глазу на глаз.
— Ты совершил такой бесчеловечный поступок? Ты, отличник! Пример для всего класса! — немного театрально вскидывая брови и расширяя подведенные глаза, изумлялась мама. — Я не верю, чтобы мой сын сделал такое по доброй воле. Скажи, тебя принудили? Тебе грозили? — И в голосе ее звенели слезы и надежда. Надежда и слезы. И тоже чуть-чуть театрально.
— Нет, я сам, — упрямо несколько раз повторил Иван.
Естественно, что назавтра мама вместе с сыном явились пред светлые очи директора.
В кабинете, кроме Павла Ниловича, была классная руководительница восьмого «Б» Татьяна Михайловна — женщина старая и сердитая, которую ежегодно ребята собирались «провожать на пенсию», а она никак не уходила. У окна, за пальмой, в каком-то странном уединении, почти спиной ко всем, сидел Грозный.
То, что здесь были и мать и учитель истории, еще более испортило настроение Ивана. На душе совсем стало мерзко и мрачно. Он решил молчать, тупо молчать, чтобы уж до конца не быть «паинькой» и «маменькиным сынком».
Опустив голову, он не ответил ни на один вопрос Павла Ниловича и Татьяны Михайловны.
Но он не сдержался все же, когда Татьяна Михайловна сказала:
— Значит, решили мстить, потому что не уважаете, не любите учителя истории…
— Нет, — Иван поднял голову, — такого учителя, как Николай Михайлович, любит и уважает вся школа.
Павел Нилович в изумлении развел руками.
— Так вот, Семенов, чтобы больше таких хулиганских выходок не было. Понял? Ты же отличник, мы всегда в пример тебя ставили! — возмущенно сказала Татьяна Михайловна. — А вас, мамаша, прошу воздействовать на сына. Ведь труден первый шаг, а там пойдет и пойдет…
— Да нет. Не пойдет, — вдруг спокойно сказал Николай Михайлович.
Он встал, подошел к мальчику, положил на его плечо руку и сказал фразу, которую из всех присутствующих понял только один Иван.
— Ну, доказал. И хватит. Больше не надо.
А когда мать и сын вышли, Татьяна Михайловна, изумленно приподняв брови, спросила:
— Что доказал? Кому? Объясните, бога ради!
— Доказал, что и он, как все, способен на месть, на шалость, на плохое поведение. Не мальчишка он, что ли? Ведь надоедает вечно быть примером!
— Ну, знаете!.. — сказала Татьяна Михайловна.
А Павел Нилович молча поскреб в голове; усмехнулся, затем нарочито долго рылся в бумагах на столе и вдруг хохотнул:
— А ведь знаешь, Николай, с ними не соскучишься!
Борис явился к директору со старым пенсионером. Старик, убоявшись, как бы детки «не смазали» шапку, снял ее только в кабинете и держал в руке.
— Я не отец. Но мне родителями вверена судьба этого подростка, — торжественно сказал он, радуясь, что наконец снова стал нужен.
Он начал было многословно защищать мальчика, но тот хмуро сказал:
— Я сам, Демьян Семенович!
Борис вышел вперед — решительный, взъерошенный, как воробей перед боем. В самом деле, разве легко пятнадцатилетнему объясняться со взрослыми!
— Мы обиделись всем классом на восьмой «А». Почему они на особом положении? Решили мстить. Я все придумал, и Ивана тоже я подбил. Поддразнивал его, что он «маменькин сынок», «паинька», «отличник». Вот он и решил доказать, что не хуже других. Я виноват, а не он…
Тут Павел Нилович выразительно поглядел на Татьяну Михайловну и прервал мальчика:
— Ну, как сам понимаешь, поступок — хуже не придумаешь. А что товарища защищаешь — молодец! За это вот столечко вины с тебя снимаю. — И он показал на кончик своего толстого пальца.
