Именно столь значительные расхождения с «Повестью временных лет» не позволяют считать Нестора ее составителем. Более того, в летописи нет ни одной строчки, которую можно было бы связать с Нестором Волынским по стилю, языку и мировоззрению. Упоминание же Нестора-летописца в позднейшей печерской традиции имеет в виду, видимо, другого Нестора — ростовского епископа, вероятного создателя «Летописца старого Ростовского».
Все-таки заслуги раннего русского христианства велики, и это скажется, несмотря на все противодействия. Так, довольно широкое распространение на Руси получит школьное образование — «книжное учение». В Новгороде уже с XI в. грамотность распространяется во всех слоях общества. Ярослав, будучи новгородским князем, «собра от старост и поповских детей 300 учи-ти книгам». В «Стоглаве» (середина XVI в.) напоминается, что «преж сего в Российском царстве и на Москве и в Великом Новегороде и по иным градом многие училища бывали и пети и чести гораздых много было, но певцы и чтецы и доброписцы славны были по всей земле и доднесь». В целом уровень образованности Киевской Руси XI в. был очень высок. Владимир Мономах в «Поучении» мимоходом заметил, что отец его Всеволод «дома седя, изумеяше 5 язык, в том бо честь есть от иных земель». Печерский монах Никита (будущий новгородский епископ) впал в «ересь», ибо читал книги на древнееврейском, греческом, латинском, пренебрегая славянскими переводами Нового Завета.
Образованность в тот период не была привилегией только мужчин. Анна Ярославна, выданная замуж за французского
короля, была первой грамотной женщиной Франции, причем проявляла и значительную политическую активность. Супруга князя Изяслава Гертруда в своих скитаниях по Европе возила «Трирскую псалтирь», в которой «молитва Гертруды» была записана латиницей, а надписи на миниатюрах сделаны на славянском и греческом языках. По сообщению В.Н. Татищева, Анна Всеволодовна, постригшаяся в 1086 г. в Андреевском монастыре, собравши «младих девиц неколико, обучала писанию, также ремеслам, пению, швению». Грамотность распространяется и среди посадского населения. Известны надписи, сделанные на предметах ремесла. На пряслицах встречаются записи, указывающие на принадлежность их владелице. И существенно, что берестяные грамоты Новгорода и ряда других городов передают обычную хозяйственную переписку. Иначе говоря, грамотность населения городов была обыденным явлением.
В XII в. византийская ортодоксия пустит на Руси глубокие корни, и ее будут придерживаться, отстаивать в полемике и многие русские авторы. Но потребность в такой литературе указывает на наличие и иной традиции, ее стойкости. В рамках византийской ортодоксии наиболее видное место принадлежит Кириллу Туровскому (ум. до 1182 г.). Авторитет его был весьма велик благодаря высокой художественной, литературной форме его слов, притч и поучений. К тому же он откликался на актуальные вопросы времени.
Символизм, аллегория, притча характерны для всего языческого мировоззрения. Раннее христианство также их усваивало, отчасти вынуждено было усваивать, не имея возможности открыто проповедовать свое вероучение. Но при этом символика язычества более конкретная, более земная. У христианских авторов она часто принимает отвлеченный характер. Кирилл Туровский знал современную ему поэтическую, языческую традицию. Он упоминает о летописцах и «витиях», как выразителях и хранителях исторических преданий, он явно стремился быть на уровне высших поэтических «стандартов» эпохи. И все-таки отвлеченность будет заметна в сравнении с созданным в это же время «Словом о полку Игореве». В рамках православной ортодоксии Кирилл Туровский склонялся к аскетическому направлению, в котором добро и зло увязывались с душой и плотью. Плоть, как он полагал, изначально расположена ко злу, а потому умерщвление ее считал обязательным условием спасения души. Познание в рамках этого течения сводится к уяснению книг Священного Писания.
Интересен и еще один момент. Благодаря полемическим сочинениям Кирилла Туровского появляется возможность реконструкции взглядов его оппонентов, в частности «епископа Феодорца», который при поддержки князя Андрея Боголюб-ского, стремившегося создать в XII в. во Владимире независимую митрополию, объявил себя главой этой митрополии. Сама идея создания независимой митрополии предполагала опору на какие-то традиции, противостоящие притязаниям Константинополя.
