их где-нибудь повыше, а потом взорвать перемычки и смыть все внизу к такой-то матери селевым потоком. А тех, кого не смоем, расстрелять сверху. Из минометов, ага. Мы же их сделаем, да?
Так… а та, оккупированная Лиорта… какой там настрой у народа? Вряд ли хороший, если столько беженцев? А рельеф какой? Леса там есть всякие? Есть? Отлично! Будем спонсировать разбойников и партизан. Кто такие партизаны? Это такие специальные разбойники, которые грабят только чужих. Да. Еще, как появится новое оружие, зашлем несколько диверсионных групп – пусть проредят ряды высшего начальства…
И вообще – нельзя ли в Талисии устроить революцию? Подобрать вменяемого кандидата, который устроит народ, и устроить дворцовый переворот. Пусть дерутся сами с собой. Судя по всему, хуже там уже не будет.
Арвис сообщил мне, что я озверела. Но аккуратно записывал все мои озарения в тетрадочку.
А по вечерам перед сном мы подолгу целовались. Рот уже почти зажил, хотя с перевязанными ребрами мне предстояло ходить еще неделю. Арвис обращался со мной, как с хрустальной вазой. Кажется, для нас обоих это был новый опыт. Для него было внове так хотеть женщину и сдерживаться, чтобы ее сберечь. А я впервые настолько доверяла мужчине и настолько его желала. Если б была здорова – и думать не стала. Да и сейчас меня сдерживали не столько увечья, сколько мысль, что, завопив от боли в ребрах не в тот момент, могу все испортить. Лучше потерпеть. Хотя умерить фантазию не получалось – все же Интернет жутко развращает!
Кстати, был один вопрос, который не по-детски тревожил: а как они тут предохраняются? Цикл у меня в этом мире гулял так, что уверенно сказать, когда безопасно, а когда нет, я не могла даже приблизительно. А страх, что меня может перебросить назад, в Москву, а мой любимый или, еще хуже, мой ребенок останутся тут – был одним из самых главных ужасов, сдерживающих бушевавшие в присутствии Арвиса инстинкты.
Наконец, не выдержав, изложила все это Арвису.
Тот рассмеялся:
– Ты ставишь все с ног на голову, Мариэ. Привязанность к кому-то – сама по себе якорь. А если ты родишь ребенка, то никуда уже от него не денешься. Будешь принадлежать этому миру. И мне.
– Угу. Тому я тоже принадлежала. Там мои родители, друзья, квартира, учеба… и где я в итоге оказалась?
– То был особый случай.
– Так обратно – второй конец той же самой палки, то есть того же особого случая!
– Знаешь, дай мне немного времени. Я уверен, что прав, но пороюсь в теории, чтобы во всем разобраться точно и объяснить тебе.
– А нельзя ходить туда-сюда? – поинтересовалась я. – Вот бы было здорово!
– Нежелательно. Поверь, это огромный риск. Можно попасть совсем не в то место, куда шел. Или пропасть вовсе.
Я задумалась… Хочу ли я, готова ли я остаться тут насовсем? Ответ лежал рядом, кося на меня голубым глазом. С ним я согласилась бы жить и в Тибете. Или на Луне. Была только парочка «но». Я чувствовала, что мне критически не хватает знаний… и ужасно хотела учиться дальше. А в Аризенте учителей для меня не было. А сама я ни разу не Михайло Ломоносов и даже не лорд Кавендиш. А второе, не менее важное – он ни разу не сказал мне, что меня любит. Может, эта самая эриналэ – лучшая мать с оптимальным набором генов для его потомства. Не зря же он сразу о детях заговорил? Тогда выходит, что меня будут холить, как племенную кобылу. Но любить не больше, чем ее. А нужно мне такое вот сомнительное счастье? То-то и вопрос.
– Арвис, а когда вернется твой брат?
– Как сможет. Когда миссия будет выполнена, он почувствует, что может открыть проход.
– То есть… – замялась, – получается, что если он не справится, то навсегда останется на Земле? А сам факт возвращения означает его пригодность править?
– Именно так. Неспособные маэллты не возвращаются.
