организовывалось снабжение, создавалась санитарная служба. Богатые хозяйства облагались налогом. На семью оставлялось по две лошади, остальные конфисковывались. На прокорм бойцы дружин распределялись по избам. Зажиточным дворам доставалось вдвое больше постояльцев. Первыми же декретами запрещалась сдача земли в аренду. «Те, кто сдают землю, объявляются эксплуататорами и будут караться». Корейское население русских деревень впервые в истории наделялось землей бесплатно.
О «Комитете сопротивления» узнали во Владивостоке. На нелегальном собрании партактива города разгорелась ожесточенная дискуссия. Большевики решительно высказались за всемерную поддержку народного восстания. Им возражали эсеры, меньшевики. Все же большевики одержали верх и постановили создать при комитете военный отдел. Тогда те тайно отправили во Фроловку своего представителя. Он встретился с Николаем Ильюховым и удивил его с первых же слов, принявшись доказывать, что вооруженное восстание заведомо обречено на сокрушительный разгром. Он советовал дождаться момента, когда обострятся противоречия между интервентами. Боевые дружины он рекомендовал распустить, оружие спрятать. Слушая его, Ильюхов вспоминал радостную атмосферу сходок в деревне, запись добровольцев, пожертвования хлебом и лошадьми и потихоньку закипал. И это говорит представитель пролетарского города! Хорошенькую же помощь он принес! Что же, если город отказывается поддержать восставших — плевать, справимся сами. Он так и высказался. Представитель, обидевшись, уехал.
В Светлоярском Совете, узнав о разговоре Ильюхова с владивостокским гостем, пришли в уныние.
— Нейтралитет, — продолжал настаивать Тимоша. — Я говорил и говорю: поголовный нейтралитет! А если что, мы смело обратимся к консулам. Цивилизованные нации. Пускай только посмеют! На веки вечные покроют себя позором презрения. От них отворотится весь культурный мир.
— Испугаешь их позором! — поддел председателя Петро. — На станции Кангауз, говорят, трех стариков выпороли шомполами. Чуешь: стариков! Где это видано?
Повисло тяжелое молчание.
— Своей головой нам не рассудить, — высказался Влас. — Надо пробиваться к Лазо. Предлагаю послать вот Фалалеева. Пускай что хочет делает, а пробьется…
— Я, например, согласный, — произнес Фалалеев.
— Обсказать ему надо все до капельки, — принялся наставлять Влас. — Пускай он кому надо мозги как следует прочистит. Не в бирюльки ведь играем — за оружие схватились!
Проводив Фалалеева, светлоярцы стали ждать. Вскоре подтвердился слух о карателях. Отряд во главе с генералом Смирновым неторопливо двигался по деревням и наводил расправу. Что было делать? От Фалалеева не было ни слуху ни духу. Неужели он так и не нашел Лазо? Решили времени не терять и снарядить гонцов в деревню Казанку — договориться о совместных действиях. Может быть, каратели, узнав о приготовлениях мятежных деревень, не осмелятся забираться в такую глушь. Отряд генерала Смирнова действовал в основном поблизости от линии железной дороги. Ну а если все же сунутся, приготовить им засаду в «Дарданеллах» и проучить, дав настоящий бой.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Одряхлевший паровозишко пыхтел, пуская в обе стороны по земле длинные усы белесого пара. Изнемогая, он подтащил к вокзалу длинный разнокалиберный состав и утомленно замер и утих. Несколько классных вагонов оказались как раз напротив дверей ресторана. Пассажиры, ежась от мороза, расслабленными от долгого сидения ногами спешили, в тепло и уют, за столики с белыми скатертями. В оживленной группе калмыковских офицеров кто-то плотоядно крякнул и потер ладони. Все засмеялись и ускорили шаги. Швейцар в позументах уже гостеприимно распахивал навстречу двери.
За классными вагонами тянулся хвост теплушек. Самые последние остановились за пределами вокзала. Поехали вбок двери величиною в полстены, на снег посыпался народ с узлами и котомками, женщины сверху подавали мужьям детишек, уверченных так, что не видно и носов.
Завизжав по желобу, тронулась дверь в хвостовой теплушке. В щель пыхнуло спертое тепло, наружу высунулась голова китайца и быстро скрылась. Гомоня и переталкиваясь, стали брякаться на снег китайские переселенцы. Свалив в большую кучу свое убогое добришко, они сбились овечьим стадом и оглядывались по сторонам.