Татьяна Михайловна молчала. Она не поддерживала снисходительного тона директора с учеником. Она глубоко была убеждена в том, что воспитывать ребят можно только страхом перед взрослыми.
Вечером, когда Грозный шел из школы, его догнали двое мальчишек.
— Николай Михайлович! Мы выслеживали вас целый день и только теперь…
— Поймали? — усмехнулся Грозный.
— Нет, мы для того, чтобы извиниться перед вами, — сказал Борис. — Мы никогда больше так не будем…
— Ну и хорошо, — сказал Грозный. — Бегите домой, а то поздно. Родители ждут.
— Нет, еще не все, — сказал Борис, стараясь идти рядом с учителем, а Иван тактично отступил.
— Я слушал главу из вашей повести. Начало ребята мне рассказали. Я ведь с Первомайских приисков, а они когда-то были приисками Саратовкиных.
— Что ты говоришь? — изумленно переспросил Грозный и остановился. — Ты где живешь?
— Да вон, на той стороне! — враз показали мальчишки.
— Ну, тогда я на полчасика к вам. Не возражаете?
— Конечно! — дружно воскликнули оба.
Глава из повести Николая Михайловича Грозного
НА ЗОЛОТЫХ ПРИИСКАХ
Много раз в жизни вспоминал Николай Саратовкин один из своих приездов с Митрофаном Никитичем на золотые прииски.
Управляющий с нарочным не однажды слал письма, в которых сообщал о том, что рабочие бастуют, требуют прибавки жалованья и десятками перебираются к другим хозяевам. Барин не обращал внимания на эти жалобы. Управляющему надоело равнодушие молодого Саратовкина, и он пригрозил уходом.
В жаркий июльский полдень неожиданно Николай и Митрофан Никитич появились на прииске. Они знали, что на главном стане в это время дня никого не застать, и подъехали прямо к забоям, спешились, привязали к дереву коней.
Николай с детства хорошо знал эти места. Сюда в летнюю пору не раз приезжал он с Анастасией Никитичной и часами просиживал у бутарки, где рабочий, вооружившись железным гребком с деревянной ручкой, промывал песок. Мальчик с интересом наблюдал, как старатели ссыпали песок из тачек в воронкообразную верхнюю часть бутарки на железный грохот с дырочками. Он думал: «Так много песка переворошили, так много рабочих трудилось, и так мало оказалось золота, совсем мало! Хоть бы самородок попался! Не с кулак величиной, хотя бы с ноготь!» Но самородки не попадались…
В ту пору ушедшего детства Николай не замечал, насколько прекрасна была здесь природа. Зато теперь его поразила первозданная красота, от которой он не мог отвести взгляда. Дядюшка уже несколько раз окликал его. А он стоял и смотрел на величавые голубые гольцы, сверху покрытые снегом, грядами уходящие в туманную высь неба. Прииск обнимала тайга, которую Николай только что пересек верхом на коне по узкой тропе. Глухие, прохладные кедрачи пушистой хвоей своей шептали удивительные истории, совершающиеся здесь, на золотых приисках. Ведь почти каждый старатель шел сюда в надежде на фарт, с тайной мечтой разбогатеть. А фарт этот приходил к избраннику раз в столетие. Сколько трагедий было пережито здесь, сколько преступлений совершено!..
Мысли Николая прервал дядюшка, которого заедала мошка. Он уже извлек из кармана сетку и подал ее племяннику, сам же, ругаясь, отбивался черемуховой веткой от живого клубка гнуса, кружащего над головой. В этот день хозяин вместе с управляющим осмотрел прииск. В просторной избе на главном стане Николай пообедал вместе с рабочими за деревянным, чисто выскобленным столом. Грузная фигура поварихи, мелькнувшая у печки, показалась ему знакомой, но он не задержал на ней своего внимания.
Похлебка была жидкой. Правда, в оловянной миске Николая поблескивали жиринки и плавало мясо, но он понимал, что хозяину подано лучшее. Он слышал, как молодой рабочий громко сказал соседу: «Проси
