— Полиция только что прибыла.
Джоан выдала себя, когда повернулась и села за туалетный стол, чтобы поправить грим. Эффект естественности в этом рутинном действии был произведен с немалым актерским мастерством.
— Ну и что вы намерены делать — облачиться в траур? — снова заговорил Роджер. — Бенедикт был грязным старикашкой. Если кто-то когда-нибудь напрашивался на подобное, так это он.
Эллери продолжал наблюдать за отражением Джоан в зеркале.
— Знаете, Родж, очень похожее замечание сделал Скатни несколько минут назад. Меня это удивляет. Конечно, поведение Бенедикта было возмутительным, но это едва ли достаточная причина, чтобы воткнуть ему нож в спину, не так ли? — Губная помада дрогнула в пальцах Джоан. — А может быть, у кого- то имелась достаточная причина? Кто-нибудь из вас, случайно, о ней не знает?
— Откуда нам это знать?
— Говорите за себя, Родж, — улыбнулся Эллери. — Как насчет вас, Джоан?
— Меня? — Девушка покачала головой.
— Кстати, Роджер. — Эллери отошел от двери. — Вчера вечером в номере Арча Даллмена, когда впервые упомянули о Бенедикте в качестве замены Мэнсона, у меня создалось впечатление, что вы знаете Бенедикта. Или это мне почудилось?
— Я не могу комментировать ваши впечатления.
— Значит, вы никогда не встречались с ним до сегодняшнего вечера?
— Мне была известна его дурная репутация.
— Юристы не назвали бы это исчерпывающим ответом, — холодно произнес Эллери.
— Вы обвиняете меня в убийстве Бенедикта? — ощетинился Роджер.
— А вы боитесь, что у меня может найтись для этого причина?
— Вам лучше убраться отсюда.
— К сожалению, с полицией этот номер не пройдет.
— Выметайтесь!
Эллери пожал плечами. Он нарочно сердил Роджера, чтобы застигнуть Джоан врасплох. И ему это удалось. Она продолжала свой туалет перед зеркалом, как будто они говорили о погоде, хотя его обмен враждебными репликами с Роджером должен был вызвать у нее хотя бы легкие признаки тревоги, беспокойства или хотя бы интереса. Эллери молча вышел.
Полицейский офицер, которого он обнаружил внизу, удивил его, несмотря на давнее предупреждение. Уходя в отставку с поста шефа полиции Райтсвилла, занимаемого им много лет, старый янки Дейкин писал Эллери о своем преемнике:
Эллери представлял себе шефа Ньюби крупным мускулистым субъектом с голосом сержанта морской пехоты. Вместо этого, войдя в уборную Бенедикта, он увидел невысокого мужчину почти хрупкого телосложения.
— Я уже собирался отправить кого-нибудь на ваши поиски, Квин. Где вы были?
Негромкий голос шефа Ньюби оказался еще одним сюрпризом — он напоминал свист хлыста. Но более всего соответствовали характеристике Дейкина его глаза. Они были неестественно голубыми и холодными, как камень.
— Разговаривал с членами труппы.
— Вроде Джоан Траслоу?
— В том числе и с Джоан, шеф, — быстро ответил Эллери. — Разумеется, я не упоминал о том, что сказал Бенедикт перед смертью. Но раз уж нам пришлось ждать вас…
— Давайте договоримся сразу, мистер Квин, — прервал Ньюби. — В Райтсвилле полицейским расследованием руководит шеф полиции.
— Насколько я знаю, так было всегда.
— Я слышал совсем другое.
— Вас неправильно информировали. Как бы то ни было, я давно знаю и люблю этот город и его жителей. Вы не можете запретить мне держать глаза открытыми, делать собственные выводы и озвучивать их в случае надобности.
Анселм Ньюби уставился на него. Эллери спокойно выдержал его взгляд.
— Я уже говорил с доктором Фарнемом и мистером Даллменом, — неожиданно сказал Ньюби, и Эллери понял, что одержал маленькую победу. — Сообщите мне вашу версию.
Эллери подробно рассказал о происшедшем, но без всяких прикрас. Шеф полиции слушал, не делая комментариев и прервавшись, только чтобы приветствовать коронера и отдать распоряжения полицейским, пришедшим с докладом. Во время монолога Эллери Ньюби посматривал на молодого эксперта, который ходил по комнате в поисках отпечатков пальцев, а сейчас делал фотографии. В Райтсвилле явно многое изменилось.
— Вы сами слышали слово, которое произнес Бенедикт? — спросил шеф, когда Эллери умолк. — Или его слышал Фарнем и повторил вам?
— Мы оба слышали его. Уверен, что и Даллмен тоже, хотя он притворяется, будто ничего не слышал.
— И почему же он притворяется?
Эллери не смог противостоять искушению.
— Хотите знать мое мнение, шеф?
Тусклые голубые глаза блеснули. Но Ньюби односложно ответил:
— Да.
— Даллмен ходит по жердочке. То, что произошло, для него чревато катастрофой. Он не хочет в этом участвовать.
— Почему?
— Потому что признание, что он слышал обвинение Бенедикта, сделало бы его важным свидетелем в сенсационном деле об убийстве. Даллмен не выносит рекламу.
— Я думал, в шоу-бизнесе ею живут.
— Только не Даллмен. Для члена актерского профсоюза вроде Бенедикта или Мэнсона работа в любительской труппе — чисто любительская процедура от начала до конца. И ее осуществляет Арч Даллмен. Он заключает подковерную сделку с кем-то вроде Скатни Блуфилда, чьи попытки содержать любительский театр не увенчались успехом, стараясь при этом не нарушать строгих правил профсоюза. Даллмен добывает для него именитого актера — чей расцвет уже далеко позади и кто готов на все ради денег, — но хочет держаться за сценой под прикрытием Блуфилда.
— И что же Даллмен с этого имеет?
— Большую часть или почти всю кассовую выручку, — ответил Эллери. — Если сделка с Блуфилдом получит огласку, Даллмену, возможно, больше не удастся представлять профессионального актера.
— Понятно. — Ньюби наблюдал за своим экспертом. — Ну, все это очень интересно, мистер Квин. А теперь, если вы меня извините…
«Терпи», — сказал себе Эллери.
— Не возражаете, если я останусь? — спросил он вслух.
— Как хотите, — вежливо ответил Ньюби и отвернулся.
Нож уже удалили из тела Бенедикта, и сейчас он лежал на туалетном столе. Это был длинный и тяжелый охотничий нож с острым окровавленным лезвием.
