отмены заказа на мороженое. Эллери большую часть дня занимался таинственной деятельностью в библиотеке и кабинете. Что он искал, оставалось его секретом. В пять часов Эллери вышел из кабинета — лицо его посерело, между бровями пролегла глубокая складка. Пройдя на веранду, он прислонился к колонне и погрузился в размышления. Солнце успело высушить гравий. Когда Эллери вернулся в дом, уже наступили сумерки; темнота сгущалась с быстротой, характерной для сельской местности.
Поблизости никого не было, в доме царила тишина — его печальные обитатели уединились в своих комнатах. Эллери опустился на стул, закрыл лицо руками и несколько минут сидел неподвижно.
Наконец выражение его лица изменилось — он подошел к подножию лестницы и прислушался. Ни звука. Эллери направился к телефону и провел следующие четверть часа, тихо и серьезно разговаривая с кем-то в Нью-Йорке. Положив трубку, он поднялся к себе в комнату.
Часом позже, когда остальные внизу собирались к обеду, Эллери выскользнул из дома черным ходом, не замеченный даже кухаркой, и некоторое время пробыл в темноте сада.
Как это случилось, Эллери никогда не узнал. Вскоре после обеда он ощутил сонливость и потом припоминал, что и другие выглядели соответственно. Обед был поздний и холодный — исчезновение Оуэна, очевидно, что-то разладило в хозяйстве, так что горничная со стройными ножками подала кофе только после восьми. Спустя менее получаса наступила сонливость. Они сидели в гостиной, вяло беседуя ни о чем. Миссис Оуэн, бледная и молчаливая, залпом выпила кофе и потребовала вторую чашку. Только миссис Мэнсфилд была настроена воинственно и твердо решила позвонить в полицию. Она питала глубокую веру в полицейские силы Лонг-Айленда, особенно в местного префекта, шефа Нотона, и ясно давала понять Эллери, что считает его абсолютно некомпетентным. Гарднер казался нервозным — он что-то бренчал на пианино в алькове. Эмми Уиллоуз словно залезла в раковину — ее веселье испарилось, она не произносила ни слова. Миссис Гарднер выглядела обеспокоенной. Джонатана со скандалом уложили спать.
Приятная истома опустилась на них, как мягкая снежная пелена. В комнате было тепло, и Эллери сквозь дремоту ощущал капли пота на лбу. Он почти заснул, когда его затуманенный мозг подал сигнал тревоги. Пытаясь подняться, использовав свои мышцы, он в панике почувствовал, что скользит во мглу — его тело казалось налитым свинцом и далеким, как Вега.[64] Последней сознательной мыслью перед тем, как комната и лица компаньонов закружились перед глазами, было, что их всех одурманили каким-то наркотиком…
Головокружение возобновилось, как будто ни на секунду не прерывалось потерей сознания. Перед закрытыми глазами плясали огоньки, и что-то упрямо барабанило в виски. Открыв глаза, Эллери увидел на полу яркие солнечные блики. Господи, прошла целая ночь!..
Он со стоном поднялся, держась руками за голову. Остальные валялись вокруг в разных позах, тяжело дыша. Кто-то — Эллери с трудом различил, что это Эмми Уиллоуз, — пошевелился и вздохнул. Дотащившись до бара, Эллери налил себе скверного шотландского виски. Выпивка обожгла горло, и он сразу почувствовал себя лучше. Подойдя к актрисе, Эллери тряс ее до тех пор, пока она не открыла глаза и не уставилась на него.
— Что… когда…
— Нас усыпили, — прохрипел Эллери. — Всю компанию. Попытайтесь оживить остальных, мисс Уиллоуз, пока я пошарю вокруг. И посмотрите, не притворяется ли кто-то из них.
Шатаясь, Эллери двинулся в заднюю часть дома. За кухонным столом сидя спали над чашками остывшего кофе горничная, Миллан и кухарка. Вернувшись в гостиную, Эллери кивнул мисс Уиллоуз, хлопочущей над Гарднером у пианино, и поднялся по лестнице. После кратких поисков он нашел спальню мастера Джонатана — мальчик все еще спал нормальным крепким сном, громко посапывая носом. Господи, он в самом деле сопит!.. Эллери со стоном заглянул в уборную, примыкающую к спальне. Спустя некоторое время он спустился, вошел в кабинет и почти сразу же вышел, едва держась на ногах и с блуждающим взглядом. Взяв свою шляпу из гардероба в прихожей, Эллери шагнул на солнечный свет. Он провел на воздухе пятнадцать минут — дом Оуэна был окружен лесом и казался изолированным, как ранчо на Диком Западе… Когда мрачный и разочарованный Эллери вернулся в дом, остальные уже пришли в сознание, издавая мяукающие звуки и держась за голову, как испуганные дети.
