нужно сделать...
— Это написать что-нибудь рукой с растянутым запястьем, как он писал неразборчивые каракули в подарочных книгах? — Эллери покачал головой. — Учитывая то, что один из братьев не может писать из-за rigor mortis[95], а другой, если можно так выразиться, — из-за rigor vitae[96], сравнение почерков не приведет к удовлетворительному результату — по крайней мере, еще некоторое время. А я хочу выяснить все этой ночью — по многим причинам, основную из которых зовут Расти Браун.
— Мне уже все равно, Эллери, — сказала Расти. — То, что я теперь чувствую...
— Вот как? — Джон сердито сверкнул глазами. — И что же ты теперь чувствуешь, Расти? Полагаю, ты мне не веришь?
— Братья Себастьян задались целью одурачить меня и добились успеха — ты сам только что с гордостью заявил об этом. Я ни верю, ни не верю. Я просто не знаю. И пока не узнаю...
— Ты имеешь в виду, — процедил сквозь зубы Джон, — что передумала и отменяешь свадьбу?
— Я этого не говорила. И я не собираюсь обсуждать личные дела в комнате, где полно народу. В любом случае я не знаю, что и думать. Оставь меня в покое! — И Расти с плачем выбежала из гостиной.
— Оставьте ее в покое! — взвизгнула Оливетт Браун и последовала за дочерью.
— Ты... дублер! — крикнула Вэл Уоррен и тоже удалилась.
Мистер Гардинер вышел молча.
Лейтенант Луриа провожал их взглядом, полным бессильной ярости.
Эллери похлопал его по плечу.
— Остыньте, лейтенант. Вы ничего не сможете сделать, пока у Джона не заживет запястье. — Он посмотрел на Джона, наливавшего себе солидную порцию виски. — Интересно, как быстро оно заживет. Если ты Джон Первый, как ты утверждаешь, то выздоровление побьет все рекорды. Но если ты Джон Третий в шкуре Джона Первого, меня не удивит, если с тобой произойдет ряд несчастных случаев, каждый из которых каким-то образом лишит подвижности твою правую руку.
— Между нами, мистер Квин, fini, kaput[97], — заявил Джон. — С этого момента я разрываю с вами дипломатические отношения. Торгуйте вашими головоломками в другом месте. Здесь у вас нет клиентуры — надеюсь, навсегда. — И он, не моргнув глазом, влил в себя шесть унций виски.
Эллери отнесся к этому философски.
— Рано или поздно, лейтенант, путаница с близнецами разрешится. И тогда...
— Знаю, — прервал Луриа. — И тогда начнутся неприятности для меня. А знаете, что я думаю об этом деле, Квин?
Эллери бросил взгляд на Эллен, которая сидела рядом с дядей неподвижно, как мумия.
— Вы можете сказать это в присутствии леди?
— Нет, черт возьми! — рявкнул Луриа и выбежал из комнаты.
Гостей задержали в доме Крейга еще на тридцать шесть часов. Полиция снова и снова допрашивала всех до полного изнеможения. Луриа истязал и подозреваемых, и самого себя, но в конце концов был вынужден позволить им уехать.
Эллери попрощался с Эллен, сидя за рулем «дюзенберга». Он предложил подвезти ее до Уэлсли, но она отказалась.
— Сожалею, что все получилось так неудачно, — сказала Эллен.
— Я хорошо вас понимаю.
— Вот как? — И она улыбнулась загадочной улыбкой Моны Лизы.
Эллери успел проехать полпути до Манхэттена, прежде чем понял, что имела в виду Эллен.
В итоге никому не пришлось дожидаться исцеления запястья выжившего близнеца с целью определить его порядковый номер. Эту странную проблему решили два парикмахера, находившиеся на расстоянии двух тысяч миль друг от друга. Одноглазый парикмахер из Миссулы в Монтане, где расположен университет этого штата, говорил с уверенностью по поводу Джона Третьего, а усатый парикмахер, обремененный одиннадцатью детьми, владелец полуподвального салона на Макдугал-стрит в Гринвич- Виллидж, штат Нью-Йорк, дал столь же уверенные показания in re[98] Джона Первого.