Как следует из грамоты патриарха Луки Хризоверга, осудившего Феодора и косвенно князя, Феодор сам себя поставил епископом, т. е. был избран в духе арианской и отчасти ирландской традиции. У патриарха к этому добавлялось обвинение, что, поставив себя епископом, Феодор остался женатым. Этот фактто-же может рассматриваться как следствие влияния ирландской традиции. Кирилл Туровский принял активное участие в полемике против «Феодорца» на стороне константинопольского патриарха. Как и патриарх, Кирилл поддержал главное обвинение Феодору — неуважение Богородицы, которое и патриарх, и Кирилл Туровский воспринимали как проявление несторианства. Кирилл пишет, что вторую ипостась Святой Троицы Феодор понимает неверно. Но подобное понимание второй ипостаси — это уже не несторианство, поскольку Христос в несторианстве считается человеком. Вторая же ипостась Троицы ставилась в рамках ее на второе место у ариан. И не случайно Кирилл ополчается на Ария и ариан, главным пороком которых он считал «речь от своего ума, а не от святых книг». Следовательно, возможно, в пределах Северо-Восточной Руси сохранялись какие-то традиции раннего русского христианства, связанные с ариан-ским наследием. В результате церковно-политической борьбы Феодор был жестоко казнен в 1169 г., и летописец-современник это радостно приветствует, обвиняя Феодора в стяжании, граб-лениях, закрытии церквей и главное — в отказе ехать на утверждение к митрополиту Константину, когда об этом его просил князь.
Весь этот спор был тесно связан и с другим вопросом: с избранием митрополитом Климента Смолятича без утверждения в Константинополе. Киевский летописец характеризовал Климента Смолятича (ум. не ранее 1164 г.) как книжника и философа, «яко же в Русской земле не бяшеть, бе зело книжен и учителей и философ велий, и, много писаний написав, предаде». Сочинения эти до нас не дошли. Весьма вероятно, что их сознательно уничтожили. Единственное — «Послание к смоленскому пресвитеру Фоме» — дошло не в оригинале, а в изложении некого монаха Афанасия. И носит «Послание» оправдательно-оборонительный характер.
Из литературы домонгольской поры конца XII — начала XIII в. наиболее значимыми являются «Слово» и «Моление» Даниила Заточника. Первое датируется концом XII в., второе — первой третью XIII в. По заключению В.Г. Белинского, автор «Моления» Даниил Заточник — «одна из тех личностей, которые на беду себе, слишком умны, слишком даровиты, слишком много знают и, не умея прятать от людей своего превосходства, оскорбляют самолюбивую посредственность; ...одна из тех личностей, которых люди сперва хвалят и холят, потом сживают со свету и, наконец, уморившись, снова начинают хвалить». Оценка Белинского емка и точна. Даниил — человек, утерявший связь со своей средой и не находящий путей к ее восстановлению. Он начитан, знает жизнь, разумен. Но он не видит, где бы мог приложить свои способности «интеллигента» домонгольской поры, своеобразного «лишнего человека». И у него нет иной перспективы, как поступить кому-то в услужение. А в таком случае лучше всего идти к сильнейшему.
Разрыв со своей средой шел уже с эпохи военной демократии. Но ценилась при этом сила, храбрость, ловкость. Ничем этим Даниил, по его признанию, не обладал, и это его тяготило. А разум запродать в услужение было гораздо сложнее: он необходим обществу, но спросом никогда не пользуется. В этом и заключается трагизм автора-просителя.
От домонгольской поры сохранилось около 200 оригиналов рукописей. Естественно, что в большинстве — это книги, необходимые для богослужения. Они и в то время преобладали численно, поскольку каждому храму требовалось несколько книг (до 20) и исчислялись они многими тысячами. Древнейшей признается рукопись «Остромирова Евангелия» (1056—1057). Есть мнение, что «Путятина минея» старше и может быть отнесена к 30-м гг. XI в. А в 2000 г. при раскопках Новгорода были найдены три страницы деревянной книги, относящейся к концу X - началу XI в., видимо «Псалтири», ибо на них сохранились тексты псалмов.
Другой категорией являлись «четьи» книги — книги для чтения. В них также сохранялись служебные сюжеты, но круг читателей предполагался более широкий. Так, «Псалтирь» была и раньше, и в самое недавнее время настольной книгой каждого верующего. Широко были представлены жития святых — в кратких жизнеописаниях в «Прологах», более полных «Четьях-
