, и она не в обиде, нет, кому же захочется, если женщина даже залететь не может, она уже не женщина, конечно, вообще не человек, только рот от нее и остается, спасибо еще, что не жопа, но это, видимо, будет подарок на Новый год,
– Нет, я понимаю, если женщина залететь не может – кому нужна ее пизда?
Ну вот, думает Никита. На хрена мне сдался этот минет? А Маша, оказывается, все еще переживает, что не забеременела, надо будет с ней поговорить потом, когда успокоится. Как-то я эту историю упустил из виду.
Да, выступил на свой день рождения, ничего не скажешь.
Но Маша уже не кричит, а оседает на пол и начинает тихо, на одной ноте подвывать – и Никита слышит: вой поднимается из самой ее глубины, из той самой глубины, где у Даши спят утробные звуки оргазма. Он подбегает к Маше, успев подумать:
23. Нам хватает
Известно, что дети не должны умирать раньше родителей. Василий Михайлович Мельников сам себе говорит: младшие братья не должны умирать раньше старших.
Когда Сашка был мальчишкой, я дрался за него во дворе. Когда я женился на Светке, он был моим свидетелем на свадьбе. Когда у меня родился Никита, Сашка подарил нам брезентовую палатку, чтобы мы всей семьей ходили в походы.
Когда он умер, я стоял на кладбище, и снег падал в черный провал могилы. Мы так и замерли тремя группами: я с Никитой, Сашкина жена с его дочкой, Лёлька с моим сыном.
Лёлька-Лёлька, ох, как она постарела, узнал с трудом. А уж как я любил ее когда-то! А ее Сашка – худой такой, болеет, что ли? Вроде совсем на меня не похож, не узнал бы при встрече. Да я и видел его всего несколько раз – специально подходил к школе посмотреть. Толком и не разглядел – далеко было. Тогда показалось – похож на меня, сейчас уже и не знаю.
Я всегда думал – у меня есть время все исправить. Позвонить младшему сыну, помириться с младшим братом. А времени осталось – только горсть мерзлой земли на гроб вместо слов примирения, вместо сожалений.
Младшие братья не должны умирать раньше старших.
Когда он уходил в армию, я не пришел его провожать. Когда он женился на Тане, я не был на их свадьбе. Когда у него родилась Эля, я поздравил его по телефону.
Да, сейчас даже трудно представить, чтo это были за годы. Испытания, полигоны, споры до утра, самиздат, стихи, песни, диссертация, институт, Лёлька. С Никитой, со Светкой и ее родителями жили впятером в двухкомнатной квартире, всей нашей группой спорили на кухне вдесятером, бродили вдвоем с Лёлей по осеннему городу, вызванивали из телефонов-автоматов пустые квартиры друзей, целовались в Нескучном саду.
Все время заняты были, скучать не приходилось – вот и на Сашку не хватало времени. Да мне и неловко было, если честно.
Но я порадовался, когда он женился на Таньке, честное слово! Если б не командировка, обязательно был бы у них свидетелем. А когда Элька родилась – ну, можно сказать, у меня было много работы, тем более, это всегда правда, но на самом деле просто Лёлька приехала из Крыма, такая загоревшая, такая красивая… меня перемкнуло тогда на целый месяц. Ну, потом я Сашку поздравил, конечно. Подарок даже какой-то принес, не помню какой.
Вот как получилось: когда у него родилась дочь, я гулял со своей любовницей, а когда у моей любовницы родился сын, Сашка их забирал из роддома.
После этого Танька и ушла от него. С тех пор мы с ним не разговаривали.
Теперь уже и не поговорим. Разве что я к нему присоединюсь,
Я всю жизнь на науку потратил – и что? Разве она помогла мне поговорить с младшим братом? Разве пообещала новую встречу и вечную жизнь?
Ученые не умеют разговаривать с умершими, да и в церкви этому не учат. Отец рассказывал, когда-то маленьким он был на спиритическом сеансе. Блюдечко, круглый стол, все взялись за руки, главное – круг не размыкать… какая-то пионерская зорька. Вызывали, кажется, дух Наполеона – а зачем? Что мне скажет Наполеон, чтo я скажу ему?
Вот с Сашкой я бы поговорил.
Впрочем, куда мне говорить с мертвыми, я и с живыми не умею.
Как раз сейчас сидим мы на кухне со Светкой, Никита к нам в гости пришел. Пьем втроем чай, вроде и разговариваем – да все не о том, все о политике, о новостях. Украина, Ющенко, Янукович, Тимошенко, Путин. Свобода слова, не то что тридцать лет назад, когда я на этой самой кухне накрывал подушкой телефон. Кухня почти не изменилась, разве что микроволновку купили, да еще недавно Никита новый холодильник подарил.
Никита теперь богатый, бизнесмен – предприниматель. Я диссертацию не защитил, так надеялся, что хотя бы сын не оплошает, но, видать, не судьба. В бизнесе нет диссертаций, я знаю.
Светка говорит, постарел наш мальчик. Мешки под глазами, двойной подбородок, работает, наверное, много. Она не понимает – зачем? Вот мы с ней живем на триста долларов в месяц, и нам хватает, а Никита с Машей тоже вдвоем живут, но тратят какие-то чудовищные деньги. Понятно, молодые еще, в ресторан сходить, в отпуск съездить, машина опять же – ну все равно, пусть тысяча, ну, пусть три. А он как-то сказал: в прошлом месяце я заработал десять тысяч. Светка еще переспросила – рублей? Десять тысяч долларов, куда же деть столько денег? И, главное, не откладывают ничего, все тратят, все проедают.
Честно говоря, хотелось бы внуков. Маше скоро сорок, а детей все нет. Светка однажды спросила – не собираетесь, мол? – так Никита разозлился, закричал:
Вот поэтому и говорим о политике, чего уж там. Про детей не спрашивай, про деньги не говори. Может, водки предложить? Под водку все-таки разговор лучше идет. А то сидим, как неродные. Как дела? Хорошо. А у вас? И у нас. Вот и весь сказ. А так накатили бы грамм по пятьдесят, может, и разговорились бы.
А то выйдет как с Сашкой – захочешь поговорить, да не с кем уже.