собака? Укусит или, наоборот, удерет с визгом, пождав хвост? Вот моя болезнь и бинты по периметру были той самой Берлинской стеной между нами. Я могла прижиматься к нему в постели, обнимать, позволять трогать себя, мечтать о близости. И всю дорогу прекрасно понимала – все это только девичьи мрии. И, пока я похожа на главного героя блокбастера «Мумия возвращается», он меня не тронет. Хихикнула, вспомнив народную мудрость: «Флирт – это когда девушка сама не знает, чего хочет. Но добивается этого всеми средствами».
Но теперь – другое дело. Я уже почти в порядке. А значит, надо решать – кусать или бежать? Пока я склонялась ко второму. Как бы мне ни хотелось первого.
В результате после ванны, в которой я на радостях проторчала почти два часа, я отправилась сохнуть не в комнату, а на теплую кухню. Где и встретилась с Корэнусом, от которого узнала, что Арвис полчаса назад ушел.
Появился мой беглый эриналэ на следующий день ближе к вечеру, когда я заканчивала мастерить из самой плотной бежевой бумаги связанный золотыми ленточками альбом для образцов тканей. Как должны быть сделаны прорези, чтобы все выглядело аккуратно и завлекательно, я представляла. Изобразить несколько эскизов разных видов драпировок окон – с ламбрекенами, фалдами, оборками – смогла достаточно аккуратно. Днем к нам заходил Борадис – проведать меня и лично отдать очередную чертову уйму денег за прошедший месяц. Если так пойдет – придется скоро свой банк открывать. Или рыть под домом подвал. Для сундуков с кладом. А самой превращаться в Кощея Бессмертного. Или, лучше, в Змея Горыныча.
О похищении мы кузнецу не рассказывали. Сказали просто, что я поздно возвращалась из города одна и меня попытались ограбить. Я в очередной раз спела дифирамбы поясу невинности, а заодно попросила навертеть в нем дырок в полагающихся местах. Вспомнила, как это выглядело в музее – жуткое непотребство зубами внутрь – и попросила такое сотворить. И, кстати, все же нужно его хоть по талии замшей обшить. Поленилась – вот и получила!
Потом поведала, что маэллт, прослышав о наших успехах в производстве тканей и стекол, попросил на пробу оформить одну из комнат дворца. Делать я все буду сама, но мне нужен спокойный солидный мужчина, знающий толк в работе с тканью, который бы стал моим прикрытием и витриной. А я изображу при нем помощницу. Есть у Борадиса такой? Есть? Кузен? Отлично!
Вот, кстати, как бы спросить: у кузнеца семья о-го-го какая. И дети, и братья, и вон кузен отыскался. То есть кровное родство тут признается. Но вот по какому принципу женщины и мужчины сходятся под одной крышей, в одной спальне или у одной колыбели – я совершенно не понимала. Это что – род гражданского брака? Ну, хорошо… встретились, влюбились, стали жить вместе. Но вот она забеременела… и в то же время надоела ему. И что дальше? Не понимаю! И как спросить, неясно. Я пробовала так и эдак подъезжать в К-2 – но, по-моему, он просто не мог врубиться, о чем я ему толкую.
Итак, как одеваются тут мастера, собирающиеся к знатному заказчику, мне объяснили. О том, что кузен – мастер Лэарис – появится сразу, как понадобится, договорились. Вот вывешу на флагшток желтый флаг в черную полосочку – и придет к Борадису, где будет меня ждать. А завтра кузнец с утречка пришлет Ибриэса, чтобы тот сопровождал меня по городу, пока я буду искать образцы тканей и одежду мастерицы для себя. Я подумала, что, скорее всего, найду все в своем собственном магазине – у Нариали. Но провожатый мне не помешает. И пора все-таки, начать носить с собой хоть кинжал. Если меня зачислили в маркизы-Карабасы, наверное, теперь такое мне точно можно.
Попутно выспросила, где, по мнению Борадиса, производятся и продаются лучшие ткани. И мебель. И, кстати, держат ли тут люди комнатные растения? Если нет – можно ввести на них моду, а заодно наладить выпуск керамических горшков и обливных глазурованных кашпо разного размера. Будет и красиво, и полезно… и означает новый небольшой ручеек денег.
Затронув тему горшков, я тут же нарисовала кузнецу схему универсальной прихватки для сковородок, которой пользовалась моя бабушка, изобразила самовар и припомнила, что вроде бы шпалы можно предохранять от гниения дегтем, образующимся при пережигании дров в уголь в отсутствие воздуха. В итоге мы вернулись к нашей упрямой недоделанной дрезине… и тут я поняла, что счастлива. Все возвращается на круги своя, я при деле, жить снова интересно. А война и любовь – это экстрим. Вот, спрашивается, что бы я чувствовала сейчас, если бы вчера уступила Арвису… а потом он вот так пропал – не говоря ни слова, непонятно куда и почему и неизвестно на сколько. Однозначно, счастьем такое не назовешь.