– Арвис! Скажи мне, что наши с тобой дети не будут маэллтами! Я не хочу, чтобы мой сын или дочь были вынуждены отправиться черт-те куда непонятно зачем с риском, что вернуться назад им не суждено.
– Мариэ! Вот она, женская логика во всей красе… – поцеловал меня. – Но мне приятно, что ты не просто допускаешь возможность, что я стану отцом твоих детей, а уверена, что именно я им и буду.
Я покраснела. И впрямь, ляпнула, что думала. Но все равно:
– Арвис! Не смей уходить от ответа!
Он приподнялся на локте. Смеха в голосе больше не было:
– Да. Если больше будет некому, они будут обязаны это сделать. А мы должны будем их научить, как не пропасть и возвратиться к нам.
Эх-х… Значит, лучше бы Аирунасу вернуться. Потому что от Арвиса я не откажусь. Мне второго такого не найти ни в одном мире.
Что-то он сказал важное… Вот! Откроется проход.
– А где открывается проход? Аирунас сможет выбрать место сам?
– В принципе да…
– А еще вопрос: когда я вернулась на место, куда выпала, свалки уже не было. Как она вообще там получилась и кто ее убрал?
– Убрали по моему приказу. А образовалась сама. А потом еще местные жители накидали всякой дряни. Мариэ! Ты сейчас хочешь сказать, что проход был открыт какое-то время до того, как ты туда упала? И туда проваливались вещи из вашего мира?
– Если там был странный или непривычный мусор – то да, – кивнула я.
– Был. Предметы непонятного назначения с надписями на неизвестном языке. Даже пара книг.
– Ты их сохранил?
– Конечно.
– Потом покажешь, вдруг найдется что-то полезное? Но ты понял? Получается, Аирунасу надо начать собирать нужные вещи там, откуда откроется проход. Учебники, боеприпасы… Я соображу, что именно. Составлю список. И как откроется, пусть кидает нам! А уж потом берет винтовки и проходит сам! Арвис, мы – гении!
– А гении – это что?
– Это мы! – засмеялась я, тыкаясь носом в его плечо.
Следующие дни я с интересом разглядывала в зеркале метаморфозы своей физиономии. Оказывается, если треснуть человека по макушке, синяки почему-то все равно оказываются под глазами. Стекают. Меня приложили знатно. И теперь видок у меня был таков, что в испуге шарахнулся бы и сарумановский урук-хай. Перманентный макияж в стиле Вера Холодная, ага. Гордость вытрезвителя на Закулдыкинской улице. Лучшая большая панда в китайском зоосаде. А Арвису было как будто все равно – он смотрел на меня такими глазами, что я стала подозревать, что загадочное «эриналэ» – это заболевание сродни менингиту, фатально влияющее на логическое мышление и критически ухудшающее зрение.
Я, бурча, высказала это Корэнусу, который спокойно относился к тому, что маэллт фактически поселился в моей комнате. К-2 с улыбкой погладил меня по голове и ответил, что это все не важно, а важно то, что между нами такие искры летят, что новое солнце зажечь можно. И что он за меня очень рад.
На самом деле общество Арвиса отбивало у меня последние мозги. Вот понимаю же, что для романа не время, что мы друг для друга – инопланетяне, что не так я хороша, чтобы надолго удержать внимание этого темноволосого красавца… но стоит ему посмотреть на меня голубыми глазами, прикоснуться к ладони пальцами, и в голове психованным дятлом начинает колотиться единственная мысль: «Хочу!» Однажды я чуть было не дохотелась до победного финала. Мы лежали рядом, я – в бинтах, он – в трусах, и я сама притянула его руки себе на грудь и живот. Арвис с изумлением заглянул мне в лицо, потом приподнялся на локте: «Можно? Ты уверена?» Я смущенно кивнула. Его губы накрыли мои, горячие ладони стали гладить ставшую невероятно чувствительной кожу. Потом одна скользнула вниз, раздвигая бедра, я рефлекторно выгнулась… и завопила от боли в незаживших ребрах.
Арвис застонал от разочарования. А потом заявил, что можно будет тогда, когда он скажет. А до того я должна вести себя прилично. Ну-у, за некоторыми исключениями… осторожно показать которые он готов