Спрыгнув из теплушки, Сергей повернулся и принял на руки Ольгу. Она с наслаждением набрала полную грудь воздуха. Какая сладость! Пока она понемногу приходила в себя, Сергей незаметно осматривался. Ну вот, до Хабаровска удалось добраться вполне благополучно. А дальше как? Они с Ольгой пробирались во Владивосток. Там пролетарский центр, там сильная организация, там товарищи. Оба не сомневались, что пути к подпольщикам найдутся. Главное добраться.
— Может быть, пойдем? — тихонько предложил Сергей.
Не выпуская руки мужа, Ольга оглядела приземистое здание вокзала, осыпанные снегом деревья, белесое небо над головой. Солнце светило сбоку, бросая длинные тени деревьев на перрон. Китайские переселенцы, кутаясь в тряпье, посматривали на двоих русских и о чем-то негромко переговаривались. Глаза их блестели нестерпимым любопытством. За всю дорогу они так и не могли понять, с какой стати этим русским понадобилось мучиться в битком набитой теплушке, а не ехать в нормальном классном вагоне… С открытой улыбкой Ольга покивала своим попутчикам. Жаль, не знает ни слова по-китайски. Их следовало поблагодарить за помощь, за спасение. Не возьми их китайцы в свою теплушку, пришлось бы худо. А с ними доехали отлично, без всяких приключений. На станциях колчаковские офицеры, едва лишь отодвигали дверь, плевались от чесночного духа и спешили отойти подальше.
Расставшись осенью, они долго не имели друг о друге никаких вестей. Потом Сергею сообщили, что Ольга арестована, в тюрьме. Он заволновался. Ольга ждала ребенка, и вдруг тюрьма, гнусная камера, допросы, может быть, даже пытки. Затем в самую душу ударило известие, что Ольгу вместе с группой арестованных партизан расстреляли. Он почернел, осунулся, пропал его обычно ровный и веселый нрав. И вдруг на станции Рухлово нежданная-негаданная встреча. Жива! От радости он даже онемел. Но в тюрьме Ольге все же побывать пришлось. Попалась глупо: зашла на маленький таежный прииск, и там ее узнал кто-то из старателей. В Рухловской тюрьме ее с группой арестованных партизан должны были передать японцам. К счастью, накануне передачи арестованных японцам дурак-следователь поверил сохранившейся справке, что она является вольнослушателем Томского университета. На следующий же день начальство хватилось, ее принялись искать, но она поспешила скрыться, замести следы… Кочевая жизнь измучила ее, она решила устроиться в городе. Но в Хабаровске, рассказывали, уж очень строг режим. Хватают по малейшему подозрению. Оставались Благовещенск, Никольск-Уссурийский, Владивосток… И вот неожиданная встреча с мужем! Теперь уж они будут вместе. Владивостокская организация как будто понемногу оправляется от поражения, вызванного арестом чуть ли не всего состава Совета.
Приехав в многолюдный Владивосток, они убедились, что выбор сделан правильный. На руках у них имелись надежно сделанные документы безработных железнодорожников. Все же из предосторожности они, покинув вокзал, избегали центральных улиц. Устроиться на жилье удалось в Голубиной пади, сначала в какой-то сараюшке, а затем и в небольшой комнатке у врача. Хозяин квартиры, озлобленный человек, когда-то был владельцем доходного имения на Урале. «Сочувствуя» его потере, Сергей рассказал об имении матери в Бессарабии и полностью завоевал его доверие.
Связь с подпольем удалось установить через Меркулова, живущего на Первой речке. Первой к молодым супругам пришла Мария Сахьянова. Эту девушку Сергей встретил осенью 1917 года в Иркутске на I Общесибирском съезде Советов. Это было еще до знаменитого иркутского мятежа белогвардейцев.
Мария Сахьянова с первого взгляда поняла состояние Ольги и Сергея. Ее лицо осветилось сочувственной улыбкой. Она утешила их, сказав, что подпольная организация жива и действует, многие товарищи спаслись, большая группа сейчас живет на зимовье в Лузинском ущелье. На днях туда отправится доверенный человек, он передаст, что Лазо жив и объявился во Владивостоке. Отпускать гостью не хотелось, хотя час был уже поздний. Сергей поинтересовался, хороши ли в городе библиотеки. У него заготовлен целый список книг, которые хотелось бы достать. Сидеть без дела невозможно! Мария заявила,
