7) С Малаховой башни, с которой не видны вышеозначенные неприятельские батареи, произвести обыкновенную пальбу как в предыдущие дни».
По открытии канонады оказалось, что у неприятельских батарей нет рабочих, и Владимир Алексеевич прекратил пальбу, сомневаясь, чтобы вред, который мы могли нанести работам союзников, отвечал количеству потребных для того снарядов и пороху, о сбережении коих он особенно заботился.
Владимир Иванович Истомин обыкновенно дополнял свои официальные донесения о ходе дел на 4-й дистанции частными письмами к Корнилову, в которых безыскусственно выражал свой взгляд на вещи. Некоторые из этих писем приведены выше. Они написаны не для огласки, не для того, чтобы привлечь к себе подчинённых, показав свою заботливость о них, — как пишутся иногда официальные донесения; и потому эта искренняя беседа двух безвременно почивших адмиралов служит теперь лучшим свидетельством сердечного участия их к подчинённым. Вот отрывки из двух последних писем Истомина к Владимиру Алексеевичу:
«По Вашему приказанию имею честь представить при сём рапорт командира Бутырского полка, с покорнейшею просьбою сделать в пользу трёх молодцов что-нибудь. И если Высшему начальству покажется такая просьба неуместною, то оправдываю себя тем, что в настоящее время нужно привести защитников Севастополя, так сказать, в лихорадочное состояние храбрости, а этого можно достигнуть только оценкой, пожалуй выше заслуг, их поступков и наградами в ту же меру. На случай, если Ваше Превосходительство найдёте неудобным наградить офицера и двух солдат, о которых прошу, обыкновенным образом, решаюсь доложить, что приказ об них по армии произведёт также немалый эффект». (Из письма от 5 октября.)
«Имею честь представить, вместе с сим, рапорт казачьего полковника, который просит сапогов, холста и ниток для своих подчинённых; считаю лишним просить Ваше Превосходительство по этому предмету, зная как близко к Вашему сердцу лежат такие дела.
Имею честь быть Вашего Превосходительства покорный слуга
В. Истомин.
4 октября 1854 г. 7 часов утра».
Ходатайство о подчинённых и в особенности о нижних чинах было действительно близко сердцу Корнилова. В последние дни жизни, среди бесконечных трудов и забот о защите Севастополя, Владимир Алексеевич не раз вспоминал и об улучшении быта защитников: 23 сентября он испросил у князя Меншикова разрешение довольствовать морской провизией флотских чинов, суда которых затоплены; 27-го — подал князю Александру Сергеевичу докладную записку о производстве рабочим нижним чинам, служащим на батареях, зарабочих денег, положенных им за адмиралтейские работы; 28-го — сделал распоряжение об отпуске в полки парусов для палаток, 29-го — об отпуске тёплых рубах морским нижним чинам. По его ходатайству, князь Меншиков дозволил 28 сентября отпустить казакам Черноморских пеших № 2-го и 8-го батальонов, пришедшим в Крым почти нагими, мундирного сукна, подкладочного холста и сапожного товара от Морского ведомства, а 4 октября — разрешил считать эту выдачу безвозвратной. Посещая госпитали, Корнилов ободрял раненых при Альме офицеров и нижних чинов и шутя убеждал лежавших в морском госпитале скорее выздоравливать, чтоб очистить место защитникам Севастополя; он заботился также о переводе сухопутного госпиталя из здания около 5-го бастиона в морские казармы на Павловском мысе и о призрении там больных; он отправил в Симферополь раненых при Альме офицеров и нашёл время написать губернатору письмо, прося его покровительствовать раненым. Последние два отношения Владимира Алексеевича к командиру Севастопольского порта от 4 октября были: об отпуске винной порции для чинов Арсенальной № 7 и Лабораторной № 2 рот и для части арестантов — по случаю усиленных работ по артиллерийской части, и об отпуске 350 пар сапожного товара, подкладочного холста и ниток, для шаровар и шинелей казакам Черноморского пешего № 8 батальона; отданные вследствие их командиром порта приказы № 1150 и 1152 начинались, по обыкновению, словами: «Начальник штаба Черноморского флота и портов просит» — и, читая их 5 октября, уже после смерти Корнилова, казалось, что и за могилой он не перестаёт думать о товарищах.