Однако изрядная доля славы приписывалась и самому выжившему близнецу (Эллери прочитал обо всем этом в газете), которому невольно помогла хорошенькая медсестра по имени Уинифред (Уинни) Уинкл, оказавшаяся на дежурстве в отделении неотложной помощи больницы Верхнего Уэстчестера в Гилденстерне, штат Нью-Йорк, когда туда доставили пациента.
Оставшийся в живых Джон Себастьян (Первый), после того как его невеста Расти Браун с покрасневшими от слез глазами покинула дом Крейга, удалился в свою комнату (тело его брата уже увезли в морг) с бутылкой виски «Мэрилендская пантера» (каким-то образом затесавшейся в безукоризненную коллекцию напитков Артура Бенджамина Крейга), выпил ее до дна и, пытаясь (как он объяснил в больнице лейтенанту Луриа) повторить рекорд скорости для коммерческих самолетов, установленный в канун Нового года пилотом трехмоторного «фоккера» в Кливленде и составивший 203 мили в час, пролетел вниз целый лестничный пролет и приземлился вниз головой в точке соединения стойки перил и двери холла.
Первая помощь на месте была оказана сержантом Стэнли (Збышко) Дивоу и мистером Артуром Крейгом, после чего олдервудский Икар[99] был доставлен в больницу Верхнего Уэстчестера, в девяти милях от Олдервуда, куда он прибыл больше похожим на недавно забитого бычка (как позднее сержант Дивоу сказал репортерам), чем на человеческое существо. Интерн[100] произвел первичное обследование, определил, что причиной кровотечения была глубокая рана на голове, и велел сестре Уинкл побрить волосы пациента в районе раны, пока он приготовит нити для наложения швов. К этому времени из Олдервуда прибыли доктор Сэмсон Дарк и лейтенант Луриа. Покуда доктор Дарк принимал больного у интерна, лейтенант Луриа услышал бодрое замечание сестры Уинкл:
— Ему не понравится, что вылезло наружу это безобразное родимое пятно!
Остальное — достояние истории. Пациент, придя в сознание всего лишь с раскалывающейся с похмелья головой и болью в костях и услышав от лейтенанта Луриа о родимом пятне на голове, поклялся, что не подозревал о нем, так как всегда имел густые волосы и никогда не обладал привычкой подолгу разглядывать себя в зеркале, подобно Нарциссу[101]. Доктор Дарк, его постоянный лечащий врач, и мистер Крейг, его постоянный опекун, также заявили, что не знали о пятне, поскольку им никогда не приходилось пристально изучать скальп пациента ни в детском, ни во взрослом состоянии. Лейтенант Луриа спешно позвонил медэксперту, доктору Теннанту, и поехал в морг, где доктор Теннант присоединился к нему. Медэксперт затребовал тело Джона (Первого или Третьего) Себастьяна, обследовал указанный лейтенантом участок головы и с триумфом заявил:
— У него нет родимого пятна!
Наличие пятна лишь на скальпе живого Джона, хотя у однояйцевых близнецов обычно бывают идентичные родимые пятна, и внимательное обследование самого пятна, когда повязки были сняты, побудило доктора Сэмсона Дарка предположить, что это не настоящий naevus[102], а, вероятно, след щипцов, оставленный акушером во время рождения пациента.
Следующая глава была написана Фаустино Кванки, трижды благословенным парикмахером из Гринвич-Виллидж, которого лейтенант Луриа отыскал в порыве вдохновения. Мистер Кванки был парикмахером Джона Первого с тех пор, как тот обосновался в Гринвич-Виллидж в 1925 году. Да, Кванки с тех пор четыре года стриг волосы мистера Себастьяна personalmente[103] . Родимое пятно на голове? Да, Кванки видел пятно с первого раза, когда мистер Себастьян сел в его кресло. В каком месте головы? Вот здесь (проиллюстрировано волосатым указательным пальцем на черепе лейтенанта Луриа). Как оно выглядело? Большое. Вот такой формы (проиллюстрировано огрызком карандаша на полях «График»).
Ergo[104], живой Джон был Джоном Первым.
Успех не вскружил голову лейтенанту Луриа. Каковым бы ни было его поведение на разных стадиях этого дела, он не совершал ошибок по причине излишней доверчивости. Лейтенант сделал официальные
