Знаешь, сколько на свете коллекционеров фарфора? Вряд ли где ты найдешь их список.
И у вас нет и никогда не было знакомых, которым нравилась ваша коллекция и они хотели бы ее приобрести? — зашел с другого бока Ромка. — Не имея заказчика, какой смысл воровать вашу посуду? Ведь в антикварный магазин ее не снесешь — милиция засечет, и на рынке ее не загонишь. За границу такие вещи тоже трудно вывезти.
Ты рассуждаешь, как заправский сыщик, — с уважением взглянул на него Матвей Юрьевич.
Да мы… Да я…
Но Лешка, как и в прошлый раз, не дала Ромке возможности похвастаться. Она наступила ему на ногу, и он, потупив глаза, лишь скромно сказал:
— У меня есть кой-какой опыт в таких делах. А Кузнецов, подумав, произнес:
Ты, конечно, прав. Одного такого человека я знал когда-то. Вот у кого громаднейшая коллекция! Моя ей, особенно сейчас, без врубелевского блюда, и в подметки не годится. А теперь, спустя годы, она у него, наверное, еще больше стала. Все ему тогда было мало, все чего-то приобретал, искал, суетился. Впрочем, что я говорю, для нормального коллекционера добывать все новые и новые экспонаты — норма. А как он хотел у меня это самое врубелевское блюдо купить! Но я наотрез ему отказал. Только это давно было, лет пятнадцать тому назад, и с тех пор я об этом человеке ничего не слышал. Говорили, что он в другой город вместе со всей своей коллекцией переехал, к сыну. Если только жив еще. Он старше меня лет на десять- пятнадцать, наверное.
И куда он переехал? В Петербург? — вскинулся Ромка.
Чего не знаю, того не знаю.
А как его звали?
Федором. Федором Григорьевичем,
А фамилия у него… Нет, этого я теперь не вспомню.
И как же его теперь искать?
Понятия не имею. Разве что объявить всероссийский розыск. Шучу, — улыбнулся Матвей Юрьевич.
А больше вы никаких коллекционеров не Помните?
Было еще двое знакомых перекупщиков, я о них следователю сказал, их уже проверили, они чисты. Еще у меня есть один хороший друг, он меня навещал здесь, в больнице, я ему полностью доверяю. К тому же он давно охладел к собирательству.
Тогда мы пойдем. Скорейшего вам выздоровления!
Ромка встал и потянул Лешку за руку. Матвей Юрьевич взглянул на расстроенное лицо девочки и сказал:
Не огорчайся. Ты видишь, я давно перестал переживать из-за этих чашек и блюд. Было бы здоровье, остальное все приложится.
Девочка через силу улыбнулась.
Я вам желаю поскорее отсюда выйти. — А сама подумала: «И вовсе я сейчас ему этого не желаю. Пусть лежит, пока не найдется Банг».
И когда они с Ромкой вышли на улицу, Лешка оглянулась на больничные окна и в ужасе воскликнула:
Ой, Рома, он же умрет, когда узнает, что его Банг пропал!
Надо искать список коллекционеров, — сказал Ромка, — и среди них — некоего Федора.
Ты что, шутишь? Он же сказал, что такого списка не существует.
Я что, не понимаю? Просто я так выразился, имея в виду фигуральный список. Короче, нам надо выйти на людей, у которых есть друзья-коллекционеры, глядишь, в их цепочке найдется кто-нибудь нужный. И все же я никак не пойму: почему до сих пор, по крайней мере, до вчерашнего дня, этот фарфор никуда не девали, а прятали на старой даче? Может быть, этот Федор или кто там еще тоже в больнице лежит?
Кто его знает? — пожала плечами сестра.
Вернувшись домой, Лешка погуляла с Диком и стала собираться к Светке. А ее брат засел за телефон. И она услышала, как он говорит: «Будьте добры, пригласите, пожалуйста, Антона. Нет дома? Вы меня не знаете, но я звоню по поводу фарфора. Какого? Кузнецовского. Ну, эта такая династия была почти сто лет тому назад, которая посуду разную делала. Вспомнили, да? Вы, наверное, знаете. Ну извините».
Слышь, Лешка, это я в Питер звонил. И тетка даже не сразу врубилась, о каком таком фарфоре я говорю. Значит, они не коллекционеры, и Антон отпадает. А жаль, да? — Ромка взглянул в блокнот и снова застучал по телефонным кнопкам. Теперь он, разумеется, звонил в Воронеж.
Из любопытства Лешка сняла трубку параллельного телефона и услышала детский голосок:
Алло. Я вас слушаю.
Позови мне, пожалуйста, своего дедушку, — попросил Ромка.
А мой дедушка еще не приехал, — прощебетал ребенок.
А как зовут твоего дедушку?
Володя.
И тут же вслед за детским голоском раздался взрослый:
Даша, дай сюда трубку. Алло! Кто спрашивает Володю?
Я по поводу посуды, — быстро проговорил Ромка.
Какой еще посуды? Кто это?
Ромка испуганно брякнул трубку на рычаг и отправился к компьютеру.
И здесь облом. Я-то понадеялся знаешь на что? На то, что этого воронежского дедушку Федором зовут, а оказывается, там совсем другой дедушка. Ты возвращайся поскорее, а я пока в Интернете пошарю.
Это тоже дохлый номер, — махнула рукой Лешка. — Коллекционеры свои сокровища не афишируют, чтобы их не обокрали.
Сам знаю, — уныло ответил брат. — Может быть, тебе у Светкиной подруги повезет. Разузнай, есть ли у ее отца знакомые коллекционеры кузнецовского фарфора и как их зовут.
Постараюсь.
Ланина квартира и в самом деле напоминала музей. Все в ней было антикварное, старинное, дорогостоящее. Сама Лана встретила гостей в белом топике с вышитым на нем черными и золотыми нитями широко разевающим пасть львом и в блестящих, обтягивающих ее толстые ножки коротких черных брючках.
Проходите, располагайтесь, — довольно приветливо сказала она.
Первым делом Лешка прошлась по «музею». А так как ее больше всего интересовала антикварная посуда, то с видом знатока она подошла к серванту и без труда, среди прочих экспонатов, разглядела в нем несколько чашек с блюдцами и одну сияющую вазу со старинным рисунком. Все предметы очень походили на те, что она видела в шкафах у Матвея Юрьевича.
Твой папа, значит, коллекционер? — уточнила она.
Лана обвела вокруг рукой.
Ну да, сама видишь.
А кузнецовский фарфор он собирает?
Если что подвернется. Но он больше старинную мебель любит. Вы лучше сюда идите.
Она провела гостей на сверкающую замечательными кастрюльками и всевозможной бытовой техникой кухню, налила им чай в красивые фигурные чашки и достала огромный красочный пакет с печеньем.
А это что за сервиз? — придав своему голосу светский тон, взяла в руки изящную чашечку Лешка.
Этот-то? Мейсенский. Его мой папа из-за границы, из Веймара привез, — небрежно отозвалась Лана.
Из Германии?
