ИСТОРИЯ РОССИИ с древнейших времен до 1618 г.Учебник для ВУЗов. В двух книгах. Книга первая.

закономерности развития общества, естественно, с учетом влияния природных условий и их изменения в пространстве и времени.

Разнобой в литературе проистекает из следования тем или иным философским школам. Смешение объекта и предмета характерно для позитивизма — самого распространенного до сих пор течения в науке и самого обыденного мировоззрения, ориентированного на «суверенитет личности». Позитивизм («положительное знание») кладет в основу исследования факты, понятые как прямые указания источников. В результате история вообще исключается из числа наук, отыскивающих какие-либо закономерности.

В конце XIX в. определенной альтернативой позитивизму становится неокантианство (по имени И. Канта — родоначальника немецкого классического идеализма). В отличие от позитивизма, неокантианство уделяло значительное место методу познания, а также ценностному подходу. Но сам этот метод основывался на вековой практике позитивизма, а характерные для Канта элементы диалектики были утрачены. К тому же многие важные проблемы закрывались как «непознаваемые». И они действительно становились непознаваемыми в рамках избранного метода.

В философской литературе позитивизм и неокантианство характеризуются как разновидности «субъективного идеализма» (в отличие от «объективного идеализма» Гегеля и его последователей). Как это не покажется странным, но «субъективный идеализм» преобладал в социальных науках и политике советского периода, в том числе и в работах по отечественной истории, хотя на словах в этих работах мы найдем клятвы в «верности диалектическому материализму».

Позитивизм и неокантианство господствовали в русской исторической науке конца ХIX — начала XX столетия. Разновидность позитивизма («махизм») в начале века пропагандировалась A.A. Богдановым (Малиновским) и рядом других социал-демократов (включая будущих членов Политбюро ВКП(б). Неокантианство также привлекало внимание социально-политических деятелей (именно вниманием к системам ценностей). Неокантианцами были «легальные марксисты» и многие члены II Интернационала.

Наиболее полное знание о закономерностях исторического развития дает диалектический подход. Диалектическая логика в гегелевском (идеалистическом) и марксистском (диалектический материализм) вариантах с самого начала противостояла и позитивизму и неокантианству. Особое место занимала и занимает христианская диалектика, акцентирующая внимание на ценностном содержании изучаемого вопроса.

Суть диалектики как логики и метода познания достаточно проста: мир изначально противоречив, все в мире находится в постоянном изменении и развитии, все в мире находится во взаимосвязи и взаимообусловленности. В рамках диалектики признается принципиальная познаваемость объективной, вне нас существующей реальности, но достигнутое знание считается относительным — бесконечность мира предполагает и бесконечность познания.

Изучение истории на основе диалектического метода невозможно без обращения к социологии.

Роль «научной социологии» у нас длительное время выполнял «исторический материализм», который родился в кругах социал-демократов-позитивистов начала XX в. и перешел в учебные программы вузов советского времени. «Исторический материализм» претендовал на роль «метода» исторической науки, но сам был лишен метода (таковой остался в диалектическом материализме в качестве «теории познания»), а фактический материал заимствовал у исторической науки. Само определение предмета как «науки о наиболее общих законах развития общества» делало его паразитарным привеском к исторической науке, а притязания на роль указующего «метода» обрекали историю на роль толкователя этого «метода».

Предметом социологии является изучение соотношения разных сторон общественного организма, а также — что не менее важно — взаимодействие общественного бытия и общественного сознания. Исторические и социологические законы тесно переплетаются и практически одни без других не существуют. Часто один и тот же закон выступает в обоих качествах. В свое время В.Н. Татищев открыл исторический закон: «ремесла причина городов». Но это и социологический закон, выражающий отношение между ремеслом и городом как формой организации. Подобным образом возникновение классов порождает государство, и государство является формой, соответствующей обществу, расколотому на противоборствующие классы. Родовая и территориальная общины — социальные организмы, исследуемые социологией. Но переход от первой ко второй — историческая закономерность. При этом многообразие и противоречивость проявления закономерности видны уже из того, что переход от одной стадии к другой у народов совершается не только в разное время (от эпохи бронзы до нашего столетия), но и на различных стадиях хозяйственного развития.

Для историка необходимо активное владение достижениями социологии, а социологам столь же важно учитывать достижения исторической науки. Историку постоянно приходится обращаться к социологии, перенося методы и принципы этой науки в разные изучаемые эпохи, а социолог не поймет сути взаимосвязей и взаимообусловленностей, не уяснив их происхождения. Сложность заключается в необходимости перерабатывать огромный историко-философский и фактический материал. Только при этом условии обозначенные выше постулаты диалектики явятся надежным методологическим фундаментом.

Работы историков-позитивистов чаще всего страдают описа-тельностью. Они полезны как сводка определенного источни-кового и фактического материала. Но факты в них обычно не ведут к пониманию процессов и закономерностей развития, тем более что такая задача в позитивизме чаще всего и не ставится. Избегают позитивисты и оценок, считая оценки признаком субъективизма. На самом деле именно отказ от систем ценностей ведет к субъективизму: автор невольно проводит свои взгляды, нигде не давая им обоснования.

Надо иметь в виду и то, что понятие «факт» в позитивизме и диалектическом материализме (как ив иных формах диалектической методологии) имеет разное наполнение. В позитивизме «факт» — нечто непосредственно осязаемое: вещь, запись в источнике. «То, что не может быть познаваемо, не может быть и предметом науки, как, например, мир сущностей, противоположный миру явлений», — писал известный русский историк Н.И. Кареев. По мнению автора, «то, что составляет предмет истории, не выходит за пределы мира явлений». А в диалектике «фактом» является и определенный процесс, и связи между разными сторонами общественного организма, включая глобальную проблему закономерной взаимосвязи общественного бытия и общественного сознания. Более того, именно отыскание тех или иных связей и закономерностей обычно и является исследовательской проблемой историков-диалектиков.

Поскольку любое историческое исследование строится на определенном круге источников, существенно различие в понимании предмета источниковедения. В позитивистских работах (включая и учебные пособия) обычно дается простое описание источников (с полезными самими по себе описаниями фондов хранения, внешнего вида рукописей и т.п.). В диалектике центр тяжести переносится на закономерности отложения источников и отражения в них объективной реальности. Иными словами, не только источник дает информацию об эпохе, но и эпоха — по данным других источников и как звено процесса развития — помогает понять источник. И особое внимание необходимо обращать на разночтения в источниках, поскольку за ними часто стоят большие политические события и конфликты.

Многие дискуссии последних двух столетий связаны именно с разным пониманием сути привлекаемых источников. Русское летописание X — XVII вв. — уникальное явление в мировой истории и культуре. Но в практике исследований все еще не изжит «шлёцеровский» подход, восходящий к работе А. Шлёцера конца XVIII — начала XIX в. «Нестор»: представление о летописании как едином «древе». Так понимал летописание и один из наиболее авторитетных его исследователей A.A. Шахматов (1864 — 1920), на протяжении многих лет пытавшийся реконструировать это изначальное «древо» и лишь в конце жизни осознавший, что такого «древа» просто не могло быть. Летописание — это и идеология, и политика, и неизбежная борьба интересов, а это предполагает и тенденциозность летописцев, отстаивающих интересы