Кроме всего, он отлично видел, какую роль играло в жизни Вождя его постоянное женское окружение: Крупская, Маняша, Арманд.
По примеру Троцкого, заболевший Ленин потерял веру в созидательные силы русского народа. Если Троцкий заявлял: «Нам нужен организатор наподобие Баруха», то Ленин тут же откликался: «Удержать пролетарскую власть в России без помощи крупного капитала — нельзя!» 23 ноября 1920 года, вскоре после разгрома под Варшавой, Ленин подписал Декрет о сдаче всех месторождений полезных ископаемых в концессии западным компаниям. Срок эксплуатации установлен в 70 лет (т. е. заканчивался в 1990 году, к началу «перестройки»). Вечером того же дня, 23 ноября, Ленин отправился на пленум Московского областного комитета партии и там заявил: «Мы обязаны помочь Западу нашими богатствами!» Вскоре стало известно, что в результате тайных переговоров председатель Совнаркома склонился к тому, чтобы уступить Камчатку американцам. Сделке помешали японцы, — они сами точили зубы на этот кусок русской территории. А год спустя на X съезде партии Ленин принялся убеждать делегатов: «Не жалко поступиться сотнями миллионов, а то и миллиардами из наших необъятных богатств!»
Троцкий, приехавший в Россию из Америки, и Ленин, проникший в страну благодаря Германии, слаженно вели дело к тому, чтобы превратить Россию в сырьевой придаток так милого их сердцам Запада. Лучшей участи, по их мнению, Россия не заслуживала.
Недаром же Ленин, уходя из жизни, объявил «войну не на жизнь, а на смерть великорусскому шовинизму», а несколько ранее, в тяжёлые недели катастрофы под Казанью, он телеграфировал Троцкому в Свияжск: «Наше дело — бороться с господствующей черносотенной и буржуазной национальной культурой великороссов».
Трансформировались и взгляды Ленина на роль Великого Октября, события, к которому он стремился всю свою бурную, целенаправленную жизнь (правда, об этих упаднических настроениях Вождя стараются не поминать).
Выступая на XI съезде партии, Ленин с горечью признался:
— Вырывается машина из рук. Как будто бы сидит человек, который ею правит, а машина едет не туда, куда её направляют, а туда, куда её направляет кто-то, не то нелегальное, не то беззаконное, не то бог знает откуда взятое, не то спекулянты, не то чисто-хозяйственные капиталисты или те и другие — но машина едет не совсем так, как воображает тот, кто сидит у руля этой машины.
Понять Вождя нетрудно — русский народ никак не соглашался лечь под каток «западной цивилизации». Он хотел жить своим умом. Советская власть попыталась сломать народ через колено — сорвалось.
И Ленину пришлось сказать горькие слова:
«Мы хотели повернуть Историю, но, оказывается, повернулись мы, а История не повернулась».
И — ещё: «Конечно, мы провалились. Мы думали осуществить новое коммунистическое общество по щучьему велению. Между тем, это вопрос поколений… Попытка не удалась. Так вдруг переменить психологию людей, навыки их вековой жизни, нельзя. Можно потребовать загнать население в новый строй силой, но вопрос — сохранили бы мы власть в этой всероссийской мясорубке?»
Что и говорить, горчайшие бессильные признания!
Вот где корни нэпа, этого открытого возврата к прошлому и признания того, что пресловутая «диктатура пролетариата» — всего лишь ловкий приём социальных демагогов для достижения сиюминутной выгоды. В качестве доказательства достаточно вспомнить зверский расстрел рабочей манифестации на улицах Петрограда днём 5 января 1918 года. Первой жертвой «диктатуры пролетариата» стали как раз сами питерские пролетарии!
Диктатура… Была, была. Только никакая не пролетарская, то есть отнюдь не классовая.
Закончив составление документа, Николай Иванович испытал чувство усталости от длительного напряжения, — прежде такого никогда не замечалось. Всё трудней даются ему опустошающие душу узнавания!
