ТРЕТЬЯ ЖИЗНЬ
На закате они приземлились в Райтсвилле. Инспектор Квин позвонил Ньюби из аэропорта.
— Встречайте нас у дома Бенедикта, — сказал он. — Не беспокойтесь о полицейской машине — я имею в виду для нас. Мы возьмем такси.
Шеф Ньюби ждал их у двери, которую успел отпереть.
— Что происходит, инспектор?
— Спросите у Эллери. Может быть, вам повезет больше, чем мне. Я не смог вытянуть из него ни слова.
Шеф с упреком посмотрел на Эллери.
— Я не увиливаю, — отозвался тот. — Просто должен кое-что обдумать. Давайте войдем.
В доме пахло плесенью, и Ньюби распахнул окна.
— Кто-нибудь хочет выпить? — спросил Эллери. — Я хочу, — добавил он, когда старик отказался, налил себе неразбавленного ирландского виски и сделал пару глотков. — Пошли наверх.
Эллери поднялся к спальне Бенедикта и остановился в дверях, ожидая остальных.
— Ответ находился здесь с самого начала, — сказал он. — С той ночи 28 марта, почти два с половиной месяца назад. Я мог бы избавить нас от массы хлопот и сохранить Фоксу его жалкую жизнь… хотя что толку плакать над убежавшим молоком? Входите и присаживайтесь. Не беспокойтесь об улике — она не из тех, которые можно уничтожить.
— Что-что? — недоуменно переспросил Ньюби.
— Не пытайтесь что-либо понять, — посоветовал инспектор Квин. — По крайней мере, сейчас. Он всегда начинает таким образом. Нам остается сидеть и слушать. Мне приходилось делать это сотню раз. — Старик занял единственный стул в спальне, оставив край кровати покойного шефу Ньюби, который опустился на него и бросил взгляд на дверь, словно запоминая путь к ближайшему выходу.
— Вы там не были, Анс, — продолжал Эллери. — Я имею в виду сегодня в квартире Эла Марша на его свадьбе с Маршей Кемп. После церемонии мы втроем остались у свадебного торта…
— Втроем?
— Маленькие пластмассовые новобрачные и я.
— Ну?
— Как обычно, они стояли под балдахином на верху торта. И жених упал. Понимаете?
— Нет.
— Невеста осталась одна.
— Ну и что?
— То, что это было неправильно, не так ли?
— Неправильно? Что именно?
— Когда смотришь на невесту, стоящую там в одиночестве, сразу приходит на ум мысль об отсутствующем элементе.
— Естественно. О женихе. И из-за этого вы прилетели из Нью-Йорка?
— Да, — кивнул Эллери. — Сообщить вам об отсутствующем элементе. С самого начала я чувствовал, что в этой комнате был важный ключ к тайне, но я не мог за него ухватиться. Конечно, когда вам кажется, что вы не можете чего-то вспомнить, вы считаете само собой разумеющимся, что это что-то, виденное вами, но ускользнувшее из вашей памяти. Но одинокая маленькая невеста сегодня объяснила мне мою ошибку. Ключ в спальне Джонни был не тем, что я видел и о чем забыл, а тем, чего я не видел, — чем-то, что должно было там находиться, но отсутствовало. Чем-то, что мой ум искал подсознательно и чье отсутствие подсознательно зарегистрировал. Папа…
— Да, сынок?
Эллери стоял у стенного шкафа с одеждой.
— Комната выглядит так же, как в ночь убийства, за исключением тела Джонни, вещей на ночном столике и трех украденных предметов женского туалета. Правильно?
— Нет, — ответил инспектор. — И орудия преступления.
— Ах да, трех обезьян. Все остальное по-прежнему находится здесь. Это должно включать платяной шкаф Джонни с его содержимым, не так ли?
— Вроде бы так.
— Следовательно, в шкафу сейчас находится то же, что мы обследовали в ночь убийства. Обследовали весьма тщательно — предмет за предметом. В том числе шляпы и обувь Джонни.
— Ну? — спросил старик.
Ньюби молчал разинув рот.
— Давай повторим это. Просмотри содержимое шкафа и называй все предметы, которые увидишь, как делал той ночью. А вы, Анс, слушайте внимательно. Посмотрим, сумеете ли вы это заметить. Это нелегко.
Инспектор Квин начал с аксессуаров — галстуков-самовязов, бабочек и шарфов всех цветов и оттенков.
— Включая коричневые? — прервал Эллери.
— Конечно. Разве я не сказал «всех»?
— Продолжай.
— Десять шляп и кепи…
— Есть среди них коричневые?
— Да, коричневая фетровая шляпа.
— Обувь?
— Из замши, из кордовской кожи, из крокодиловой кожи…
— Кожа не имеет значения. Как насчет цвета?
— Черные, коричневые, серые…
— Демисезонные пальто?
— Синее двубортное, черное с бархатным воротником, кашемировое…
— Какого цвета кашемировое?
— Коричневого.
— Зимние пальто?
— Черное, коричневое…
— Этого достаточно для демонстрации моей идеи. Теперь выйди из шкафа, папа, и просмотри ящики комода, как мы делали в ночь убийства. Начни с ящика с рубашками. Есть там коричневые?
— Разумеется.
— Теперь ящик с носками… Вот этот. Есть среди них коричневые?
— Множество.
— Вы упустили его костюмы. — Ньюби был озадачен, но заинтригован.
— Верно, — кивнул Эллери. Как обычно, в такие времена в нем было нечто от актера, наслаждающегося своей игрой. — Ладно, папа, начни с обычных костюмов Джонни. Какого они цвета?
— Разных оттенков синего и серого.
— Да. Никаких коричневых или бежевых. Вот что меня беспокоило, Анс, хотя я не мог этого осознать: отсутствие костюмов коричневого цвета, хотя все остальное в гардеробе Джонни включало предметы различных оттенков коричневого.
— Может быть, он просто не привез сюда коричневый костюм.
— Это немыслимо. Имя Джонни регулярно фигурировало в десятке мужчин, одевающихся лучше всех. Он, безусловно, не стал бы носить коричневые туфли, шляпу, пальто, а тем более коричневую или бежевую рубашку с костюмом, не соответствующим по тону. Если у него имелись здесь аксессуары коричневого цвета, то они предназначались хотя бы для одного коричневого или бежевого костюма. Но мне было незачем ломать голову на этот счет, — продолжал Эллери. — У Джонни имелся здесь коричневый костюм. Я видел его собственными глазами — на нем, в ночь убийства, когда подслушивал на террасе, как он излагает бывшим женам план нового завещания. На Джонни был коричневый костюм, когда он поднимался в
