разве только он балансировал на лезвии топора. Таким образом, разрез поперек четырех бороздок в подошве сделали намеренно. А поскольку такая спортивная обувь продается почти везде, и отследить происхождение ботинка было бы нелегко, целью разреза являлась идентификация — с его помощью отпечаток в сигарном пепле можно было легко связать с конкретным ботинком Марко Импортунато. Иными словами, снова с целью ложно обвинить Марко в убийстве его брата Джулио. Марко уже допрашивали?
— Очень деликатно, — ответил инспектор Квин. — Мы решили, что в таком деле лучше не спешить. Пока что мы продвигаемся на ощупь.
Эллери поставил ботинок, и сержант Войтершак спрятал его.
— И это все улики против Марко? — спросил Эллери. — Золотая пуговица и отпечаток ботинка?
— Он к тому же левша, — добавил инспектор.
— Левша? Невероятно. Сегодня на уловку с убийцей-левшой уже никто не купится.
— Да, в детективных романах.
— Есть указания на то, что преступление совершил левша?
— Что он мог его совершить.
— И полагаю, все прочие подозреваемые — правши?
— Не знаю насчет всех — их может оказаться великое множество, а мы еще не разобрались со всеми, которые у нас под рукой. Но братья Марко — Джулио, убитый, и Нино, который возглавляет корпорацию, — правши.
— А что указывает на то, что преступление мог совершить левша?
Инспектор Квин кивнул сержанту. Войтершак молча передал Эллери очередную пачку фотографий. Старик постучал по верхней:
— Смотри сам.
Снимок, изображавший угол комнаты, с эстетической точки зрения не был образцом фотографического искусства. Позади массивного дубового письменного стола, щедро украшенного резьбой, на вращающемся стуле сидел человек — вернее, то, что прежде было человеком. Снимок был сделан по другую сторону стола, лицом к мертвецу. Верхняя часть туловища и голова упали вперед на крышку стола, а голова с одной стороны была раздроблена.
На столе лежали большой блокнот и несколько листов бумаги — большая часть крови и мозга попала на газету, где оказалась размозженная часть головы. Вся эта сторона — головы, плеча и стола — являла собой жуткий беспорядок.
Эллери скорчил гримасу.
— Судя по ране, дело обошлось одним страшным ударом, нанесенным с размаху. — Он ткнул пальцем в цветную фотографию. — Вопрос: если между Джулио и его убийцей произошла жестокая схватка с разбиванием ваз и ломанием мебели, каким образом Джулио мог быть обнаружен более-менее мирно сидящим за столом?
— Очевидно, в схватке убийца одержал верх, — пожал плечами инспектор, — и каким-то образом — угрозами или уговорами — заставил Джулио сесть, возможно, чтобы обсудить разногласия, из-за которых произошла драка, а потом огрел беднягу кочергой. Это единственная теория, которая имеет хоть какой-то смысл.
— Время убийства удалось определить? Что сказал человек Праути?
— Человек Праути! Ты шутишь? Это преступление является достаточно важным, чтобы заставить прибыть великого доктора Праути собственной персоной. По его приблизительной оценке, смерть наступила около десяти вечера.
— Кто-нибудь слышал звуки борьбы?
— Помещения для прислуги находятся с другой стороны квартиры. А стены здесь настолько плотные, что в одной из комнат можно устроить детский праздник и никто об этом не узнает. Когда строили «99 Ист», стены были настоящими — не то что нынешние картонные перегородки. Нет, никто ничего не слышал.
Эллери положил фотографию. Сержант Войтершак потянулся к ней, но Эллери подобрал ее снова.
— А Праути не мог быть поточнее насчет времени?
— Беспокоишься, сынок? — усмехнулся старик. — Дело не вписывается в твои обычные стандарты? Нет, не мог — во всяком случае, сегодня. Док говорит, что даст нам более точную информацию, как только сможет — если сможет вообще.
— В этом деле ты, кажется, ни в чем не уверен.
— А ты, кажется, не спешишь ухватиться за теорию с левшой.
Эллери нахмурился и посмотрел на фотографию. Одна из коротких сторон стола упиралась в боковую стену. Таким образом, длинные стороны были параллельны задней стене позади стула мертвеца.
— Тут нет никакой тайны, — сказал Эллери. — Во всяком случае, на этом снимке. Если Джулио во время удара сидел на стуле в обычной позе, то, судя по углу соприкосновения орудия с головой жертвы, удар, безусловно, мог нанести левша.
Инспектор и сержант кивнули без особого энтузиазма.
— Это все? — спросил инспектор Квин.
— Для меня нет, — ответил Эллери. — Это соответствует тому, что Марко — левша, но если его старались оклеветать, если пуговица и след ноги — подтасовка, то и указания на левшу могут быть подтасованы. Я бы хотел побывать в библиотеке Джулио, папа. Можешь устроить, чтобы секретарь… как бишь его… Питер Эннис встретился там с нами?
Без двадцати пяти десять вечера Квины поднялись в маленьком частном лифте на девятый этаж «99 Ист» и вышли в скромный вестибюль перед восточной и западной квартирами. Внизу им пришлось пробиваться сквозь осиный рой репортеров и фотографов, поэтому они выглядели потрепанными.
— Откройте, — приказал инспектор Квин полицейскому, дежурившему у двери восточной квартиры. Тот постучал трижды, и дверь отпер изнутри другой полицейский.
— Внизу дела плохи, инспектор? — спросил он.
— Проходу не дают. Все в порядке, Малви, мы найдем дорогу. Во мне кипит кровь ищейки.
Эллери последовал за отцом, разглядывая высокие потолки и орнаментику в стиле рококо. Мебель была массивной и большей частью итальянской, но яркий декор, не связанный с каким-либо периодом, выражал вкусы декоратора — несомненно, самого Джулио Импортунато. Очевидно, убитый был беспечным жизнелюбом, подумал Эллери. Портрет маслом в натуральную величину подтверждал его догадку. Это был высокий одутловатый мужчина с пышными усами и дружелюбными озорными глазами, напомнивший Эллери картину Халса «Цыган», которую он видел в Лувре. Символика художника соответствовала характеру избранного им персонажа. На столе, у которого был изображен младший из трех братьев, возле пустой винной бутылки, лежали игральные кости, высыпанные из перевернутой кожаной коробки, а покоящийся на том же столе кулак Джулио сжимал ножку бокала. В зеркале на заднем плане отражалась широкая кровать, на которой лежала улыбающаяся обнаженная женщина солидных габаритов. Раму украшали золотые купидоны.
— Жаль, — промолвил Эллери.
— О чем ты?
— Просто у меня в голове мелькнула пошлая мысль о смерти… Сколько же комнат в этом лабиринте?
Наконец они добрались до места преступления. Библиотека, по словам инспектора Квина, пребывала в том же состоянии, в каком ее застал Питер Эннис, хотя полицейским пришлось кое-что передвинуть во время обследования. Стулья были опрокинуты, разбитые лампы лежали на полу, подставка для каминного оборудования валялась на камнях очага, даже обломки старинного табурета находились на прежнем месте. И хотя тело Джулио Импортунато уже убрали, оставался его суррогат — очертания торса и головы, нарисованные мелом на окровавленном письменном столе.
— След ботинка был здесь? — Эллери указал носом туфли на дыру диаметром около двух футов, вырезанную в синем индийском ковре. Дыра располагалась возле одного из передних углов стола.
Инспектор кивнул.
— Кусок ковра вырезали для окружной прокуратуры в надежде, что его примут как улику.