Интересно, знает ли обо всём этом Хозяин?
Ну так теперь узнает!
Он посмотрел на сейф, где пряталась бутылка с бодрящей влагой… Нет, потом!
И он, подхватив свою серенькую папку, поехал в Кремль.
Передать «Справку» из рук в руки не удалось. Поскрёбышев, сталинский помощник, дал понять, что в распорядке дня Хозяина вдруг что-то изменилось. Он попросил оставить документ.
У себя в кабинете Ежов с облегчением нахлестал стакан и несколькими крупными глотками осушил. Это стало привычным средством сбрасывания усталости и обретения необходимого рабочего возбуждения.
Весь вечер он провёл в тревожном ожидании — ждал звонка по главному телефону. Ближе к полночи из Кремля фельдсвязью доставили пакет. Волнуясь, Николай Иванович нетерпеливо разорвал плотную бумагу, стал читать и… обомлел!
НКВД РСФСР
25 декабря 1922 г.
ГПУ
Секретарю ЦК ВКП (б)
№ 14270
тов. И. В. Сталину
…Известно, что «Кузьмич» был действительно завербован представителем германского Генерального штаба (в 1915 году) Гельфандом Александром Лазаревичем (он же Парвус, он же Александр Мосвич, урождённый в семье еврейского ремесленника в местечке Березино, Минской губернии. Обучался в Одессе, окончил Базелъский университет. Доктор философии).
Парвус встречался с «Кузьмичом» в мае 1915 года и письменно оформил все формальности. Для того, чтобы «Кузьмич» получал деньги, была написана расписка, автобиография, дана подписка о сотрудничестве, присвоен псевдоним «Зершторенманн». Все встречи, организованные Парвусом с «Кузьмичом», носили конспиративный, тайный характер. Парвус был на службе в министерстве иностранных дел Германии и состоял на должности в Генеральном штабе. Был вхож в семью германского канцлера Бетмана-Гольвега, являлся помощником Эриха Людендорфа (военный мозг Германии) Людендорф писал в своей книге о сотрудничестве большевистских вождей с германским правительством. Сейчас Людендорф заявляет, что большевистское правительство «существует по нашей милости».
Известно, что Парвус через подставных лиц и лично передавал «Кузьмичу» крупные суммы денег, о расходовании которых он не ставил в известность ЦК и близких товарищей.
Сподручным Парвусу являлся Фюрстенберг Яков Станиславович (он же — Борель, Ганецкий, Гендричек, Франтишек, Куба, Келлер), бывш. Член Польской соц. дем. партии, делегат II, IV, VI съездов РСДРП, член ЦК и Загранбюро ЦК, личный казначей «Кузьмича» с 1915 года. Был доверенным лицом Парвуса в финансовых делах, платным агентом Генерального штаба Германии, значившимся под псевдонимом «Мириан».
Вербовочная операция Парвусом готовилась тщательно на протяжении многих лет, с 1906–1907 годов. Для контактов Парвус посылал в Копенгаген Ганецкого. Несмотря на конспиративную обставленностъ встреч и придание им секретного характера, «Кузьмич» однако разбалтывал об этом Инессе Арманд, во время отдыха в Зеренберге, в мае 1915 года. «Кузьмич» рассказывал, что для того, чтобы получать деньги, ему необходимо было пойти на политические уступки германским властям.
Екатерина Горман также свидетельствует, что она приезжала в Швейцарию вместе с Парвусом и Ганецким. Они разместились в одной из шикарных и дорогих гостиниц и через неё Парвус распределил около 20 миллионов немецких марок среди нуждающихся русских эмигрантов, среди которых, кроме обозначенных, были также: Троцкий, Бухарин и др. Ей были известны связи Парвуса с германским правительством, которое требовало отчёта за использование денег. Поэтому Парвус всегда отбирал расписки с тех, кому выдавались деньги.
Ещё раньше Каспаров и Арманд рассказывали о встрече Парвуса с «Кузьмичом» в 1906 году. Парвус