Следующее письмо князя Александра Сергеевича, разрешающее различные представления Корнилова, служит новым подтверждением вышесказанного:
«Препровождаю к Вам предписанное моё генералу Пихельштейну об удовлетворении всех требований морского начальства насчёт снарядов, имея в виду, что в настоящее время главное дело есть защита Севастополя.
Я получил Рескрипт от Государя, в котором Его Величество поручает мне Вам сказать, что он Вас обнимает, а относительно войск употребляет нижеследующие выражения, которые будут мною сделаны известными в особом по флоту приказе:
«Благодарю всех за усердие; скажи нашим молодцам морякам, что Я на них надеюсь на суше, как на море. Никому не унывать, надеяться на милосердие Божие; помнить, что мы, Русские, защищаем родимый край и Веру нашу, и предаться с покорностью воле Божией! Да хранит тебя и вас всех Господь; молитвы Мои за вас и наше правое дело, а душа Моя и все мысли с вами».
…Что касается продовольствия, то к генерал-лейтенанту Моллеру уже отправлена часть партионного скота и внушено, чтобы заблаговременно давал знать о предстоящих потребностях.
Вино в откупе есть; не покупают его за недостатком не высланных ещё войскам, для покупки вина, денег. Предписывается откупу удовлетворять требования войск, отпуская вино как на чистые деньги, так и под квитанции.
В тех случаях, когда Вы найдёте полезным уделять сухопутным войскам продовольствие из Морского ведомства — не затрудняйтесь, принимая во внимание количество наших запасов и необходимых, взаимных теперь содействий.
Государь, по донесению о трудах Тотлебена и Ползикова, — изволил произвести их в полковники. Отберите и доставьте ко мне список и других инженеров-пионеров, отличившихся при работах, дабы я мог исходатайствовать и им награды.
Унтер-офицерам Бутырского полка Клементию Иванову и Николаю Шадрину посылаю прилагаемые у сего знаки военного ордена, а поручику Максимову отдана будет благодарность в приказе.
Великие Князья Николай Николаевич и Михаил Николаевич должны были вчера прибыть в Одессу, и поэтому со дня на день можно ожидать их и сюда.
4 октября 1854, на Бельбеке»».
…4 октября в стане неприятеля начали прорезать амбразуры для установки орудий. Севастопольский гарнизон успел к этому времени завершить 20 новых батарей и установить на них орудия крупного калибра. Также были заложены камнемётные фугасы перед 3-м и 4-м батальонами, Малаховым курганом и редутом Шварца. На вооружении оборонительной линии было 341 орудие, половина из них большого калибра. На случай выхода из строя установленных орудий, на основных бастионах и самом Малаховом кургане был приготовлен резерв из сорока восьми 68-фунтовых пушек с прислугой. С наступлением сумерек береговые посты доложили, что неприятель установил на акватории буйки перед рейдом до башни Волохова. Вице- адмирал и гарнизон понимали, что они накануне решающего дня.
«…Вечером 4 октября, — вспоминал А.Жандр, — я читал Владимиру Алексеевичу извлечение из ежедневных заметок, сделанное вследствие записки князя Меншикова от 2 октября, для представления Государю Императору. Он приказал мне дать другой оттенок тем местам рассказа, которые выказывали степень влияния его на ход дела в Севастополе, и опустить то, что могло более или менее компрометировать некоторые распоряжения других лиц. После меня вошёл к нему капитан-лейтенант Попов, с докладом по артиллерийской части, и, отпуская его поздно вечером, Корнилов сказал:
