Она обнаружила его в одной из комнат, соединенных со спальней. Он задумчиво стоял у окна. От его неподвижной фигуры на нее повеяло холодом.
— Добрый день, — негромко произнесла она, подходя ближе, опасаясь, что, когда он повернется и она увидит его лицо, для нее окончится очарование последних часов, угаснут возродившиеся надежды.
Он повернулся на ее голос, и она сразу почувствовала теплоту в его глазах, в словах, когда он ответил ей тем же:
— Добрый день.
Да, день должен быть добрым. Как и все последующие за ним.
Глядя вместе с Саймоном в окно, выходящее на Гросве-нор-сквер, ощущая его руки у себя на плечах, она тихо спросила:
— Никаких сожалений?
Она сейчас не могла видеть его лица, он стоял позади, но услышала твердый голос:
— Никаких… Только некоторые мысли…
— О чем? — Он молчал, и она продолжила:
— Если ты сейчас… если еще не готов стать отцом… мы можем… я могу… ждать сколько нужно.
Он обхватил ее руками, погладил грудь под легким утренним пеньюаром.
— Дафна… Не пытайся говорить за меня… пожалуйста. Просто я привыкаю к мысли о ребенке… о детях… Не буду уверять, что это мне легко. После всех лет, когда я вынашивал свой способ мести. Однако именно сейчас я думал о другом…
— О чем? — снова спросила она.
— Я думал… — ответил он медленно, слегка запинаясь. — Что, если он… она… будут, как я… Ты п- понимаешь, что я х-хочу сказать?
— Если он будет заикаться с рождения, — сразу произнесла она твердо и отчетливо, — мы будем любить его еще сильнее… И я попрошу у тебя совета, как помочь ребенку. И ты дашь этот совет. Разве ты отвергнешь страдающее дитя?
Он отстранил ее от себя — так, чтобы видеть ее лицо, глаза. На его собственном лице было написано несколько забавное удивление: как, оказывается, легко и просто можно ответить на самые сложные вопросы.
А что же может сказать он? Наверное, только то, что говорил уже бесчисленное число раз за последние часы:,
— Я так люблю тебя, Дафф…
К вечеру этого долгого-долгого дня Дафна вспомнила о письмах, переданных ей старым герцогом, и решила заговорить о них с Саймоном.
Письма его отца. Что в них может быть? Извинения? Обвинения? Раскаяние? Герцог Мидлторп советовал ей выбрать нужный момент для вручения их Саймону. Дафне хотелось думать, что этот момент наступил: Саймон отбросил навязчивую мысль о мщении, а значит, начал избавляться от груза ненависти, от своей зависимости, от темных сил, заполнявших душу.
Не один раз Дафна испытывала желание вскрыть и прочесть хотя бы одно письмо, но так и не поддалась этому искушению. И вот теперь она принесла их из потайного места у себя в спальне и положила перед Саймоном.
— Что это? — спросил он.
— Письма твоего отца. Мидлторп передал их мне для тебя. Ты помнишь? Я уже говорила тебе. Он кивнул. Спокойно кивнул.
— Да, помню, что просил их сжечь.
Дафна слегка улыбнулась:
— Видимо, старик осмелился не выполнить твоей просьбы.
Саймон тоже изобразил улыбку.
— И ты сделала то же самое, как я вижу, — сказал он.
Она опустилась на софу рядом с ним.
— Разве тебе не хочется прочитать их?
Он ответил не сразу.
— Н-не знаю, — сказал он потом.
— Они могут помочь тебе окончательно избавиться от прошлого, — предположила она.
— Или сделать настоящее еще тяжелее, — возразил он, и она не могла не согласиться с ним.
Саймон смотрел на пачку, перевязанную лентой, и ожидал, что сейчас на него нахлынет былая злость, которая превратится в ярость… в неистовство.
Но он не чувствовал ни того ни другого. Ровно ничего.
Это было странное, удивительное ощущение. Он ожидал всего, кроме этого. Никаких чувств. И никакого желания прочитать их.
Он повернул голову к Дафне, смотревшей на него с тревогой.
— Пожалуй, я подожду с чтением, — сказал он.
— Ты не хочешь знать; что там написано?
Он отрицательно мотнул головой.
— Но ты не собираешься сжечь их?
Он пожал плечами.
— Наверное, нет.
Она переводила взгляд с его лица на письма и обратно.
— Что же ты хочешь делать с ними?
— Ничего.
— Совсем ничего?
Он улыбнулся:
— Я уже сказал именно это.
— Н-но… к-куда же их?.. — в растерянности проговорила Дафна.
Его улыбка сделалась шире.
— Еще немного, и ты начнешь заикаться, совсем как я.
Ее это не слишком насмешило, и, согнав улыбку, он заговорил снова:
— Мне действительно сейчас не хочется… расхотелось… ворошить старое. Пусть письма подождут.
Благодаря тебе я почти выбросил… освободился от памяти об отце… И пока не хочу впускать его снова в свои мысли и душу. — Он обнял Дафну. — Сейчас у меня другие мысли и дела… более важные…
— Саймон…
Она покраснела, потому что в комнате было еще светло и потому что его действия стали впрямую отвечать его намекам.
Эпилог
Саймон в удивлении всплеснул руками. Газетный листок плавно покружил в воздухе и начал опускаться на пол.
— Откуда она, эта чертова леди Уислдаун, может знать такое? — воскликнул он. — Мы никому еще, по- моему, не говорили о том, что решили назвать ребенка именно Гилбертом!
Дафна не могла сдержать улыбки, глядя на бушующего мужа. Из-за такого пустяка.
— Просто случайная догадка, — сказала она умиротворяюще и вновь переключила все внимание на
