приготовить горячую ванну.
Гонория кивнула. Она выполнила поручение Маркуса и теперь могла подумать о себе.
Следующим утром солнце как ни в чем не бывало светило на безоблачном небосклоне. Гонория – укутанная в стеганые одеяла и снабженная горячей грелкой – проспала сном праведника двенадцать часов подряд. Накануне вечером приезжал гонец с письмом из Фензмора. Маркус благополучно добрался до дома и теперь, очевидно, тоже лежал в постели с горячей грелкой в ногах.
И все же Гонория тревожилась за него. Вчера она продрогла до костей, а ведь ему пришлось мокнуть под дождем куда дольше, чем ей. Вдобавок дул сильный ветер. Принимая ванну, она слышала, как шумно скрипели за окном деревья. Маркус наверняка простудился. А что, если у него не просто вывих, а перелом? Они послали за хирургом или решили обойтись собственными силами?
Кстати, кто «они»? Насколько она знала, у Маркуса не было близких родственников. Кто позаботится о нем, если он всерьез заболеет? Нельзя же полагаться только на слуг.
Нет, она не сможет жить в ладу с собой, пока не убедится в том, что у него все в порядке.
Завершив утренний туалет, Гонория спустилась к завтраку, чем вызвала всеобщее удивление. Правда, джентльмены уже вернулись в Кембридж, но юные леди сидели за столом, с аппетитом поглощая яичницу и тосты.
– Гонория! – воскликнула Сара. – Скажи на милость, зачем ты встала с постели?
– Все прекрасно, – успокоила ее Гонория. – Я даже ни разу не чихнула.
– Вчера вечером у нее были не пальцы, а настоящие сосульки, – поведала Сара, обращаясь к Сесили и Айрис. – Она не могла удержать в руках перо.
– Я согрелась в горячей ванне, замечательно выспалась и теперь совершенно здорова, – сказала Гонория. – Сегодня утром мне хотелось бы съездить в Фензмор. Лорд Чаттерис по моей вине вывихнул лодыжку, и я обязана навестить его.
– В чем заключалась твоя вина? – осведомилась Айрис.
Гонория прикусила губу. Ничего не поделаешь, придется объяснять.
– Да так, чистая случайность, – наскоро сочинила она. – Я споткнулась о корень дерева, а лорд Чаттерис хотел поддержать меня и оступился. По-моему, там была кротовая нора.
– Фу, кроты такие противные, – заявила Айрис.
– Я нахожу их довольно милыми, – сообщила Сесили.
– А мне надо найти твою матушку, – отозвалась Гонория. – И попросить, чтобы заложили экипаж. Хотя, пожалуй, я могу поехать верхом. Дождь давно кончился.
– Сначала тебе надо позавтракать, – напомнила Сара.
– Мама ни за что не отпустит тебя без сопровождения, – сказала Сесили. – Фензмор – обитель холостяка.
– Полагаю, он живет не один, – заметила Айрис. – У него наверняка множество слуг.
– Надо думать, никак не меньше сотни, – откликнулась Сесили. – Вы никогда не видели, какой там дом? Не дом, а громадный замок. Впрочем, не важно. – Она повернулась к Гонории: – Слуги слугами, но семьи у него нет. Значит, ты не можешь явиться к нему в одиночестве.
– Я возьму кого-нибудь с собой, – нетерпеливо произнесла Гонория. – Мне все равно. Главное – побыстрее выехать.
– Возьмете кого-нибудь с собой? Куда? – спросила миссис Ройл, входя в столовую.
Гонория коротко изложила свою просьбу и тотчас получила ответ.
– Разумеется, – решительно кивнула миссис Ройл, – необходимо проведать его светлость. Это наш христианский долг.
Гонория удивленно моргнула. Неужели с ней так легко и быстро согласились?
– Я поеду с вами, – добавила миссис Ройл.
Чья-то чашка со звоном опустилась на блюдце. Гонория повернулась – Сесили натянуто улыбалась, сжимая чашку с такой силой, что та грозила лопнуть.
– Мама, – вымолвила Сесили, – если поедешь ты, тогда и мне надо ехать.
Миссис Ройл задумалась.
– Если поедет Сесили, тогда мне тоже надо ехать, – выпалила Сара.
– Почему? – удивилась Сесили.
– По всей видимости, – холодно изрекла Айрис, – я единственная, кому туда ехать не надо.
– Я готова отправиться в любой компании, – вмешалась Гонория, с трудом сдерживая раздражение. – Мне просто не хотелось бы попусту терять время.
– С вами поедет Сесили, – определилась наконец миссис Ройл. – Я останусь здесь, вместе с Сарой и Айрис.
Сару явно разочаровал такой вердикт, но она не могла оспорить его. Зато Сесили вскочила из-за стола, сияя лучезарной улыбкой.
– Сесили, ступай наверх. Пусть Пегги причешет тебя, – распорядилась миссис Ройл. – Нельзя же…
– Прошу вас, – перебила Гонория. – Я предпочла бы выехать немедленно.
Даже у миссис Ройл не нашлось аргументов в пользу того, что прическа ее дочери важнее здоровья графа Чаттериса.
– Хорошо, – деловито сказала она. – Отправляйтесь сию же секунду. При одном условии: если он серьезно болен, вы должны убедить его перебраться сюда и получить достойный уход.
У Гонории на сей счет имелось собственное мнение, однако она сочла за лучшее оставить его при себе и, не говоря ни слова, устремилась к выходу. Сесили и миссис Ройл последовали ее примеру.
– И непременно доведите до его сведения, что мы не планируем покидать Брикстен в ближайшие несколько недель, – продолжила миссис Ройл.
– Разве? – изумилась Сесили.
– Да. А ты не связана никакими обязательствами и свободно можешь каждый день приезжать и проверять, как о нем заботятся… – Миссис Ройл на мгновение замялась. – Э-э, если лорд Чаттерис изъявит такое желание.
– Конечно, мама, – согласилась изрядно смущенная Сесили.
– И передайте ему мои наилучшие пожелания, – добавила миссис Ройл.
Гонория сбежала вниз по лестнице, от души надеясь, что скоро подадут экипаж.
– Скажите ему, что мы с мистером Ройлом молимся о его скорейшем выздоровлении.
– Мама, возможно, он вовсе не так уж болен, – сказала Сесили.
Миссис Ройл нахмурилась:
– Не знаю. Но если…
– Тогда я, безусловно, передам ему твои пожелания, – договорила за нее Сесили.
– Наша карета! – обрадовалась Гонория.
– Запомните! – призывала миссис Ройл, пока лакей помогал Гонории и Сесили сесть в карету. – Если он болен, передайте ему…
Однако лошади уже тронулись с места.
Маркус еще лежал в постели, когда дворецкий осторожно заглянул в спальню и сообщил, что леди Гонория Смайт-Смит и мисс Ройл прибыли с визитом и ожидают в желтой гостиной.
– Прикажете передать им, что вы не расположены принимать гостей? – осведомился дворецкий.
Маркусу очень хотелось сказать «да». Он чувствовал себя ужасно, а выглядел, должно быть, еще хуже. Накануне вечером он промерз, продрог и, когда Джимми нашел его, дрожал так, что чуть не лишился зубов. Дома ему первым делом пришлось попросить камердинера разрезать сапог. Событие, достаточно печальное само по себе – Маркусу нравились эти сапоги, – обернулось дополнительной неприятностью. Камердинер несколько переусердствовал, и теперь на левой голени Маркуса красовался свежий след от ножа длиной не менее четырех дюймов.
Однако случись нечто подобное с Гонорией, он непременно пожелал бы лично оценить состояние ее
