никогда надолго не терял голову, всегда старался найти выход.
— Катька, а телефон он тебе вернул?
— Вернул, когда я уходила. А иначе как бы я вам позвонила?
— Надо было не просто уйти, а всех на ноги поднять! И его бы схватили!
— Кого поднимать? Там никого не было. Даже дежурная отошла.
Ромка попросил у нее телефон. Он взял его аккуратно, двумя пальцами, и полез в сумку за лупой.
— Надо проверить, не осталось ли на нем отпечатков пальцев. Можно будет в милицию отнести, если понадобится.
— Нет на нем никаких отпечатков, он в перчатках был, — вдруг, удивив всех, объявила Лешка. Она поставила на стол чашку и подошла к подруге. — Катюш, скажи, а пальцы у него как будто в крови были, да? А изо рта торчали острые белые клыки.
— Откуда ты знаешь? — сквозь слезы проговорила Катька.
А Лешка повернулась к брату.
— Рома, я забыла тебе рассказать. Когда мы сюда ехали, то вечером, перед сном, я пошла выбрасывать твою курицу и встретила человека в такой маске и таком костюме. Я Катю понимаю — сама от ужаса чуть с ума не сошла. Хотела закричать, но не смогла, будто онемела. А потом он в купе зашел, где актеры ехали.
Все дружно уставились на Марину.
— Это был Антон, — вспомнила девушка. — Он хотел произвести фурор, и это ему удалось, мы все так и упали. Но посторонних Антон пугать не собирался, он в тамбуре переоделся и к нам направился только тогда, когда все, как он думал, уже уснули. Ты, Оля, ему случайно попалась.
— А зачем ему этот маскарад? — поинтересовался Ромка. — Только чтобы вас посмешить?
— Нет, Антон решил сам поставить детский спектакль, для того и приобрел в Москве этот костюм. Об этом, кстати, все знают. Так что он ни за что не стал бы нападать в нем на Катюшу.
— А он его в театре хранил?
— Скорее всего. Помнится, мы все его примеряли.
— Однако доверяй, но проверяй, — пробормотал Ромка. — Надо узнать, где был Антон после репетиции. Вы не могли бы позвонить ему домой?
— Я и так уверена, что он ни при чем, но если тебе так хочется…
Марина соединилась с Антоном и выяснила, что он давным-давно дома — жена отправилась в поликлинику, а ему поручила сидеть с ребенком.
— А он не врет?
— Разумеется, нет. Тем более что он не один возвращался, а с Виктором Ивановичем — это наш помреж, он тоже живет в Северном районе. — Актриса покачала головой. — Да, странная история.
Катька потерла кулачком глаза и тяжко вздохнула. Лешка погладила ее по голове и накинулась на брата.
— Из-за тебя все! Хвалился, что больно умный, вот теперь и расхлебывай. Давай думай, как нам быть.
— Я и думаю. Только этим и занимаюсь.
Ромка подошел к высокому окну. Снег все еще шел, в свете фонаря радужно переливались снежинки. Как же переменчива жизнь. Совсем недавно он радовался найденному кладу — и нате вам: никакого клада нет, а вместо него куча неприятностей.
Он отвернулся от окна.
— Может быть, пойти и поставить горшок на место? Или вернуть его этому Катькиному похитителю, когда он подъедет к нам на площади?
— Ты что же думаешь, что если сам ничего в этом горшке не нашел, то другие найдут? — изумилась Лешка. — Зачем он ему нужен, этому псевдовампиру?
— Что взял, то и отдам. Пусть ищет, это его проблема. Тем более что, кроме этой плошки, у нас ничего чужого нет.
С затравленным видом Катька переводила взгляд с Ромки на Лешку.
— Лешенька, может, он и прав, — проговорила она жалобно. — Не пойти еще хуже.
— Вот именно, — сказал Ромка и отправился на кухню. Там он прощупал руками глиняные бока старого цветочного горшка, а затем засунул в него искореженную консервную банку и вновь засыпал ее землей.
Лешка взглянула на часы.
— А знаете, сколько уже времени? Без двадцати восемь. Наши мамы нас уже с фонарями ищут, если только в милицию не обратились.
Пока она звонила домой и успокаивала родителей, Ромка утрамбовывал в горшке землю. Когда сестра положила трубку, он заявил:
— Уже пора. А вы… — Ромка стеснялся называть Марину по имени, — вы дайте мне, пожалуйста, пакет, чтобы получше его завернуть, а то из него земля сыплется.
Девушка дала ему несколько пакетов и, объявив, что их одних ни за что никуда не отпустит, стала одеваться.
— Отдавать горшок буду я, а ты, Лешка, запоминай номер машины, поняла? — распорядился Ромка.
— И без тебя бы сообразила, — огрызнулась сестра.
Все вместе они вышли на улицу и направились к Театру оперы и балета. Площадь от Марининого дома была совсем близко.
— Увидев, что нас четверо, он может испугаться и проехать мимо, — озаботился Ромка, когда они перешли дорогу и остановились напротив театра. — Давайте сделаем так. Мы с Лешкой будем стоять у дороги, а вы где-нибудь спрячетесь. Отдавать буду я. Раз я брал.
Марина не возражала.
— Мы будем поблизости, — сказала она и, обняв Катьку за плечи, отвела ее в сторону.
Они остановились у зебры, сделав вид, что собираются пересечь дорогу. Катьку бил озноб, она никак не могла унять дрожь.
На угловом здании виднелись большие часы. Лешка указала на них рукой.
— Рома, уже восемь! Рома, я боюсь!
— Не дрейфь! — прикрикнул на нее брат.
Оба с напряжением вглядывались в поток машин, и в каждой из них им виделся преступник.
Вдруг резко завизжали шины, и рядом с ними остановился старый «жигуль». «Семерка», — машинально отметил про себя Ромка. Водитель, молодой парень, приоткрыл переднюю дверь.
— Слышь, ты, — сказал он. — Давай сюда, что брал.
— Пожалуйста, — услужливо ответил Ромка и с готовностью протянул парню пакет с горшком. При этом он успел заглянуть в машину и на заднем сиденье увидеть человека в темных очках, с усами и надвинутой до самых глаз шапке. Саша! Конечно, это он!
А водитель выхватил у него пакет, хлопнул дверью, и «семерка» рванулась вперед.
К Ромке с Лешкой подбежали Марина с Катькой.
— Там внутри сидел тот самый Саша, — в страшном волнении сообщил им Ромка. — Вот бы их задержать!
Словно в ответ на его пожелание автомобиль вдруг остановился, водитель приоткрыл дверь и крикнул:
— Эй, ты! Поди сюда.
— Иду! — крикнул Ромка и, забыв об опасности, побежал к машине.
Марина, жутко за него испугавшись, поспешила следом. Но водитель «семерки» почему-то передумал общаться с Ромкой. Он снова резко тронул свой «жигуль» с места и умчался прочь, теперь уже навсегда.
А Ромка подбежал к Катьке.
— Пусть катится ко всем чертям. Зато тебя теперь никто не убьет.