— Ради бога, Квин… — хрипло заговорил Гарднер.
— Кто бы это ни был, он воспользовался люминалом из туалетной наверху, — прервал Эллери, отбрасывая шляпу и морщась от внезапной боли в голове. — Это лекарство миссис Мэнсфилд вчера давала миссис Оуэн, чтобы она поспала. Использовали почти весь пузырек, а это сильное снотворное! Отдыхайте, пока я проведу небольшое расследование на кухне. Думаю, люминал был в кофе. — Вернувшись, он досадливо поморщился. — Неудача… Madame la cuisinere,[65] кажется, была в ванной, Миллан ходил в гараж взглянуть на машины, а горничная где-то прихорашивалась. В результате наш друг получил возможность высыпать в кофейник почти весь порошок из пузырька. Проклятие!
— Я собираюсь вызвать полицию! — истерически взвизгнула миссис Мэнсфилд, пытаясь встать. — В следующий раз нас убьют в собственных постелях! Лора, я настаиваю…
— Пожалуйста, миссис Мэнсфилд, — устало промолвил Эллери, — не надо героических мер. Вы окажете большую услугу, если пройдете на кухню и подавите зреющий там мятеж. Обе женщины, несомненно, намерены упаковывать вещи.
Миссис Мэнсфилд закусила губу и выбежала из комнаты. Вскоре послышался ее увещевающий голос, откуда, однако, исчезли слащавые интонации.
— Но, Квин, — запротестовал Гарднер, — мы же не можем оставаться беззащитными…
— Что я хочу знать, — сказала Эмми Уиллоуз, с трудом шевеля бледными губами, — это кто подсыпал нам люминал и почему… Пузырек наверху. Похоже, это один из нас, не так ли?
Миссис Гарднер негромко вскрикнула. Миссис Оуэн откинулась на спинку кресла.
— Один из нас? — прошептала рыжеволосая женщина.
Эллери невесело улыбнулся. Внезапно его улыбка увяла, и он повернулся в сторону прихожей:
— Что это было?
Все посмотрели туда же, но ничего не увидели. Эллери шагнул к двери.
— Что там еще, ради бога? — простонала миссис Оуэн.
— Мне показалось, что я услышал звук…
Эллери распахнул входную дверь. В комнату хлынули лучи утреннего солнца. Все увидели, как Эллери нагнулся, подобрал что-то на крыльце, быстро осмотрелся, затем покачал головой, вернулся и закрыл дверь.
— Пакет, — нахмурившись, сказал он. — Я подумал, кто-то…
Все уставились на коричневый пакет в его руках. Лицо миссис Оуэн просветлело.
— Может быть, это от Ричарда! — Внезапно радость сменилась страхом. — Или вы думаете…
— Адресовано вам, миссис Оуэн, — медленно произнес Эллери. — Ни штампа, ни марки; надпись сделана карандашом и печатными буквами… Пожалуй, я возьму на себя смелость вскрыть это. — Разорвав веревку и бумагу, он еще сильнее нахмурился, ибо пакет содержал только пару стоптанных коричневых мужских ботинок.
Миссис Оуэн выпучила глаза; ее ноздри затрепетали.
— Это ботинки Ричарда! — вскрикнула она и откинулась назад в полуобмороке.
— В самом деле? — пробормотал Эллери. — Любопытно… Разумеется, в пятницу вечером он носил не их. Вы уверены, что это обувь вашего мужа, миссис Оуэн?
— Его похитили! — крикнула миссис Мэнсфилд из задней двери. — Наверное, там окровавленная записка?
— Там нет ничего, кроме ботинок. Теперь я сомневаюсь в теории похищения, миссис Мэнсфилд. Эти ботинки Оуэн не носил в пятницу вечером. Когда вы видели их последний раз, миссис Оуэн?
— Вчера днем — в его гардеробе наверху, — простонала она.
— Возможно, их украли оттуда прошлой ночью, пока мы все были без сознания, — весело сказал Эллери. — А потом вернули довольно эффектным способом. Пока, как видите, никакого вреда причинено не было. Боюсь, — сурово добавил он, — что мы пригреваем змею у себя на груди.
Никто, однако, не засмеялся.
