Питер ничего не ответил, лишь слегка наклонил голову.
Леди Нили улыбнулась, довольно устрашающе растянув губы, а затем повернулась и закричала:
– Мисс Мартин! Мисс Мартин!
И она исчезла в взметнувшихся позади нее завихрениях розового шелка. Тили подумала, что бедная мисс Мартин несомненно заслуживает медали.
– Вы были великолепны! – сказала она Питеру. – Я не знаю никого, кто бы смог противостоять ей, так как это сделали вы.
– Ничего особенного, – вздохнув, сказал Питер.
– Глупости! – возразила Тилли. – Это было нечто…
– Тилли, остановитесь, – сказал Питер, явно испытывавший неудобство от беспрерывного внимания со стороны других гостей.
– Хорошо, – согласилась девушка, – но я так и не получила свой лимонад. Не будете ли вы столь любезны, проводить меня?
Он не мог ответить отказом на эту прямую просьбу в присутствии столь многочисленных зрителей. Тилли попыталась сдержать довольную улыбку, когда он взял ее под руку и повел обратно к столу с закусками и напитками. Питер был почти невыносимо красив в этом своем вечернем костюме. Тилли не знала, когда и по каким причинам он решил отказаться от военной формы, но он имел потрясающую осанку. Было истинным наслаждением держать его под руку.
– Мне неважно, что вы говорите, – прошептала Тилли. – Вы были великолепны, и заслуживаете благодарности со стороны лорда Истерли.
– Любой на моем месте…
– Нет, не любой, и вы это знаете, – прервала его Тилли. – Прекратите стыдиться своего благородства. Я нахожу его весьма притягательным.
Лицо Питера вспыхнуло. Он выглядел так, словно ему очень хотелось ослабить свой шейный платок. Тилли с удовольствием бы рассмеялась, если бы не была уверена, что это еще больше смутит его.
И тут она совершенно ясно осознала, хотя и думала об этом два дня назад, но окончательно поняла именно сейчас, что любит его.
Это было удивительное, ошеломляющее чувство, и совершенно очевидно, что оно стало частью ее самой. Независимо от того, кем она была прежде, теперь в ней появилось что–то новое. Тилли существовала не для него и не из–за него, но, так или иначе, Питер стал маленькой частичкой ее души, и она понимала, что никогда уже не будет прежней.
– Давайте выйдем на улицу, – импульсивно предложила Тилли, потянув Питера по направлению к дверям.
Питер попытался воспротивиться ее порыву, удерживая Тилли за руку.
– Тилли, вы же понимаете, что это плохая идея.
– Для вашей репутации или моей? – поддразнила она.
– Для обеих, – убежденно ответил Питер, – хотя смею напомнить вам, что моя репутация восстановится.
Также как и ее, легкомысленно подумала Тилли, если он женится на ней. Не то, чтобы она хотела заманить его в ловушку брака, но, тем не менее, было просто невозможно не думать об этом. Прямо здесь, находясь посередине бального зала, она мечтала о том, как будет стоять рядом с ним в церкви и в присутствии всех своих друзей произносить брачные обеты.
– Никто не увидит, – сказала она, продолжая тянуть его за руку, стараясь при этом, не привлекать внимания. – К тому же, смотрите, гости переместились в сад. Мы не останемся одни ни на минуту.
Питер проследил за ее пристальным взглядом на французские двери. И увидел несколько пар, прогуливавшихся по саду, так что казалось, что ни на чьей репутации не могло оказаться ни единого пятна.
– Ну что же, – сказал он, – раз вы настаиваете.
Тилли победно улыбнулась.
– О, да, я настаиваю.
Ночной воздух был прохладным, но весьма приятным после духоты бального зала. Питер попытался остановиться в зоне видимости через двери, но Тилли продолжала тащить его дальше. И хотя ему следовало бы настоять на своем, задержав девушку у дверей, он обнаружил, что не может этого сделать.
Тилли вела, а он, хотя и знал, что это неправильно, следовал за нею и никак не мог заставить себя сопротивляться.
– Вы действительно думаете, что кто–то украл браслет? – всматриваясь в освещенный факелами сад, спросила Тилли, когда они подошли к балюстраде.
– Я не хочу говорить о браслете.
– Прекрасно, – сказала девушка. – А я не хочу говорить о Гарри.
Питер улыбнулся. Было в ее тоне что–то такое, что показалось ему забавным. Должно быть, она и сама это услышала, поскольку усмехнулась в ответ.
– Так о чем мы могли бы поговорить? – спросила Тилли.
– О погоде?
Она состроила недовольную гримаску.
– Я
– Пожалуй, – живо отозвалась она. – Во всяком случае, не теперь.
– Очень хорошо, – сказал Питер – тогда ваша очередь предложить тему.
– Хорошо, – ответила Тилли. – Давайте поиграем. Расскажите мне о вашей жене.
У него перехватило дух, как будто в горло попала самая крупная пылинка в мире.
– Моей жене? – эхом отозвался Питер.
– О той, которую, согласно вашему утверждению, вы ищете, – пояснила Тилли. – Вы, как можно подробнее, расскажете мне о ваших предпочтениях, и я смогу помочь вам в поисках.
– Вы мне поможете?
– Конечно. Вы сказали, что я выставляю вас как охотника за приданым, а мы только что провели последние тридцать минут в обществе друг друга, и часть этого времени – на виду у худших сплетников Лондона. Согласно вашим утверждениям я отбросила вас назад на целый месяц. – Тилли пожала плечами, хотя движение выглядело неясным под мягкой синей шалью, накинутой на ее плечи. – Это самое меньшее, что я могу для вас сделать.
Питер достаточно долго всматривался в лицо девушки, после чего, проиграв битву с самим собой, сдался.
– Хорошо. Что вы хотите знать?
Тилли улыбнулась, испытав удовольствие от своей победы.
– Она должна быть умной?
– Конечно.
– Прекрасный ответ, мистер Томпсон.
Питер любезно кивнул, желая быть достаточно сильным, чтобы не наслаждаться этой игрой. Безнадежно, он не мог перед ней устоять.
Обдумывая вопросы, Тилли постукивала указательным пальчиком по своей щеке.
– Она должна быть сострадательной? – спросила девушка.
– Надеюсь, что так.
– Быть доброй к животным и маленьким детям?
– Быть доброй ко
Тилли метнула в него яростным взглядом, и Питер тихо рассмеялся, чуть плотнее прислонившись к балюстраде. Его охватила удивительная, чувственная расслабленность и Питер совершенно обо всем забыл. Возможно, они и были гостями на Большом Лондонском Балу, но в эту минуту для Питера не существовало ничего и никого, кроме Тилли и ее дразнящих слов.
– Вы можете обнаружить, – сказала Тилли, сердито и довольно высокомерно взглянув на него – что,