Итак, когда маэллт возник на нашем пороге как раз к ужину, я встретила его с приветливым лицом, ответила на поцелуй, усадила за стол и, выдав вилку, положила в тарелку жареную картошку с азу в томатной подливке и всеми любимый салат из оривы. Захочет – расскажет, где был. Не захочет – спрашивать не стану. Сто раз твердила уже себе, кто он и кто я – и все у меня какие-то иллюзии…
Разговор за столом шел о погоде, об урожае, о сезонном лове зилии – местного аналога трески. Я вставляла в нужных местах осмысленные реплики вроде «да что ты?» и «ой, как интересно!», а сама прикидывала – вот как мне ему намекнуть, чтобы не обидеть, что я уже здорова, пришла в себя и спать в своей кровати хочу снова одна? Да, наверное, никак такого не скажешь – пока болела, я ж к нему липла, как жвачка к джинсам. И тут на тебе: поправилась – и снова в кусты. Некрасиво по любым меркам. Но что делать, если чувствую я именно так?
Впрочем, оказалось, что беспокоюсь я напрасно. После ужина он последовал за мной на кухню, сказал, что готов проводить меня во дворец завтра во второй половине дня, приложил руку к моему левому боку, сам себе кивнул… и направился к дверям. Я открыла рот, чтобы возопить: «Арвис, стой! Ты куда?» – но вовремя захлопнула челюсть. Вроде бы пять минут назад я не хотела, чтобы он оставался. И вот он уходит. Сам. Так почему же я не рада?
Мое темно-синее саржевое платье консервативного покроя смотрелось безупречно. Чебурашкины уши спорили белизной с вершиной Эвереста или стиральным порошком «Тайд». В сумке, которую я держала в руках, лежали тяжеленный альбом, куда я успела аккуратно вклеить кусочки атласа, парчи, гобеленовых тканей самых прихотливых расцветок, мерная веревка с узлами, большие ножницы, блокнот для записи и пара карандашей.
Присела на диван, вспоминая – что я забыла? Кошелек взяла, пояс на мне, туфли на небольшом каблуке удобные…
– Иримэ, – покачал головой глядящий на мои метания Корэнус. – Не волнуйся так. Если маэллт ушел, значит, у него были на то причины. Ты очень дорога ему.
Беспомощно посмотрела на профессора – у меня что, все на лице написано?
Тот мягко улыбнулся, а потом протянул руку и погладил меня по голове. Я вздохнула и тоже улыбнулась. Как-нибудь продержусь.
Арвис появился, как обещал – ровно в три часа. Не заходя в дом, поздоровался с профессором, сдержанно кивнул мне. И, дав знак следовать за ним, быстрым шагом пошел прочь. Я, потрясая увесистой сумкой и матерясь сквозь зубы, засеменила следом.
Вот интересно, а мы так и пойдем пешком? – сначала к кузнецу за мастером драпировки, а потом через весь город к замку на горизонте? Кстати, а лифты в этой причуде местной архитектуры имеются? С виду он высотой с девятиэтажный дом, если не выше, и, спорить могу, что спальня моего спутника вряд ли находится на первом этаже.
А как закончим дела, мне еще и пилить обратно?
При этой мысли перешла на нецензурный английский, с которым была неплохо знакома. Арвис споткнулся и покосился на меня через плечо. Чего это он? Ведь английского он точно не знает. Если только… жуть какая, такого не может быть! Не может же быть, что после всех наших обменов кровью он стал чувствовать и понимать непосредственно мои мысли? И когда сейчас я посоветовала кое-кому совершить некорректное деяние с собственной задницей… ой! А вдруг понимает? И что тогда делать? Хочу ли я, чтобы кто-то, все равно кто, читал меня как раскрытую книгу? Риторический вопрос. Однозначно, нет.
А как проверить? Мм-м… Представила себя, в постели, на спине. И Арвиса сначала рядом, а затем сверху. Сначала поцелуи, а потом… что потом, вообразить не успела, потому что маэллт снова споткнулся. Оглянулся на меня – глаза голубые, как весеннее небо. Выражение лица неописуемое.
Ясен пень, читает. И что теперь? Ходить по жизни в каске? Небось потому и ушел, что понял, что я его не хочу, и обиделся. Фактически я не сдержала слова, которое дала ему на том сеновале. Нехорошо.
