ее, Амелию.
Воистину недостойное поведение, причем по отношению к ним обеим.
Амелия посмотрела на Грейс более внимательно, оценивая ее темные волосы и голубые глаза, и осознала, что та совсем недурна. Впрочем, это не явилось для нее открытием, она знала Грейс всю свою жизнь. Прежде чем стать компаньонкой вдовствующей герцогини, та была дочерью местного сквайра.
Собственно, она ею и осталась, просто теперь она была дочерью покойного сквайра, что не предполагало ни средств к существованию, ни защиты. Но раньше, когда родные Грейс были живы, они были частью местного общества, и хотя их родителей не связывали тесные отношения, дети определенно были близки. Пожалуй, они виделись с Грейс каждую неделю, даже дважды в неделю, если считать посещения церкви.
Но, по правде говоря, она никогда не задумывалась о внешности Грейс. Не потому, что ей было все равно или она считала, что та не заслуживает ее внимания, просто… Грейс всегда была рядом как постоянная и неотъемлемая часть ее мира. Ближайшая подруга Элизабет, трагически осиротевшая, которую затем взяла к себе вдовствующая герцогиня.
Амелия поправила себя: «взяла», пожалуй, не совсем верно. На самом деле Грейс усердно работала, чтобы оправдать свое содержание. Возможно, она не выполняла физическую работу, но ее обязанности при герцогине были утомительными.
Это Амелия знала из первых рук.
— Я уже пришла в себя, — сказала Грейс. — Просто немного устала. Боюсь, я не выспалась.
— Что случилось? — спросила Амелия, решив, что нет смысла притворяться, что она слышала, о чем они говорили.
Элизабет взволнованно схватила ее за локоть.
— На Грейс и герцогиню напали разбойники!
— Неужели?
Грейс кивнула.
— Вчера вечером на пути домой с бала.
Как интересно.
— Они что-нибудь похитили? — задала Амелия, казалось бы, естественный вопрос.
— Как ты можешь быть такой бесчувственной! — возмутилась Элизабет. — Они угрожали ей пистолетом. — Она повернулась к Грейс. — Правда?
— Вообще-то да.
Амелия задумалась над этим, не над угрозами, а над тем, что она не испытала ужаса при этом известии. Наверное, она хладнокровная особа.
— Тебе было страшно? — нетерпеливо спросила Элизабет. — Я бы испугалась. Я бы упала в обморок.
— Я бы не упала в обморок, — заявила Амелия.
— Ну конечно, — раздраженно отозвалась Элизабет. — Ты даже не ахнула, когда Г рейс рассказала об этом.
— Вообще-то это звучит довольно волнующе, — заметила Амелия, глядя на Грейс с нескрываемым любопытством. — Не так ли?
И тут Грейс — святые небеса — покраснела.
Румянец мог означать множество вещей, и все они были восхитительными. Амелия подалась вперед, изогнув губы в лукавой улыбке. Она ощутила вспышку возбуждения, пьянящее чувство, которое ударяет в голову, когда слышишь что-то особенно интригующее.
— Значит, он был хорош собой?
Элизабет посмотрела на нее так, словно Амелия рехнулась.
— Кто?
— Разбойник, конечно.
Грейс пробормотала что-то неразборчивое и сделала вид, что пьет чай.
— Значит, был, — сказала Амелия, почувствовав себя лучше. Ведь если Уиндем влюблен в Грейс… по крайней мере не пользуется взаимностью.
— Он был в маске, — возразила Грейс.
— Тем не менее, ты считаешь его красивым, — настаивала Амелия.
— Нет!
— Значит, у него был ужасно романтичный акцент. Итальянский? — Амелия даже содрогнулась от восторга, вспомнив поэму Байрона, которую недавно читала. — Испанский?
— Ты точно рехнулась, — сказала Элизабет.
— У него не было акцента, — заявила Грейс. — Ну, если небольшой. Шотландский или ирландский. Не могу сказать точно.
Амелия откинулась на спинку стула со счастливым вздохом.
— Разбойник. Как романтично.
— Амелия Уиллоуби! — одернула ее сестра. — На Грейс напали, угрожая пистолетом, и ты называешь это романтичным?
Амелия могла бы ответить остроумной репликой: «Если ты не можешь блеснуть остроумием с собственной сестрой, то с кем сможешь?» — но тут из холла донесся шум.
— Вдовствующая герцогиня? — шепнула Элизабет, скорчив гримасу. Без леди Августы пить чай было гораздо приятнее.
— Не думаю, — отозвалась Грейс. — Она еще не вставала, когда я спустилась вниз. Она была слишком… расстроена.
— Представляю, — вздохнула Элизабет, а затем ахнула. — Надеюсь, ее изумруды не похитили?
Грейс покачала головой.
— Мы их спрятали под подушками сиденья.
— О, как ловко! — одобрительно сказала Элизабет. — Правда, Амелия?
Но Амелия не слушала. Стало ясно, что шум в холле производят более твердые шаги, нежели у леди Августы, и мимо открытых дверей проследовал Уиндем.
Разговор оборвался. Элизабет посмотрела на Грейс, а та на Амелию, взгляд которой был прикован к уже пустому дверному проему. Через мгновение Элизабет перевела дыхание, которое они невольно затаили, и прошептала:
— Мне кажется, он не заметил, что мы здесь.
— Мне все равно, — заявила Амелия, что было не совсем искренне.
— Интересно, куда он пошел? — промолвила Грейс.
Они замерли, как троица идиоток — по мнению Амелии, — и повернули головы к отрытой двери. Через несколько секунд раздался ворчливый возглас и следом за ним грохот. Они вскочили на ноги, по-прежнему уставившись на дверной проем.
— Черт побери! — донесся из холла голос герцога.
Глаза Элизабет расширились. Амелии эта вспышка скорее доставила удовольствие. Ей нравилось, что иногда герцог не полностью владеет ситуацией.
— Осторожней, — услышали они.
Мимо двери проплыла большая картина, которую несли два лакея, стараясь держать ее перпендикулярно полу. Это было весьма странное зрелище. Картина представляла собой портрет мужчины, изображенного в полный рост, что объясняло затруднения лакеев. Довольно красивый мужчина, надо сказать, стоял, опираясь одной ногой об обломок скалы, и выглядел очень благородным и гордым.
Хотя судить о его благородстве и гордости было трудно, так как в данный момент он был наклонен на сорок пять градусов и покачивался вверх-вниз, проплывая мимо них.
— Кто это? — спросила Амелия, когда портрет исчез из вида.
— Средний сын леди Августы, — рассеянно отозвалась Грейс. — Он умер двадцать девять лет назад.
Амелия нашла странным, что Грейс точно знает дату его смерти.
— Почему они его переносят?
